— А ведь в любви как раз и нужно иметь голову на плечах!
Хорошо хоть Юлия вернулась не с пустыми руками. Шесть тысяч фунтов — это больше тридцати тысяч злотых, есть с чего начать новую жизнь.
Только теперь она будет осторожнее.
И не потому, что так велит мать.
Просто она уже никому не позволит себя бросить.
* * *
Разбросанные фотографии так и остались лежать на столе, Кшиштоф не стал их убирать. Где-то глубоко в мозгу наклевывался замысел, как использовать снимки в рекламной кампании, совершенно оригинальной, небывалой. Кшиштоф знал: придет время — и мозг сработает четко, родит внятную мысль, которую не стыдно будет представить на заседании правления. Не только рекламная политика предстанет в новом свете, но и — кто знает — сам имидж фирмы изменится.
Как же Петр любит эту женщину, если сделал такое фото! Кшиштоф даже позавидовал ему.
Правда, нехорошее чувство угасло в зародыше. В кабинет с потухшим лицом вошла пани Ева, с которой он каких-то два часа тому назад не хотел подписывать договора найма.
Кшиштоф откинулся на спинку кресла и указал ей на стул. Пани Ева примостилась на самом краешке. Пан директор набрал в грудь побольше воздуха, и… время опять остановилось.
Странные, непривычные мысли завертелись у Кшиштофа в голове (и почему-то вспомнилась Буба). Ну уволит он эту женщину. «Все из-за того, что я застала директора в неловком положении», — решит та. Кшиштоф сжал зубы от злости. Но ему-то какое дело, тем более что ноги этой Евы здесь больше не будет. Кшиштофа никогда не волновало, кто что подумает, он всегда поступал, как считал правильным, в соответствии со своими интересами или интересами компании, они обычно совпадали. Что же он тогда медлит? А вот в том-то и штука, что он сам не уверен, как будет правильно. Сейчас он объяснит секретарше, что Буба ни при чем. Просто директор давно уже принял решение и отступать от него не намерен.
Почему же тогда его так оскорбляют эти опущенные глаза и напряженные мышцы, словно у зверюшки, готовой спастись бегством?
Кшиштоф кашлянул.
— Пани Ева, в сложившихся обстоятельствах…
— Пан директор, ваша личная жизнь меня совершенно не касается. Вы не подумайте, я никому никогда ни словечка о том, что здесь слышала или видела. Только я и так знаю, что вы меня увольняете.
Говорила она решительно и громко, и это до того не соответствовало униженной позе, что Кшиштоф (не успев даже подумать — это все из-за Бубы, проклятая Буба!) неожиданно для самого себя промямлил:
— Я не собираюсь вас увольнять… то есть, вообще-то… я хочу подписать с вами постоянный договор… если вы готовы со мной работать.
Их глаза на секундочку встретились, и ее нескрываемая радость передалась ему. Продолжительная улыбка осветила лицо Кшиштофа.
Отулыбавшись, он сказал уже официальным тоном:
— Проект договора у вас в компьютере, заполните данные и оставьте пробел в графе «оклад». Я сам заполню. И вот еще что: меня совершенно не интересует, что вы думаете обо мне и о той девушке, как и то, будете вы обо мне сплетничать или нет. Надеюсь, вы не пропустите ни одного рабочего дня без очень серьезных на то причин: мы не можем себе такого позволить. Надеюсь также, что рожать вы не планируете, — вырвалось у него, и всю спину так и обдало жаром.
Неловким жестом Кшиштоф вручил секретарше подписанные утром бумаги:
— Возьмите и немедленно отправьте юрисконсульту.
Пани Ева взяла документы и встала со стула. Кшиштоф спрятался за монитором в ожидании, когда она удалится. Но секретарша не двигалась с места.
И что торчит зря? Какого дьявола? Может, он ей мысль подал своими неосторожными словами насчет ребенка?
Пан директор поднял глаза. Девушка как завороженная смотрела на фотографии.
— Отлично, правда?
Он — и разговаривает с секретаршей? Неслыханное дело!
— Это… это ведь… — собралась наконец с духом пани Ева, — впервые вижу, чтобы кому-нибудь удалось снять… мечту.
Вот оно! Во главу рекламной кампании надо ставить не продукт, а мечту!
Насколько сильнее, чем их продукция, воздействует на подсознание лицо женщины, любящей и любимой, с надеждой глядящей в будущее! Какие возможности влияния на потребителя! Он уже видел огромные плакаты с этим лицом. И больше ничего не надо, только название фирмы в правом верхнем углу.
Кшиштоф довольно усмехнулся и даже не заметил, как остался в кабинете один.
* * *
— Петр на месте? — раздался в телефонной трубке низкий голос Бубы. — Бася, дай мне Петра.
— Подожди, посмотрю, дома ли он, — ответила Бася.
