– Алфей… – выдохнул Геннадий, подмигнув напарнику.
Подземник как-то странно посмотрел на мутанта:
– Да, Алфей. А вам, простите, откуда известно название проекта?
– Долго рассказывать, – ответил за приятеля Таран. – Что сейчас с разработкой? Она сохранилась?
– Видите ли… Не все так просто… – Ученый вздохнул. – Стабильный образец получить так и не удалось. Штамм действует какое-то время, но лишь пока есть, что «переваривать». То бишь, лишившись среды обитания – определенного радиоактивного фона, – бактерии спустя какое-то время погибают. Как, впрочем, гибнут они и от слишком интенсивного облучения. Собственно, над повышением стойкости штамма к внешней среде я и бьюсь все эти годы. Но наделить его способностью переходить в пассивную фазу или хотя бы исключить губительное влияние чрезмерно высокой дозы, увы, пока так и не удалось…
Когда Подземник замолчал, понурив голову, во взгляде Тарана читалось уважение. Этот жалкий на вид, но безмерно целеустремленный представитель ученой братии обладал достаточным мужеством, чтобы признать собственное бессилие перед вопросом, поискам ответа на который самоотверженно посвятил более двух десятков лет добровольного заточения.
– Как так получилось, что ты выжил один? Где остальные?
– Персонал лаборатории заблаговременно вывезли. За несколько часов до Удара. – Подземник устало плюхнулся в просиженное кресло, жестом предложил сталкерам располагаться на диване напротив.
– А ты, значит, остался? – додумал Геннадий.
– Конечно. У меня эксперимент был в самом разгаре. Я просто не мог все бросить, когда на кону… – ученый запнулся, подбирая эффектные слова, но быстро остыл и горестно махнул рукой. – Потом связь с головными исследовательскими центрами в Москве и других городах оборвалась… Эх, надо было валить вместе со всеми! А я молодой был. Все верил во что-то. Надеялся…
– Так почему до сих пор не ушел?
– Поначалу и не смог бы. Из комплекса два выхода есть – основный и резервный. Оба шахтных ствола завалило, когда… ну… все полетело в тартарары. И я увидел в этом знак. Все представлял, как, наконец, доведу «Алфей» до ума, как меня найдут, на руках носить будут… – Подземник осекся и комично помотал головой, возвращаясь к теме. – Лет этак через пяток с начала моей «отсидки» объявились «головастики».
– Тритоны, – шепнул Таран приятелю.
– Как уж эти прохвосты в водохранилище пробрались – мне то неведомо. Только стали они меня подкармливать и всякими сувенирами задаривать. Полезными, с их точки зрения. Однажды даже акваланг притащили. Я ведь, грешным делом, подумывал им воспользоваться, но потом здраво рассудил, что, оставшись в лаборатории, протяну гораздо дольше, чем на поверхности…
– И что же тритоны?
– Каюсь, не сразу заметил причинно-следственную связь между их подарочками и моими исследованиями. Я после каждого эксперимента очищенную от радиации воду выкачиваю на поверхность. Приспособил под это дело водопровод.
– Зачем на поверхность? – не удержался от вопроса Дым.
– Для чистоты эксперимента. Куда ее тут девать? В ней же образцы штамма остаются некоторое время.
– И серокожие стали этой водицей здоровье поправлять?
– Думаю, да. Остаточный эффект позволяет уничтожать накопленную в организме радиацию, пока часть бактерий еще продолжает функционировать.
– И это чудодейственное средство позволяет охотникам их племени забираться в такие места, куда даже с костюмом высшей защиты не сунешься, – Таран отхлебнул любезно предложенной хозяином воды из высокого, похожего на пробирку, стакана.
– Пейте, пейте, – улыбнулся Подземник. – Очищенная. Правда, штамма в нем уже не осталось. А если хотите взглянуть на «активную» воду, то милости прошу!
Ученый вскочил и энергично зашагал к входу в следующий зал, откуда доносились щелчки и попискивание работающего оборудования.
– Здесь у меня смонтирован автоклав, в котором, собственно говоря, образцы штамма и вступают в реакцию с радиоактивной средой.
Проследовав за хозяином лаборатории внутрь просторного бокса с красующейся посреди мудреной установкой, сталкеры с опаской приблизились к широкому чану с толстыми металлическими стенками и таким же массивным колпаком, что был сейчас откинут, позволяя созерцать плескавшуюся внутри биореактора воду.
– Еще одна неудача… – без особого расстройства протянул Подземник, активируя на приборной панели невзрачную кнопку под надписью «Система откачки».
