— Роберт, если ты знал, что твоя семья потребует, чтобы я подписала подобный документ… Тебе не кажется, что правильно и честно, уважительно по отношению ко мне, было бы показать мне текст по крайней мере за несколько месяцев до свадьбы? У меня даже нет времени на консультацию с адвокатом.
— Я не говорил, потому что мне только сегодня показали этот чертов документ. Я, как и ты, против, но родители настаивают. Они заявили, что, если я не уговорю тебя подписать его, они лишат меня наследства.
— Твой отец не мог этого сказать, — заметила Лили.
Она осознавала, что слова отца Роберта не имеют веса. Ей оказалось достаточно десяти вечеров, проведенных в доме Бартоломью, чтобы понять, кто главный в семье. Эдвард был приветлив и мил с Лили, неоднократно говорил о том, как она ему нравится. Но все же контролировать поведение жены он не мог. Роберт объяснял это тем, что отец ненавидел конфликты — однажды он поручил старшему юристу-консультанту «Голубой воды» объявить финансовому директору, что тот уволен. Он осмеливался делать замечания людям лишь в случаях крайней необходимости.
— Ты права. Но отец не собирается жить так долго, как моя мать, а когда он умрет, она получит все его деньги.
— Эдвард вполне может пережить Джозефин, — произнесла Лили и пришла в ужас от собственных слов. — Поверить не могу, что мы вообще обсуждаем это! Так низко! Мы должны говорить о клятвах, которые дадим друг другу, и разучивать наш первый танец, а не спорить, кто из твоих родителей уйдет первым.
Роберт провел рукой по густым волосам.
— Ты должна доверять мне. Я делаю это для нас… Чтобы обезопасить наше будущее.
— Честно говоря, Роберт, это добрачное соглашение гарантирует только твою безопасность, — резко заметила Лили.
— Постарайся понять. Ты ведь любишь меня, а не мои деньги, правильно?
— Как ты смеешь говорить такое? — зло прошептала она. Если бы ее мать Маргарет услышала эти его слова, то пришла бы в ужас. — Именно так считает твоя мать? Что мне нужны твои деньги? Что я продаюсь?
— Пожалуйста, не нужно утрировать! В наше время никто не женится, не подписав добрачного соглашения. Спроси любого из твоих друзей в Нью-Йорке. Я хочу, чтобы ты стала моей женой. Я люблю тебя. Так что, пожалуйста, облегчи мне жизнь и подпиши эти чертовы бумаги! — Роберт бросил листы на кровать и вышел из комнаты.
Лили покорно взяла соглашение. Рассказать о нем родителям она не могла. Они, вероятно, потребовали бы отменить свадьбу или возненавидели бы Роберта, а Лили было больно даже думать об этом. В нем, как в муже, было все, о чем она когда-то мечтала. Эффектный молодой человек с хорошим образованием и фамилией, которая могла открыть многие двери их будущим детям, — это тоже немаловажно. Но главное, он вселил в нее чувство уверенности. Лили всегда была склонна в случае неудачи с головой уходить в депрессию — это одно из проклятий всех старательных трудяг, — а Роберт обладал сверхъестественным даром исправлять ее самое плохое настроение. Он смешил ее или помогал взглянуть на происшедшее, не испытывая жалости к себе. Внушил, что она в безопасности от всего мира и самой себя. И Лили не могла даже подумать о том, чтобы вернуться в то время, когда он не был частью ее жизни.
Открыв дверь спальни, она увидела Роберта — он сидел на полу, съежившись, обхватив голову руками, и плакал.
— Зови нотариуса, — сказала она, опускаясь на колени рядом с ним и прижимая его голову к груди.
Через двадцать минут после того, как начала поиски (и один раз сбегала на кухню перекусить), раздался долгожданный звонок от Дина Голда — лос-внджелесского специалиста по семейному праву. Лили быстро рассказала о своем материале и заказчике, скрыв тот факт, что «Сентинл» еще не поручал ей статью. Если бы он знал об этом, то не стал бы тратить время на бесплатный разговор, ведь час его работы стоил шестьсот долларов.
— Меня интересует, действительно ли в добрачных соглашениях все чаще встречаются условия о детях, и если да, то как они звучат?
Последовала длинная пауза — это всегда плохой знак, — после чего Дин с запинкой произнес:
— Знаешь, это не та история, в которой я бы хотел участвовать. Но ты всегда можешь обращаться ко мне в будущем. — И повесил трубку.
