– Я не верю в призраков, – ответила девушка, – поэтому я здесь. Я не верю, что мама может являться к тебе тенью, но она так хотела! Вот я решила ей помочь.
– Как тебя зовут?
– Салли, в честь Салли Боллз. Мама так хотела сыграть ее – и ты тоже. Разве только ты сыграл бы ее лучше, так мне мама говорила.
– Отчего умерла мама, Салли? Когда?
– От рака, пару лет назад. Мне пришлось подождать, пока мне не исполнится восемнадцать – чтобы я имела законное право мучить тебя.
В самом деле, выглядит как девушка за двадцать, но и ее мать всегда выглядела старше своих лет.
– Тебе и правда восемнадцать, Салли?
– Как Люси, ведь ей было восемнадцать?
– Я не понял, про Люси что, весь мир знает?
– История с Люси – последнее, что мама про тебя услышала. Она умерла вскоре после этого. Может быть, благодаря этой новости ей было легче умереть без тебя.
Как и Люси, Салли ходила по Джекову дому с видом хозяйки. Она скинула туфли, босиком прошлась по борцовскому мату. На ней была бежевая блузка без рукавов из полупрозрачной ткани, сквозь нее Джек отлично видел ее лифчик, такого же цвета; юбка все время шелестела. Салли задержалась у его рабочего стола, прочла название лежавшего там сценария, взяла в руки записную книжку Джека.
– Мама так тебя и не разлюбила, – сказала она. – Все время думала, что было бы, останься она с тобой, завели бы вы детей или нет. Она очень жалела, что вам пришлось расстаться, но ей позарез нужны были дети!
Слово «дети» было сказано таким тоном, будто Салли детей ненавидела – или же сама не испытывала и сотой доли маминой потребности рожать и презирала ее за это.
Она плюхнулась на кушетку и раскрыла записную книжку Джека; он сел рядом.
– У тебя есть братья или сестры, Салли?
– Издеваешься? Мама родила четверых детей, одного за другим. Мне-то как повезло, я оказалась первая! Выиграла почетное звание няни.
– А папа?
– Папа как папа. После тебя мама была готова выскочить за первого встречного – тот должен был только пообещать работать оплодотворителем. Вот папа и оказался этим первым встречным, жалкий неудачник.
– Почему ты называешь его жалким неудачником?
– Потому что ему пришлось ходить с мамой на все твои фильмы! Он просто кайф ловил в кино, понимаешь, о чем я? Ну, я тоже все твои фильмы видела – когда подросла; разумеется, в компании мамы и папы. Она все рассказала ему про тебя. А потом – мне. Про вашу поездку на Торонтский кинофестиваль, про твою маму, про татуировку, которую она ей сделала, про то, как ты заставил ее показать татуировку таможенникам – отличная, кстати, история. Про то, как она подарила тебе подцепленный у капитана Феба триппер, когда ты играл Эсмеральду-трансвестита в «Горбуне из Нотр-Дама», про то, как ты всю душу из нее за это вынул, хотя сам был любитель погулять налево.
– А папа любил маму?
– О, он ее боготворил! Мама превратилась в сущую корову, совсем перестала за собой следить, и всем было ясно, что тебя она так и не забыла. Но папа всегда был у ее ног.
– Ты такая красивая, Салли, – сказал ей Джек. – Ты так похожа на маму, я сначала и правда поверил, что ты Клаудия. Правда-правда, я в самом деле решил, что ты ее призрак.
– Я отличный призрак, можешь не сомневаться, Джек.
Она не смотрела на него, а листала записную книжку, словно искала чей-то номер телефона, а потом вдруг вернулась в начало и стала маминым голосом, каким та говорила со сцены, зачитывать имена, по алфавиту.
– Милдред Ашхайм, она же Милли, – вкрадчиво произнесла Салли, – ты трахал ее, Джек? Ты до сих пор ее трахаешь?
– Нет, никогда.
– Вот оно что. Смотри-ка, тут еще одна Ашхайм, Мира. Зачеркнута. Ну, раз зачеркнута, то ясно – ты ее трахал, а потом бросил.
– Я никогда не спал с ней. А зачеркнул потому, что она умерла. Салли, это плохая игра, прекрати.
– Но она знай себе читала; листнув немного вперед, она заметила имя Лючии Дельвеккио.
– О, даже мама говорила, что ты просто обязан был ее трахнуть, – сказала Салли. – Мама видела вас в кино и потом сказала, что с такой женщиной ты не можешь не переспать.
Джеку надо было отобрать у нее книжку тут же, но он промедлил. Салли вернулась к алфавитному порядку; когда она дошла до буквы «Г», было уже поздно – катастрофа стала неотвратимой. Доктор Гарсия, конечно, скажет потом, что главную ошибку Джек совершил раньше – когда сел рядом с Салли; этого делать ни в коем случае не стоило.
– Элена Гарсия, – зачитала она.
