— Это не твое дело, — ответила я, поднимая подбородок. — И уже поздно. Мне нужно идти.
Но не успела я гордо развернуться и выйти под проливной дождь, как…
— Тебе нужно знать, что люди говорят! — воскликнул Майк. — Кто-то должен сказать, в конце концов.
— Кто и что говорит обо мне? — мой вопрос прозвучал гораздо более нервно, чем мне хотелось бы.
— Все говорят, — развел руками Майк. — Команда, болельщицы…
Да, можно подумать, все они — такие важные люди, и их мнение меня очень беспокоит.
В эту секунду, стоя здесь перед ним, я подумала, что Кэсс на моем месте давно бы уже ушла, и это было бы правильно, так почему я не последую её примеру? Но какая-то часть меня хотела идти другим путем.
— Мне плевать, что они там болтают, — медленно сказала я, и Майк подошел чуть ближе.
— Этот Роджерсон, — проговорил он тихо, — настоящая проблема, Кейтлин. Я слышал истории о нем. Он тебе не подходит.
Я фыркнула.
— Ты его не знаешь. И уж точно не тебе судить о том, кто мне подходит! Ведь и меня ты тоже не знаешь.
— Да ладно, — он улыбнулся, — конечно, я тебя знаю!
На самом деле — нет. Он знал Кэсс и Рину, но никогда не говорил мне больше десяти слов до той вечеринки. Он — просто тупой футболист, который хочет встречаться с болельщицей, и неважно, с какой именно.
— С меня хватит, — я повернулась к двери.
— Ну уж нет, — он внезапно схватил меня за руку и развернул к себе. — Ты меня выслушаешь. Я пытаюсь…
— Пусти! — я попыталась стряхнуть его пальцы.
— Да подожди ты! Послушай меня!
Внезапно входная дверь открылась, и в холл вошел Роджерсон в мокрой футболке и с влажными волосами. При виде Майка его глаза потемнели. Тот немедленно опустил руку.
— Кейтлин, — тихо сказал Роджерсон. За шумом дождя его было почти не слышно, и он смотрел не на меня, а на Майка. — Что здесь происходит?
— Эй, чувак, — Майк нервно улыбнулся, — мы просто болтали тут, вот и все.
Роджерсон посмотрел на меня, прищурившись и словно пытаясь понять, насколько услышанное им правдиво. Я почувствовала себя неуязвимой, защищенной, и подошла чуть ближе к нему. Глаза Роджерсона все еще были прикованы к Эвансу, даже когда я взяла его за руку.
— Пойдем, — мягко позвала я. — Я уже опаздываю.
Роджерсон наконец-то посмотрел на меня, словно очнувшись, и я слегка сжала его пальцы. Он ласково улыбнулся.
— Конечно.
Мы направились к выходу и, уже оказавшись на крыльце, услышали голос бесстрашного Майка Эванса, который был смел настолько, что дождался нашего ухода, чтобы крикнуть вслед: «Подумай о том, что я сказал!». Роджерсон немедленно остановился и оглянулся.
— А что он тебе сказал?
— Ничего особенного, — быстро ответила я, не желая, чтобы Роджерсон возвращался в коридор и, чего доброго, начинал драку — от него всего можно было ожидать.
Он кивнул, крепко сжал мою руку, и мы побежали к его машине, надеясь не вымокнуть насквозь до того, как заберемся в салон.
* * *
Первый настоящий бойфренд Кэсс, Джек Пакерте, тот самый парень, что разбил ей сердце, был практически членом нашей семьи почти два года. Он приходил на ужин по случаю Дня благодарения, обменивался рождественскими подарками с моими родителями, помогал отцу устанавливать светильники на подъездной дорожке. Таким уж он был — открытым и компанейским, и все эти два года мы все словно встречались с ним, так что, когда он бросил Кэсс, каждый из нас воспринял это как личную обиду.
Я не надеялась, что нечто подобное будет происходить с Роджерсоном. Но вот мы уже были вместе три недели, и родители хотели, чтобы я привела его в гости для Официального Представления.
Мама, так вовлеченная в мою жизнь, казалось, жила ею без меня, поэтому я была немного удивлена, когда она вдруг поинтересовалась, скоро ли сможет познакомиться с Роджерсоном. Отец никак не проявил интереса, только посмотрел на меня поверх газеты, а затем снова уткнулся в статью. После побега Кэсс мне казалось, что они должны воспринимать мои свидания с большей тревогой, но, может, дело было в том, что мои родители знали, чем занимается отец Роджерсона, а моя мама была лично знакома с миссис Биско, и это делало парня более «безопасным». Но несмотря на все это, Официального Представления было не избежать.
Пятничным вечером, когда мои родители, Боу и Стюарт сидели в гостиной, играя в «Исторические поиски», а я собиралась на свидание, как раз нанося помаду перед зеркалом, мама позвала меня.