Лили откинулась в кресле. Если не найти адвоката, готового разговаривать с прессой, где, черт возьми, взять женщин, которые расскажут о своем опыте? Она разочарованно отправилась на кухню и налила себе стакан холодного чая. Внезапно ей пришло в голову, что юристы, горящие желанием увидеть свое имя в «Уорлд бизнес джорнал», вряд ли будут заинтересованы в упоминании о себе в «Разговорах по четвергам». Вернувшись к компьютеру, Лили быстро включила поиск и нашла имена тех адвокатов, которые упоминались в статьях о разводах на страницах «Сентинл» и «Нью-Йорк мэгэзин». Все нужные ей номера были в интернет-каталоге юристов «Мартиндейл-Хаббл», и скоро Лили снова взяла в руки телефон.
С первого же раза ее соединили с Джином Сэмюэлсом.
— Очень рад, что ты позвонила, — сказал он. — Думаю, со своей идеей ты попала в точку. В моей практике все больше и больше условий о детях, — усмехнулся Джин. — У меня даже есть клиентка, с которой ты могла бы поговорить.
— О, правда? Можешь назвать ее имя?
— Конечно, это Слоан Хоффман.
— По-моему, я ее знаю, — сказала Лили, стараясь скрыть свое нетерпение.
— Как думаешь, мы освободимся после десяти? — спросила Лили у Роберта за завтраком в пятницу утром. Джозефин позвонила пять минут девятого, чтобы пригласить его на ужин, и на этот раз Лили настояла, что пойдет вместе с ним. Джозефин можно было легко склонить к сплетням, и девушка надеялась натолкнуться еще на какую-нибудь тему для статьи, слушая, как свекровь поносит своих ничего не подозревающих подруг.
— Что? — спросил Роберт, отгибая угол «Файнэншл таймс».
— Я должна на всякий случай предупредить Хасинту, — объяснила Лили, а Роб снова вперился взглядом в раздел «Рынки». Она взяла отброшенное мужем приложение «Уик-энд», напечатанное на бумаге лососевого цвета, и открыла страницы о моде. — Так что? Мне звонить Хасинте?
— Конечно, почему бы и нет? Тогда мы не будем торопиться и вернемся из ресторана пешком. Судя по всему, вечер сегодня будет замечательный, — сказал он, не поднимая головы от газеты.
— Отличная идея!
Прогуляться под луной с Робертом — это было бы замечательно. Ведь в последние несколько недель они так редко бывали вместе. Роберт не только сопровождал Джозефин на коктейли и ужины минимум два раза в неделю, но и проводил все больше времени в элитарном мужском теннисном клубе. По-видимому, встречался со многими, как он выражался, потенциальными работодателями на кортах и в сауне. Роберт даже договорился о нескольких собеседованиях, и Лили надеялась, что он все делает правильно.
— Нужно взять с собой жакет на случай, если похолодает, — вслух подумала Лили.
— Не забудь поблагодарить моих родителей за ужин.
— Роберт, — вспыхнула Лили, — я допустила ошибку всего один раз. И кроме того, почему ты не благодаришь их за еду?
— Потому что я их сын и не должен этого делать.
— А я должна?!
Он опустил газету и взял Лили за руку.
— Да, — вздохнул он. — Передай, пожалуйста, сахар.
— Отлично. Я рада, что мы это прояснили. — Лили захотелось швырнуть пригоршню нерафинированного сахара в самодовольное лицо мужа, но она справилась с собой.
Подтолкнув сахарницу к Роберту, она встала и, подняв Уилла, который, извиваясь, пытался ползать по кухонному полу, отправилась с ним в детскую. Дав ему бутылочку с молоком, она смотрела, как малыш принялся жадно сосать, медленно закрывая глазки. Перестать кормить оказалось намного тяжелее, чем она думала. И проблема не только в том, что грудь раздулась до размера небольших валунов. Лили не хватало ощущения, что малыш остро нуждается в ней. Ведь развести в бутылочке молочную смесь может кто угодно.
Уложив Уилла в кроватку, чтобы немного подремал, Лили села за компьютер и написала короткое письмо, в котором предложила идею статьи о добрачных соглашениях и условиях о детях, и сослалась на некоторые факты, известные только ей.
— Пожалуйста, пожалуйста, пусть ей понравится мое предложение, — шептала она, уставившись в экран, когда отправляла письмо Ребекке Берроуз в «Сентинл».
Лили встала, чтобы налить кофе. Когда она возвращалась из кухни, зазвонил телефон.
— Привет, это Лили Бартоломью? — раздался в трубке резкий голос.
— Да, это я.
— Ребекка Берроуз.
— О, привет, я только что отправила тебе письмо.
— Поэтому я и звоню. Мне понравилась твоя идея, и Форду тоже, — сказала она, упомянув Форда Дейвиса — главного редактора «Разговоров». Он был легендой светского общества Нью-Йорка. Если какая-нибудь статья привлекала внимание Форда, это означало, что ее автор сможет писать для любого издания в стране (за исключением, может быть, лишь «Вэнити фэр»).