Видимо, Джек изменил выражение лица – он явно нашел такое обращение к доктору невежливым, сам он никогда не называл ее по имени. В данный период жизни Джека доктор Гарсия была самым важным для него человеком, Салли это заметила и перешла на откровенно насмешливый тон:
– Думаю, она у тебя убирала в квартире или убирает до сих пор. Разумеется, ты ее трахал.
– Она мой психиатр, – сказал Джек. – Я никогда не называю ее по имени.
– Ах да, она же Люси лечит, не так ли? Как я могла забыть! – расхохоталась Салли. – Готова спорить, теперь за тобой охотится мать Люси.
Отличная девица, черт возьми, талант как у матери, разве что пока мало практиковалась. Как изысканно дразнится! В этот миг она стала, как никогда, похожа на Клаудию.
– Не сердись на меня, Джек, – сказала она точно таким тоном, каким бы произнесла эти слова Клаудия, – мне просто очень не хватает мамы. Но я знаю – ты можешь сделать так, чтобы мне показалось, будто она снова со мной.
Джек не смел шелохнуться. Он всегда считал, что женщины, даже совсем юные, знают, когда ты замер и не можешь двигаться, знают, когда их чары пленили тебя. Клаудия точно умела распознавать моменты, когда Джек не в силах был перед ней устоять. И Салли тоже. Она прижалась к нему и принялась расстегивать ему рубашку.
– Помнишь, как играл Иоанна Крестителя? – спросила Джека Салли.
– Я играл только его отрубленную голову, – ответил он.
– Да-да, она лежала на столе, – напомнила ему Салли, сняв с него рубашку. Он и не заметил, как она расстегнула свою блузку. – А мама играла Саломею, не так ли?
– Да, – ответил Джек; он едва мог говорить. Девушка раздела его и разделась сама. Обнаженная, она была больше Клаудия, чем сама Клаудия, несмотря даже на неправильный скипетр.
– Мама сказала, что поцеловала тебя тогда и это был лучший поцелуй за весь ваш роман.
Да, поцелуй удался на славу, вспомнил Джек. Но трещину между ними уже ничем нельзя было закрыть, поцелуй не мог снова привязать их друг к другу.
Краем глаза он увидел синюю обертку своих любимых японских презервативов, Салли вскрывала ее зубами. Откуда она узнала, что он предпочитает «Кимоно микротонкие»? Потом Джек сообразил, что Салли была у него в туалете и нашла презервативы в аптечке.
Он заглянул в ее темно-золотые глаза и увидел перед собой Клаудию, ожившую, молодую. Тот же широкий рот, только зубы побелее; те же налитые груди и широкие бедра. Этой девушке тоже однажды придется ступить на тропу войны с лишним весом. Салли – вылитая мать, в такой женщине просто тонешь.
Джеку даже не пришлось объяснять доктору Гарсия, на чем он попался – на своей фатальной неспособности к устному счету. Любой идиот (кроме Джека) в два счета прикинул бы, что даже если Клаудия познакомилась с отцом Салли немедленно после разрыва с Джеком, то бишь в июне 1987 года, немедленно вышла за него замуж и немедленно же забеременела (все – за один месяц), то и в этом случае Салли не могла бы появиться на свет раньше марта 1988 года. Стало быть, в июле 2003 года Салли было пятнадцать лет от силы. Она утверждала, что ей восемнадцать, но для этого ее отцом должен быть сам Джек! У доктора Гарсия нашелся очередной повод напомнить Джеку, что в математике он полный ниженуля.
Оказалось (это Салли сама рассказала Джеку, увы, после того, как они занялись любовью), что в июне 1987 года Клаудия отправилась на какой-то шекспировский фестиваль в Нью-Джерси и там познакомилась с молодым режиссером, специалистом по Шекспиру. Они поженились в августе, в сентябре Клаудия забеременела, а в июне 1988 года родилась Салли. Занимаясь любовью с Джеком в его доме на Энтрада-Драйв, Салли не прожила еще и одного месяца после пятнадцатилетия – но выглядела куда старше!
Она быстренько наполнила ванну и залезла туда, не закрывая дверь. Ей очень не хотелось вот так убегать, особенно после того, что у них с Джеком было, но она спешит. Родители ждут ее к десяти вечера обратно в гостиницу, в отель «Джорджиан» в Санта-Монике; они остановились там всей семьей.
– Так мама жива?
– Она размером с бензовоз, но здорова как бык, – сказала Салли. – Ты ведь не стал бы спать со мной, если бы знал, что она жива, не так ли?
Джек промолчал; он просто сидел на полу в ванной, прислонившись к шкафу с полотенцами, и смотрел на точную копию Клаудии.
– Мои родители – самая счастливая пара на свете, – объясняла Джеку Салли. – Мама все время стесняется, если мы ее дразним, напоминаем ей, что когда-то она спала с тобой. А мы все – и папа, и я, и сестры – нам всем жутко весело дразнить ее. Мы заказываем пиццу, ставим какой-нибудь твой фильм и ржем, как стадо мустангов! Маме периодически приходится бегать в туалет – она так хохочет! Говорит, «нажмите на паузу, я сейчас». Когда ты получил «Оскара», мы все чуть не описались!