— Кейтлин, милая, когда Роджерсон приедет, пригласи его зайти внутрь, хорошо?
Я уставилась на свое отражение, затем направилась в гостиную. Родители и Боу со Стюартом сидели вокруг стола, держа в руках карточки для игры. Отец разглядывал свои с интересом, Стюарт, рядом с ним, морщил лоб. Мама и Боу вполголоса обсуждали стратегию, искоса глядя на соперников.
— Зачем? — поинтересовалась я, уже представляя, что за этим последует. Мама взглянула на меня, подняв брови.
— Ты проводишь много времени с этим мальчиком, — сказала она, — и нам хочется, наконец, познакомиться с ним, верно, Джек?
Папа посмотрел на меня с улыбкой.
— Конечно, дорогая, это было бы замечательно.
Представить Роджерсона родителям — это одно. А представить его в пятницу вечером — уже совсем другое дело.
Вот уже пять лет, как Боу подарила отцу «Исторические поиски» — географическую настольную игру — на День рождения. Первая партия началась невинно, в окружении чашечек кофе и печенья, испеченного моей мамой. Но потом все переросло в нечто гораздо большее. Вызов был брошен. Ставки сделаны. Каждая пятница стала сражением не на жизнь, а на смерть, и азарт буквально витал в воздухе.
— Не знаю, мам, — за окном слышно было, как подъехала машина Роджерсона. Как обычно, он остановился не прямо перед окнами, а чуть не доезжая до почтового ящика. — У нас уже есть планы, и…
— Всего на секундочку, — откликнулась мама, обмахиваясь карточками, как веером. — Пожалуйста, Кейтлин!
Я посмотрела на столик. Пока что игра была довольно спокойной, если не считать небольшого спора по поводу столицы Индонезии. Отец кинул игральный кубик маме, и та передала его Боу, у неё была «счастливая рука».
— Ну же, — поторопил он. — Мы хотим знать, с кем ты проводишь все время!
— Это будет совсем не лишним, — мягко сказала Боу, видя, что я еще колеблюсь. — Они будут вести себя хорошо, правда, Маргарет, Джек? — она насмешливо посмотрела на моих родителей.
Я вышла на улицу. Роджерсон ждал в машине, опустив стекло и нетерпеливо глядя на наше крыльцо.
— Ты задержалась. Что-то случилось?
— Они, хм, хотят познакомиться с тобой.
— Они?
Я нервно оглянулась на дом.
— Родители и наши друзья. Это всего на минутку.
— Ладно, — легко согласился он, выбираясь из машины. Сегодня на нем были джинсы и кроссовки «Доктор Мартенс», темная футболка с надписью «Тони» на нагрудном кармане и джинсовый жакет, дреды, как обычно, свисали по всем сторонам от лица. Роджерсон достал бандану и повязал ее на голову, скрывая большую их часть.
— Хорошая идея, — похвалила я.
— Подождем до следующего раза, прежде чем знакомить твоих родных с моими волосами, — подмигнул он.
Первое, что я услышала, когда мы вошли — мамин голос, громкий и недовольный.
— Это Токио! Это может быть только Токио! — возмущалась она.
— Кажется, нам нужен независимый эксперт, — спокойно отвечал ей отец.
— Не смешно, — сердито сказала мама. — И не торопи меня. Ты постоянно это делаешь. Знаешь ведь, что я этого не люблю, и все равно…
— Мам? — позвала я.
— Минутку, — не отрываясь от игры, откликнулась она. — Первый город, население которого достигло миллиона человек. Первый город…
— Может быть, Нью-Йорк? — предположила Боу. — У меня есть предчувствие, что это Нью-Йорк.
— Нет-нет, — рассеянно ответила мама. — Это… Это…
— И… Время вышло! — весело воскликнул отец, и таймер прозвенел, подтверждая его слова. — Стюарт, бросай кубик.
— Святой перламутр! — возмутилась мама, и Стюарт рассмеялся. Мама никогда не ругалась в полном смысле этого слова, но её выражения всегда были разными.
— Не расстраивайся, — успокаивающе сказала Боу. — В следующий раз мы их сделаем.
— Может, это все же был Нью-Йорк! — запротестовала мама. — Ну почему мы не назвали его?
— Понятия не имею, — мрачно ответила Боу, и они обе замолчали. Стюарт бросил кубик.
— Мам? Пап? — редкий момент молчания показался мне подходящим. — Это Роджерсон Биско.
Все подняли головы и посмотрели на нас, точнее, на него. Я тоже взглянула на него — на эту смуглую кожу, глубокие зеленые глаза, бандану. Боу, как всегда, была первой, кто заговорил.
— Привет, Роджерсон, — приветливо сказала она. — Я Боу Коннелл.
