Абдель Расул ударил палкой по ближайшей скамейке. Ребятишки повысили голоса, распевая молитву. Ткнув палкой в Дукдука, шейх крикнул:
— А ну-ка, дай это сюда!
Мальчишка тряхнул головой, сделав вид, что ничего не понимает. Но тот еще громче закричал:
— Подай сюда эту таамию! Вот эту, которая упала рядом!
Дукдук продолжал изображать недоумение и удивленно осмотрелся. Тем не менее он протянул руку, поднял таамию и отдал ее шейху. Тот снова спросил:
— Это что такое?
— Таамия.
— Откуда она взялась?
— Я не знаю.
— Кто тебе ее бросил?
— Не знаю.
— Но я видел, как она летела к тебе!
— Я тоже видел.
— Так, значит, ты не знаешь, кто бросил?
— Представления не имею!
Обращаясь к остальным ученикам, шейх спросил:
— Кто из вас кинул?
Ответа не последовало.
— И никто не видел?
Ребятишки снова промолчали. Учитель аж задрожал от злости.
— Так, по-вашему, эта таамия с неба свалилась? Я вам покажу. Я быстро найду этого негодника!
Шейх Абдель Расул начал повальный обыск. Подойдя к Сейиду, он остановился, принюхался и крикнул:
— А ну, открой рот!
Шейх еще раз принюхался и с торжеством приказал:
— Покажи твой ящик!
Стоило ему только бросить туда взгляд, как он схватил Сейида за шиворот.
— Так это ты?! Кроме тебя некому! Уж я-то тебя хорошо знаю! Покажи руки!
Сейиду ничего не оставалось делать, как принять кару. Он распростер руки и, повинуясь приказу учителя, встал на колени лицом к стене. Про себя он лихорадочно придумывал, как избавиться от возмездия. Возможность представилась быстро. Увидев, что шейх приближается к нему спиной, ибо лицо его было обращено к классу, Сейид быстро протянул руку, вытянул из своей фески булавку и воткнул ее в кафтан учителя. Затем он поднял руки вверх, как и было ему сказано.
Не прошло и мгновения… Шейх направился к своему месту, намереваясь хоть немного отдохнуть от волнений. Не успел он плюхнуться на стул, как взвился с воплем: «А-а-а-а!!!»
Только было он решил начать новое расследование, прозвенел звонок и мальчишки ринулись во двор.
Урок шел за уроком. Время приближалось к полдню. Наступило время обеда. Сейид и Али сели рядом, положив между собой сверток с едой. Развязав его, они вытащили куфту, рис, мясо, финики. Оба принялись за еду, договариваясь, как провести вторую половину дня. Мимо них прошел Дукдук, пожелав приятного аппетита. Сейид крикнул:
— Эй, иди сюда, пообедай с нами.
— Не, пойду к Гаррада, куплю что-нибудь на обед.
— Да садись ты, еды хватит на всех, не стесняйся!
— Ладно, пойду куплю и приду к вам.
Вокруг Гаррада толпились ребята. Из двух бидонов, в одном из которых были вареные бобы, а в другом — пареная репа, Гаррада быстро набрасывал еду в миски и раздавал ребятам. Эти бидоны были главной составной частью передвижной столовой Гаррада. Их содержимое — основное меню.
Через некоторое время Дукдук присоединился к приятелям, держа в одной руке миску с бобами, а в другой — с репой. Вдруг Сейид перестал есть.
— Эй, ребята, да я чуть не забыл!
— Что забыл? — спросил Дукдук.
— Сегодня же праздник рождения святого!
— Точно… Надо сходить… Я видел рабочих, устраивавших театр за мечетью. И шатры ставили… Я удивился — с чего бы?
— Надо сказать всем остальным, пойдем вместе.
— Сейчас же скажем Зейну и Абдалле. По дороге домой предупредим Харишу и Заки.
Ребята поели и разошлись по классам. Надо было заканчивать учебный день. После корана шли арифметика и арабский язык.
Уроки, наконец, кончились, и школьники гурьбой двинулись к выходу, расходясь по улицам, переулкам и тупикам. Сейид, Али и вся ватага их соседей направились в Кошачий переулок, прыгая и кувыркаясь на ходу. Вспоминая события сегодняшнего дня, Сейид становился мрачным. Чем больше сокращалось расстояние до дома, тем неспокойнее становилось у него на сердце. Его неотступно преследовала мысль — что сделает отец? В то же время Сейид себя успокаивал, стараясь отдалить момент неприятного объяснения с отцом. Ну что отец может сделать? Самое большое, чем он ему грозил, это вернуть в школу, к мулле Куфта. Так он сам вернулся. Впрочем, возвращение в медресе — не такое уж страшное наказание. Правда, теперь ему не видать дворцового сада с финиками, бананами и прочими соблазнами. Но что постоянно в этой жизни, какие удовольствия вечны?