— Минуточку! — заорали в трубке. — Бася?
— Я это, я, подожди, гляну, вернулся он или нет, — произнесла Бася нервно — очень уж у Бубы тон переменился.
— Обойдемся и без него.
— Что случилось? — встревожилась Бася. Тревога была какая-то особенная. Непривычная, что ли.
— Я тебе кое-что скажу, ладно?
— Говори, — разрешила Бася, проследовала на кухню, достала из духовки тефлоновую сковородку, поставила на газ, кинула кусочек масла и вынула жареную рыбу. Рыба с овощами, соединяем; мясо с овощами, соединяем; овощи с картошкой (но без мяса) — до кучи — такая вот раздельная диета у Баси получалась.
— Сколько у вас квартира метров? — осведомилась Буба.
Бася зажала трубку между плечом и подбородком.
— Ты что, спятила? Звонишь нам и спрашиваешь насчет метража?
— Сколько?
Судя по ее тону, отвечать следовало немедленно.
— Да не знаю я. Метров семьдесят, наверное. С балконом или без? Петр знает, он здесь с рождения живет.
Бася увернула газ и спрыснула рыбу водой. Сковородка закачалась, пришлось придержать ее рукой, чтобы не упала.
— Ты, Басенька, живешь в одной семидесятиметровой квартире с мужем и не знаешь, дома ли человек, которого поклялась любить до самой смерти, в радости, в горе и в страдании?
Голос Бубы сменился гудком. Трубка выскользнула у Баси. Ее-то она успела поймать, зато сковородка опять накренилась, и рыба оказалась на плите. Бася фыркнула, выключила газ, повесила трубку и села за кухонный стол.
Какое Буба имеет право выступать с такими заявлениями? Нет, на этот раз она точно хватила через край, Бася чувствовала это всеми порами тела. Никто не смеет ее поучать, о чем бы речь ни шла — о Петре или о чем другом. Кому какое дело, что она старается вызнать о муже, где тот находится каждую минуту и чем занят. Взять вот вчерашний день. Она проверила, и оказалось, что Петр в редакции не появлялся, хоть и сказал, что едет именно туда. Получается, в Брехалове обретался. Не знал, что подруга знакомой работает в редакции секретарем.
А Бася узнала, что Петра в редакции не было. И совершенно неважно, где он сейчас, у компьютера, в ванной или вышел купить газету. Она ведь не следит за каждым его шагом, она взяла себя в руки, не расклеилась, не расплакалась. Петр просто показывает свое истинное обличье, так пусть явит себя без прикрас. Вот тогда она поймет, как поступить. Она ведь самодостаточная личность, а вовсе не дополнение к Петру.
А Буба — просто дура. На сегодняшних посиделках Бася выскажет ей это прямо в глаза! Пусть не лезет!
Ловко, голубушки, устроились: то Роза Басю ругает, что Петр у нее под колпаком, то Буба выступает — где, мол, твой муж!
Бася встала из-за стола и прошла в комнату. Петра не было, на экране монитора пульсировали, сплетались и пропадали разноцветные линии. Значит, муж отлучился ненадолго. Бася села у экрана, и рука сама потянулась к мышке. Посмотреть краешком глаза, над чем Петр работал, и больше ни-ни!
— Что ты делаешь? — раздался за спиной голос мужа. Бася даже подпрыгнула.
— Не пугай меня так! — вот и все, что пришло ей в голову.
— Бася, когда я работаю, пожалуйста, не трогай ничего. Я сейчас снимки отправляю. Соединение прервется, и начинай сначала.
— Я хотела выключить, думала, ты забыл. — Бася встала от компьютера. В голос ее закрался упрек.
Он что, специально прятался, чтобы застукать ее?
— Я не забыл. — Петр сел на место Баси. — Если тебе нужен компьютер…
— Не нужен мне твой компьютер.
Как глупо она себя ведет! Упрек превратился в обиду.
— Есть сейчас будешь или позже?
— Позже, — рассеянно ответил Петр, но тут же добавил: — Если хочешь, могу и сейчас.
— Не хочу я ничего, я ведь не твой желудок.
— Тогда немного погодя.
Бася молча вышла из комнаты.
Всегда пожалуйста. Позже так позже. Правда, ведущие социологи уже давно установили, что совместные трапезы укрепляют семью… Ну и черт с ними! И одна поест, ничего страшного. Укрепится душевно. А потом отправится к Розе и, может, даже заночует у нее. Интересно, забеспокоится ли Петр, что она не вернулась? А теперь она отведает рыбы, выпьет бокал белого вина и почитает газету. Хотя нет, читать она не будет, еще попадется статья, из чего состоит рыба. Просветилась уже как-то за едой, из чего состоят гамбургеры. Молотые свиные уши чуть не оказались обратно на тарелке.