На бликующей поверхности сформировалась воронка, и вода жизнерадостно забулькала в трубах, устремляясь на поверхность.
– Вот так, – ученый подмигнул гостям. – Пусть порадуются, болезные. А я пока заполню автоклав новой порцией грязной водички.
Изрядно подустав от беседы и обилия незнакомых терминов, Дым решил продолжить ознакомительную прогулку по комплексу самостоятельно и уже сунулся было в очередную дверь, как Подземник строго окликнул его:
– Эм… Я бы попросил вас не ходить в энергоблок. Оборудование старое, того и гляди накроется. Не хотелось бы, чтобы вы там случайно что-нибудь не то нажали. Если силовая установка пойдет вразнос, перекрытия могут не выдержать вибрации. Здесь давно все на соплях…
Словно в подтверждение слов ученого послышался отдаленный гул. Отчетливо ощутимая дрожь прокатилась по помещениям, но быстро стихла. Эхом прошелестела, осыпаясь, штукатурка.
– Да-да, конечно, – Геннадий резво отпрыгнул от двери. – Я уж лучше где-нибудь тут, рядышком погуляю…
Шествуя мимо батареи пробирок, колб и шкафов со склянками всевозможных цветов и размеров, мутант вполуха прислушивался к продолжавшемуся разговору.
– Чего уж там… – сетовал Подземник. – Несмотря на все усилия, в том виде, в каком проект пребывает сейчас, для биоремедиации он бесполезен…
– Био… чего? – переспросил Таран.
– Биоремедиации. Биологической очистки территорий.
– И ничего нельзя сделать? – в голосе друга Дым услышал скорбь.
– А что тут сделаешь? Невозможно запрограммировать генмодификаторы, не зная требуемого генокода! Можно только тыкаться вслепую, перебирать бесконечные комбинации в надежде когда-нибудь выйти на ту самую, которая наделит штамм жизнеспособностью… Чего мы только не делали… Пытались даже встроить бактерии в иммунную систему живых организмов. Но куда там! Колония вроде бы успешно приживалась в подопытном животном, но на определенной фазе штаммы просто переставали поглощать радионуклиды и размножаться!
– Погоди, – осадил сталкер. – Не части так. Что за подопытные?
– Да так, по мелочи. Кролики, морские свинки… Хотя в других центрах, насколько я слышал, даже людям пытались переносимость радиации повышать. Только не далеко продвинулись. Способность врожденной должна быть, а не приобретенной. Но такого биоматериала в нашем распоряжении тогда, увы, не было.
– Почему «тогда»? Что изменилось с тех пор?
– Многое… «Головастики» иногда такую жуть на обед притаскивают – диву даешься! А это значит, что как минимум одна из лабораторий, использовавших генмодификаторы, во время войны была разрушена, и опасные штаммы вырвались на свободу. Отсюда и стихийные мутации, и зверье, спокойно живущее в очагах радиации… Без «Алфея» здесь не обошлось. Как и без этой дьявольской разработки Минобороны – генмодификаторов… – Подземник задумчиво почесал небритый подбородок. – Пару раз, изучая трупы пойманных «головастиками» морских гадов, я даже натыкался на видоизмененные формы нашего штамма. Но, увы и ах, их жизнеспособность была недостаточно высока. Нужны годы селекции…
Пытаясь не потерять нить беседы, Дым на мгновение зазевался и зацепил рукой одну из стоек с пробирками. Опрокинувшиеся стекляшки, звонко бряцая, покатились по столу. Мутант попытался их остановить, но сделал только хуже. Брызнуло под широкой ладонью стекло. Осколки сверкающим дождем посыпались на пол. Туда же нырнули, разбиваясь вдребезги, те пробирки, что Геннадий не успел остановить.
– А, черт! – Дым тряхнул порезанной рукой.
Алые брызги окропили стоявшие аккуратным рядком чашки Петри с посевами.
Ученый, прервав разговор, схватился за голову и ринулся устранять учиненный неуклюжим мутантом ущерб.
– Мои образцы! – негодовал он. – Что же вы наделали! Ведь любая из этих модификаций штамма могла стать ключом…
Подземник застыл напротив лабораторного стола, отчаянно моргая и морща лоб. Подхватив склянку с одним из испорченных образцов, покрутил ее в руках, поднял к глазам, рассматривая на свет. Капли крови на стекле приобрели завораживающий рубиновый оттенок.
– Послушайте, милейший, – спросил вдруг ученый, обращаясь к Геннадию. – А вы, случаем, не резистентны к радиации?
