Ознакомительная версия.
И только в гальваническом цеху всё по-прежнему. Всё как в былые времена. Те же ванны с серной кислотой. Тот же зелёный туман. И та же Вера Михайловна B. Уважаемая Вера Михайловна! Мы провели референдум по поводу вас. Вопрос был поставлен так: «Вера Михайловна: ядовитая или полезная?» Результатов референдума мы обнародовать, к сожалению, не можем, так как бумагу сразу после прочтения в секретных целях съела Маргарита Константиновна. Так как она не отравилась, мы сделали вывод, что Вера Михайловна не ядовитая, а полезная. Спасибо вам, Вера Михайловна, за ваш нелёгкий труд!
Что касается нашего директора V… то тут проза бессильна. Поэтому мы сложили про него песню. Жил-был директор один, «Астру» имел и «Тюльпан». Но он планету любил, ту, где живёт марсиан. Продал директор «Тюльпан», «Астру» велел прекратить, стал для простых марсиан миксеры производить. Миллион, миллион, миллион СКВ из окна, из окна, из окна видишь ты. Кто влюблён, кто влюблён, кто влюблён, тот лавэ на раз-два превратит в планы и мечты. Утром ты встанешь со сна, может, сошёл ты с ума? Корпус седьмой на дрова, слесарь и токарь — в бега. Здесь не Меркурий, а Марс, как мы теперь будем жить? Как на «Свободе» дышать, милый директор, скажи!
Но это лирика. На самом деле на «Свободе» дышится легко! А вот работается трудно. Бланки заказа слишком короткие. Если в шестнадцатый раз переносить срок изготовления детали, то места может уже не хватить. В этом случае выход прост: просто переверните бланк и начните жизнь с чистого листа! Главное при этом — не попасться на глаза F. Он вас этот бланк заставит принять перорально. То есть через рот. А может быть, и… Но не будем о грустном. Вообще-то F у нас добрый, просто он натура такая… полярная. Жаль, что его в своё время директор N в Антарктиду не отпустил. Там бы сейчас уже яблони цвели. А так приходится устраивать Южный полюс прямо на «Свободе». Увидев F, начальники цехов сбиваются в кучу, как императорские пингвины, и держатся за яйца.
Хорошо хоть, стараниями директора у нас на «Свободе» всё оптимизировано! То есть если раньше человек работал просто плохо, то теперь он может работать хуже некуда. А если он работал хорошо, то теперь он видит, что лучше уже некуда, и прекращает работать вообще.
Но если честно, то все вышеперечисленные отдельные недостатки нам совершенно не мешают! Чем была бы наша планета без «Свободы»?! Она была бы захолустным Плутоном каким-нибудь! Без наших инженеров кто косил бы сено и убирал с полей картошку? Кто выращивал бы форель? Ну и разное там по мелочи, вроде навигационных приборов и аппаратов для лучевой терапии… Вообще, без «Свободы» сразу становится непонятно, который час, где штаны и кто я такой. Это каждый рабочий может заметить по себе на выходных. «Свобода» как-то дисциплинирует. Хотите, уважаемые инопланетяне, остаться у нас навсегда? У нас тут почти как у вас на Земле. Какие вкусные радиоактивные яблоки растут у четвёртого корпуса!
А серная кислота в ваннах такая крепкая! Оставайтесь, а то совершенно некому работать! Знаете, на «Свободе» пригодится всякий, от нас даже филологи не могут оторваться. На всех языках матерятся, но не уходят. Да и куда можно уйти со «Свободы»? В несвободу? Глупо же, согласитесь!
Ходжа Z и Данила L, активисты и приятели, идут по родному цеху ТНП в конце рабочего дня. День рабочий длится сегодня двенадцать часов. Аврал. Ходжа Z и Данила L видят красивых девушек и молодых людей. Скоро всё ёбнется, говорит Данила L. Ходжа Z мрачно кивает. Только их цех ТНП может спасти «Свободу». Ведь рыночная экономика не может производить одни пушки (Ходжа Z по вечерам поспешно хватает высшее экономическое образование). Ей нужно также и масло, такое как: радиоприёмники, электромясорубки, спецустройства для прочистки канализации (изобретение родного ОКБ), блокнотосшиватели, игрушки «Лук-самострел» для дошкольного возраста, калейдоскопы, фонендоскопы, береговые и судовые РЛС и, конечно же, «Золотой шар», убивающий раковые клетки. Только мы можем что-то сделать, — Данила L замечает намётанным глазом проскочившую в дверном проёме проф союзную кружевницу тётю Таню S, филолога и распределителя, с чем-то жёлто-пёстрым на руках. Идём-ка посмотрим.
Кабинет парторга тёти Пани Сикоед распахнут, за окном февральская слякоть, безбрежное и доброжелательное ненастье, с каплями на ветвях, уютными фонарями, снегом, доведённым до ртутного кипения, до спиртового возгорания; парторг Сикоед отсутствует (заседает), а на её столе, как воздушный торт, пенятся гроздья дамского белья. Огромные натитьники шестого размера, бюстгальтеры поменьше, карамельные и шафрановые трусики, и бежевые комбинации, и белоснежные, и даже чёрные. А когда будут мужские ботинки, слышат приятели из соседней комнаты, когда, когда, когда?! В прошлый раз распределяли, мне не досталось, а я одинокая мать, мне должны дать мужские ботинки в первую очередь, должны, должны, должны! Надо девочкам сказать, говорит Z. Да, надо сказать, говорит L. Трудно оторваться от этого абсурдного изобилия, от этой наваливающейся картины: ворох сверхчувственных материй на столе парторга, под красным знаменем. Ну, тётя Паня ей задаст, когда увидит. Ничего, она филолог, отбрехается.
На следующий день L и Z приступают к кабинету директора V с проектом: давайте продавать! У нас есть портативные приёмники «Джаз», «Рондо» и «Поход», один блестящий синий, другой матовый белый, а третий жёлтый с белыми обводами. Почему бы не организовать секцию радиоприёмников в Нарвском универмаге? Отлично! — V вспыхивает и сияет. — Молодцы! Орлы! С вами не пропадёшь! Отдаю вам из своего секретариата самую красивую девушку в продавщицы! Нет, нам не надо, у нас есть и свои. — Разрешите отпустить Елену E, это лучшие ноги цеха ТНП, просит Данила. Разрешаю! — повелевает директор. — Быть по сему! И не забывайте: реклама — двигатель торговли! Попросите у J видеокамеру и снимите несколько рекламных роликов для местного телевидения! Директорский размах впечатляет и озадачивает L и Z. Они принимаются за дело. Отдел в Нарвском универмаге поставлен с ног на голову. Всё переоборудовано. Z выглядывает из окошка и манит L: за окном фонарь! Тотчас же крепится на фонарь выносная антенна, на стекле малюется земной шар, и в каждой части света ставится по приёмнику с приделанными к нему лампочками. Антенна работает. Приёмники принимают. Лампочки моргают. Елена E, лучшие ноги цеха ТНП (и всей «Свободы»), улыбается лучше звезды. Покупатели ломают стойку. За три дня расхватано восемьсот штук: пятьсот «Джаза», двести «Рондо» и сто «Походов». Заказаны во «Внешторге» брошюрки с буквами (синее на серебре).
Шоколадки! — кричит директор V. — Мы должны торговать шоколадом! Кто из вас умеет варить шоколад?! Столовая переоборудуется под шоколадную фабрику. Во дворе «Свободы» мартовские трескучие лужи, над ними стоит невыносимо-шоколадный запах. Изготовлены на опытном производстве специальные формы, закуплена серебряная бумажка и красная ленточка с надписью «Шоколад Свобода». Через неделю бумажками и ленточками пестрят все окрестные улицы, все талые ручьи, запруды, ими завален парк Екатерингоф, и по Екатерингофке плывут красные ленточки, а серебристые комки, вспыхивая на солнце, погромыхивают в ещё голых ветвях. Лев Ильич голова, говорит L. Перцу, перцу подсыпайте, кричит V, мечась по столовой и натыкаясь на кастрюли. — Ещё никто в СССР никогда не производил шоколад с перцем, а я ел в Америке, это очень вкусно!
Наконец являются на экране и рекламные ролики (текст и сценарий Z, производство L и цеха ТНП завода «Свобода» в целом). Реклама электромясорубки очень проста. На экране появляется бодрый, встрёпанный L (по виду — студент, и не скажешь, что в свои двадцать девять многодетный отец). Как вы думаете, уважаемые зрители, срубит или не срубит мясорубка «Свобода» этот теннисный мяч? Давайте проверим! Дрр-т-ззз! Срубила. А как вы думаете, с пятью отработавшими лампочками справится? Д-дрр-тзз-зз! Справилась! А вот этот старенький еженедельник «Слава КПСС», ха-ха? Внимание! Мы рискуем! Может ведь и сломаться наш прибор, ах-ах… ДН-ДНРРРРР-ДРРТТ-ТТ-ТЗЗЗ-ЗЗЗ… В клочья! В мелкие ломтики! В лапшу! В труху! Вот так, пожалуйста! Так будет со всем, что попадёт в нашу мясорубку «Свобода». Только не суйте алмазы! — Эта последняя фраза очень быстро была подхвачена народом, как и сама мясорубка «Свобода». Лев Ильич голова! — сказал Z по этому поводу, но с каким-то странным выражением в глазах. Всё кипело, пенилось, товары имели спрос и сбыт. Только что-то было не так.
Что-то не так, повторял L про себя, шагая по улице Волынкиной. У Нарвского универмага, на углу проспекта Стачек, он заметил в толпе главного экономиста O. Он был в пальто с поднятым воротником. За его спиной болтался полупустой рюкзак. Ещё издалека в самой фигуре, в позе O чувствовалось сильное напряжение, даже тревога. O торговал вразнос калейдоскопами. У него покупали. Что-то не так, сказал L вслух, случайно посмотрел себе под ноги, вздрогнул и остановился как вкопанный. Поперёк Волынкиной проведена мелом жирная белая черта, по обоим выщербленным тротуарам и по проезжей части. Под чертой, прямо под ногами L, автор черты корявыми буквами написал: «Турба-урба». L сильно выругался и пошёл через черту дальше.
Ознакомительная версия.