И все-таки, ограничится ли отец только этим наказанием? А может быть, отлупит? Если у отца есть такое намерение, то пусть… От отцовских побоев еще никто не умирал.
Но вот и дом. Договорившись встретиться под тутой вечером, ребятишки разбежались. Али бегом затопал по лестнице. Сейид медлил в нерешительности.
Время перевалило за три часа. Умм Амина сидела в своей привычной позе — печальная, с палкой в руках. Непроизвольными движениями она отгоняла палкой назойливых гусей. Заслышав легкие шаги внука, она встрепенулась, оживилась и спросила:
— Это ты, Сейид?
— Я, не волнуйся. Отец пришел?
— Не бойся, — со смехом сказала бабка. — Я его успокоила сразу же, как только он пришел. Он простил тебя… Добрее, чем у него, сердца не бывает… Но ты…
Да умиротворит тебя аллах… Брось ты свое озорство! Я ему ничего не сказала о разорванной галлябее. Сегодня я стирала ее, а она расползлась в руках… И сорванец же ты! Иди ко мне.
Он подошел, она обняла его, обласкала и заботливо спросила:
— Есть хочешь? Сейчас принесу. А может быть, подождешь, когда отец проснется? Он отказался обедать до твоего прихода… Подождем немного и пообедаем вместе. Сейчас отец должен встать.
— Да я не очень голоден.
— Чего наелся?
— Мы с Али поели всякой снеди, которую ему мать дала.
— А что сделал с пиастром?
— На четыре миллима купил кукурузной похлебки.
— А с остальными деньгами?
— Потерял, когда на руках ходил.
— О аллах! И чего это тебе понадобилось ходить вниз головой? Тебе ж бог мозги дал! Как ты ими распоряжаешься, да исправит тебя аллах!
Бабушка еще долго бы причитала, если бы ее не остановил стук в дверь.
Глава 6
Праздник рождения святого
Стучавший оказался Шеххата эфенди. Он стоял перед дверью одетый так же, как и вчера. Не хватало лишь пиджака, но зато под мышкой он держал большой сверток.
Не успел пришедший ответить на традиционной вопрос Умм Амины «кто вы?», как Сейид вырвался из ее объятий и бросился навстречу Шеххате, дружески и искренне его приветствуя. Пожимая ему руку, Сейид приговаривал:
— Добро пожаловать, дядюшка Шеххата, пожалуйста, входи!
Парнишке очень нравился этот добрый занятный дядька.
Но на лице бабушки не было особой доброжелательности. Она была уверена (Шуша вкратце рассказал ей о вчерашнем происшествии), что этот человек — проходимец и что четыре пиастра, которые ему дал ее сын, пропали безвозвратно.
Первое, что сделал Шеххата, это залез в карман своей галлябеи и вытащил оттуда маленькую дудку. Протянув ее Сейиду, он сказал:
— Как тебе нравится этот свисток?
— Кому это?
— Тебе. Я специально принес. Хорош?
— Великолепный!
Повертев в руках дудку, Сейид принялся дуть в нее изо всех сил. Шеххата забрал дудку у парнишки и начал в нее тихонечко дуть, передвигая пальцы по дырочкам. Из дудки полилась нежная печальная мелодия.
— Так вот надо играть. Я тебя научу. А где отец?
— Дома. Лег немного вздремнуть. Разбудить его?
— Не беспокой его. Я зайду попозже.
Но тут раздался голос Шуши:
— Кто там, Сейид? — и отец выглянул из двери. Увидев Шеххату, он заговорил:
— Заходи, приятель, не стесняйся!
Пожав руку Шеххате, Шуша повел его в дом. Сейид же пытался играть на подаренной ему дудке.
Обменявшись приветствиями с хозяином дома, Шеххата вынул из кармана несколько монет и протянул их Шуше:
— Вот тебе четыре пиастра.
— Зачем такая спешка? Я же тебе сказал: не торопись. Я сейчас не очень нуждаюсь.
— Дай тебе аллах всего доброго! За всю жизнь ни один долг так меня не угнетал, как этот. Я никогда не забуду твоей доброты. Ты оказал ее совсем незнакомому человеку. Ведь ты же не был уверен — верну я тебе долг или нет. Помог ты мне в трудную минуту… Аллах! Это истинная доброта!
Шуше ничего не оставалось делать, как взять деньги. Шеххата поднялся, чтобы уйти, но Шуша заставил его снова сесть:
— Куда ты?
— Пойду уж, посмотрю, что делать дальше.
— Куда торопиться? Откушай с нами… Мы ведь еще не обедали. Я немного устал и заснул. Сейид, сынок! — позвал Шуша.
Спрятав свою дудку, парнишка подбежал к отцу.
— Скажи-ка бабушке, пусть приготовит поесть. Да принеси сюда столик, мы с Шеххатой эфенди пообедаем.
Выйдя во двор, Шуша тихо сказал матери:
