- Вы прелестно выглядите, фру Ларссон, - говорит Туррель. - Эд, как только распрощаетесь с женой, зайдите ко мне. До свидания, фру Ларссон.
- До свидания, господин Туррель.
Мы с Фросей проехали мимо стокгольмского городского парка, где гарцевали яркие всадники, бегали седовласые старики и старушки в разноцветных тренировочных костюмах, носилась ребятня со счастливыми утренними мордашками, и через пять минут оказались на большой площади перед портом «Викинг-лайн».
В этот ранний утренний час машин на площади было совсем немного, и я запарковала свою «вольвочку» не очень грамотно с точки зрения полицейских властей, но достаточно удобно для того, чтобы Витя мог увидеть нас сразу же, как только коснется колесами шведской земли.
До прихода парома из Хельсинки оставалось еще тридцать пять минут. Мы с Фросей вылезли на прогретый солнцем асфальт и уселись на какую-то тумбу неизвестного мне назначения. И замерли в ожидании.
Как выяснилось потом, эти тридцать пять минут были самыми отвратительными и неприятными для моего мужа Эдварда Ларссона…
- Вы знаете, как я к вам отношусь, Эдвард, - сказал господин Туррель моему Эдику в своем кабинете. - Это я настоял на том, чтобы сделать вас начальником отдела, так как всегда считал вас одним из самых способных инженеров нашей фирмы. Однако вчера вечером на предварительном совещании совета директоров были высказаны сомнения в целесообразности вашей поездки в Ленинград в качестве представителя «Белитроника».
- Какая мотивировка? - спросил Эдик.
- Достаточно гнусная. Было решено, что представлять нашу фирму в России не имеет права человек, жена которого когда-то в этой же стране вела сомнительный образ жизни.
- Кто же возглавит группу? - поинтересовался Эдик.
- По всей вероятности, Гюнвальд Ренн.
- Какая мерзость! - брезгливо сказал Эдик и вышел из кабинета шефа.
Господи! Я даже представить себе не могла, что в пароме может поместиться столько автомобилей!
Эта белая сверкающая громадина, по борту которой было написано пятиметровыми буквами - «Силья-лайн» и нарисована голова мультипликационного моржа, распахнула огромные ворота в носу и стала выплевывать на грешную землю такое количество легковых машин, что я просто ахнула! Что-то около тысячи!..
А за ними, словно мамонты, поперли из парома тяжеленные грузовики с фургонами. Несколько сотен! Английские, немецкие, французские, польские, советские… Цирк, да и только!
Правда, место для наблюдения я выбрала очень удачное - все они, в конечном счете, катились мимо меня. На всякий случай я посадила Фросю на крышу своей «вольвочки», а сама влезла ногами на тумбу. Чтобы нас было хорошо видно.
Из кабин проходящих машин мне кричали на всех языках мира, но я не обращала внимания. Я ждала «свою» машину. И дождалась.
Уже когда в сердце стала закрадываться тревога, я вдруг увидела, как один мамонт несколько раз мигнул дальним светом и трижды коротко просигналил. Я вгляделась в его номера - АВЕ 51-15. «Совтрансавто»!..
- Витя!.. Витенька!!!
51-15 вывернул из общего потока и подкатил ко мне.
Он выскочил из своей высоченной кабины и снял меня с этой дурацкой тумбы. И не опустил на землю. Он продолжал держать меня на руках, словно ребенка, а я как безумная целовала его шею, лицо, глаза…
Через час мы уже сидели на пустынной терраске того придорожного кафе, куда я затащила его в первую нашу встречу.
Снова две наши машины разглядывали нас своими фарами, снова возилась под столом Фрося. На этот раз мы пили только кофе и я была трезва, как стеклышко. На столе лежала круглая буханка ленинградского черного хлеба.
- Соседи твои во Всеволожске - садоводство там у них…
- Я знаю.
- Дочка их - на юге. Отдыхает.
- Скажите, пожалуйста!..
- Алле Сергеевне паренек один помогает - в аптеку там или в магазин. И вообще, хозяйничает.
- Что еще за «паренек»? - удивилась я.
- Нормальный. Лет шестнадцати. Ученик ее. Козлов, Юра, что ли?
Я чуть со стула не свалилась:
- Козел!!! Вот это да!..
- Может, и Козел, но парень четкий. Она за ним, как за каменной стеной.
Подошла девочка-кельнер:
- Что-нибудь еще, мадам? - и с удивлением посмотрела на буханку.
- Еще кофе? - спросила я Витю.
- Нет, спасибо. Пора. Мне еще пятьсот верст пилить до Гетеборга.
- Ну, посиди еще секунду, - попросила я и сказала девочке по-шведски: - Пожалуйста, блок самых лучших американских сигарет. И зажигалки одноразовые есть?
- Да, мадам. Какого цвета?
- Всех цветов.
- В упаковке десять штук.
- Всю упаковку.
- Простите, мадам. Что это такое? - спросила девочка и показала на буханку черного хлеба.
- Русский хлеб, - рассмеялась я.
- Вкусный?
- Очень! Хочешь попробовать?
- Нет, нет, что вы. Сейчас я принесу сигареты и зажигалки.
Она ушла, а мы еще немножко помолчали. Он мне так нравился, как еще не нравился никто в моей жизни. Я ему так и сказала:
- Ты мне так нравишься, как мне никто еще не нравился во всей моей жизни!
- И ты мне, - сказал он. - Точно так же.
- Черт возьми… Где же ты раньше был, Витя?..
- А ты где?
- Я была в таком дерьме, что лучше и не вспоминать.
- Вот и не вспоминай.
- Не получается. Нет-нет, да и напомнят.
Пришла девочка-кельнер, положила на стол блок сигарет, упаковку с разноцветными зажигалками и счет. Я расплатилась, сунула черный хлеб в сумку, взяла Фросю на руки, и мы пошли к машинам.
- На, отдай это Козлу, - я протянула Вите сигареты и зажигалки. - Маме я ничего не передаю - сама скоро буду. А тот пакетик, который я тебе в кабину положила, отвези на Ракова, пятнадцать… Там адрес написан. Это между Музкомедией и «Пассажем». Отцу моему. У него ноги больные - все время мерзнут. Я там носки ему теплые положила и кое-какие шмоточки для его детей… Ладно?
- Нет вопросов.
- Ты прости меня, я тебя так напрягаю, но ты единственное звено…
- Помолчи, - он стал целовать меня бережно и нежно.
Мне показалось, что я сейчас потеряю сознание…
- Садись в свой драндулет, - хрипло сказала я ему. - Провожу тебя километров десять до седертелье. Там я останусь на развилке, а ты не останавливайся, иди прямо на Гетеборг. Я тебе помашу. Так лучше будет…
Мы летели по шоссе, обгоняя всех. Я - впереди, Витя - сзади.
Когда открывался участок дороги, свободный от встречных машин, я снижала скорость и пристраивалась к нему слева - кабина в кабину. Как только кто-то показывался нам навстречу, я сразу вырывалась вперед и занимала свой ряд…
А потом, под зеленым аншлагом «Седертелье» я включила правый поворот, съехала на обочину перед самой развилкой и остановилась. И вылезла из машины.
Витя замедлил скорость, помигал мне фарами, врубил клаксон на полную мощь и с тревожным ревом промчался мимо меня в свой идиотский Гетеборг за какими-то там запчастями, черт бы их побрал!..
Я сидела за стойкой бара заправочной станции, потягивала свой ананасовый сок с кокосовым молоком и наблюдала за тем, как работает Рея.
- Возьми меня в помощницы, - обронила я небрежно.
- А в судомойки пригласим датскую принцессу, да? - развеселилась Рея. - После того как Ларссона сделали начальником отдела такой фирмы, ты можешь стать только хозяйкой собственного предприятия. Положение обязывает!..
- Плевала я на это положение.
Рея вытащила телефон из-под стойки:
- Будешь звонить Эдварду?
- Нет. Настроение не то.
- Жаль, - Рея убрала телефон. - Я люблю слушать, когда вы разговариваете по-русски…
По-русски все-таки пришлось поговорить. Не по телефону, а нос к носу. И не так, как хотелось бы, но пришлось…
Я зачем-то затеяла уборку и таскала воющий пылесос по всему дому, а Эдик пытался после работы смотреть телевизионные новости. Я мешала ему своим пылесосом, он мешал мне своим присутствием - оба мы были раздражены и даже не пытались это скрыть. Наверное, наше вздрюченное состояние передалось и Фросе - с нервным лаем она носилась за мной по всем комнатам.
- Почему нужно заниматься уборкой дома во второй половине дня? - резонно спросил он, стараясь перекричать пылесос, телевизор и Фросю.
- Потому что в первую половину я была занята! - прокричала я, тупо шуруя щеткой вокруг большой напольной вазы с сухим ковылем.
- Тогда, может быть, ты сначала приберешь второй этаж и дашь мне посмотреть «Новости»?
А мне в эту секунду хотелось послать в задницу и первый, и второй этаж, и пылесос, и его самого. Мне хотелось сейчас сидеть в кабине тяжелого грузового «вольво», держать на коленях Фросю, смотреть на большие, красивые, сильные руки Вити, лежащие на огромном руле, и подъезжать вместе с ним к Гетеборгу, в котором я так ни разу еще и не была…
