Ознакомительная версия.
Прошло года четыре. Однажды летом Сережа разыскал меня и попросил о помощи. Как оказалось, при разводе его сына Петю оставили матери, а эта сука сдала его в Дом малютки (или в Дом ребенка, не помню, как он назывался). Сережа обратился в суд с просьбой отдать сына ему, так как мать не в состоянии его содержать, а у него в Шауляе есть все бытовые условия и постоянная работа с высокой зарплатой (он тогда уже был бригадиром электриков на крупной птицефабрике). Суд отказал. Сережа обжаловал решение. Апелляцию отклонили. Но и смириться с тем, что его ребенок у чужих людей, он не мог.
— Представь, что это твой, твой сын в приюте, а не мой Петька, — это как? — напористо вопрошал он. — Можешь представить?
— Не могу, — соглашался я. Наверное, я был не самым хорошим отцом, но и в самом деле не представлял, как это мой сын (примерно ровесник Петьки) будет у чужих людей, в чужих равнодушных руках.
— Могу я на тебя рассчитывать?
— Что нужно сделать?
Идея у него была простая: забрать сына из Дома малютки, и пусть потом эта сука таскается по судам. Я уточнил:
— Забрать? Кто же тебе его отдаст?
— Мы и спрашивать не будем. Выйдем во двор погулять, а там…
Ну, святое дело, как не помочь? Прихватили еще одного приятеля, однокурсника по Литинституту, наняли машину — «Победу» ярко-желтого, как утенок, цвета и поехали в Дом малютки. Он находился в двадцати километрах от Москвы, на краю дачного поселка Красково (по странной случайности через пятнадцать лет в этих же местах, в Малаховке, я купил свой дом). Погода была прекрасная, в небе ни облачка, дождь не мог помешать нашему предприятию.
Дом малютки стоял на тихой улочке, за высоким зеленым забором. Калитка была открыта и подперта кирпичом, чтобы не закрывалась: какой-то мужик возил на тачке уголь к котельной из сваленной у ворот кучи. От калитки к корпусу вела утоптанная дорожка. Машину с приятелем мы оставили на дороге возле калитки, сами прошли внутрь. В просторном, заросшем сиренью и жасмином дворе в песочницах возилась малышня под присмотром гренадерского роста нянечки в несвежем белом халате. Сына Сережа нашел на веранде среди таких же трехлеток, катающих по затертому линолеуму деревянные самосвалы. При появлении двух незнакомых дяденек малышня сначала испуганно притихла, потом осмелела, окружила нас, глядя внимательными и, как мне показалось, голодными глазами. Я обругал себя за то, что не догадался прихватить каких-нибудь шоколадок или печенья. Сережа оказался предусмотрительней. Он одарил малышей конфетами «Мишка на севере», они расползлись по углам, зашуршали фантиками.
Сережа был здесь не в первый раз, его знали. Воспитательница разрешила ему погулять с сыном во дворе. Предупредила:
— Недолго, скоро обед.
— Мы недолго, — заверил Сережа.
Во дворе мы немного походили возле песочниц и стали понемногу смещаться к калитке. Сережа взял Петю на руки.
— Только не беги, — негромко напомнил я. — Ты никуда не спешишь, ты гуляешь.
— Да, да, я гуляю, я никуда не спешу, — послушно закивал он. Но нервы у него сдали, он припустил по дорожке совсем не прогулочным шагом. И тут же прозвучал голос нянечки-гренадерши:
— Эй, вы куда? Стойте!
Ага, стойте. Сережу будто пришпорили, он рванул по дорожке, прижимая к себе сына.
— Стой! Держи его! Стой! — гремел гренадерский бас, ему вторили тоненькие голоса двух других нянечек. А потом и трех: — Стойте! Мужчина, вы что?! Остановитесь!
Похоже, они размножаются делением, машинально отметил я, легкой трусцой семеня за приятелем в надежде, что смогу хоть на несколько секунд задержать наступательный порыв персонала, а этих секунд Сереже хватит, чтобы добежать до машины.
Но вдруг — о ужас! — в калитке потемнело: мужик вбил в нее тачку с углем и отрезал спасительный выход. Все, мы в ловушке. Сейчас нас будут бить, а потом сдадут в милицию, подсказало мне услужливое писательское воображение.
Но вдруг — о чудо! — мужик сдал тачку назад, пропустил Сережу, выпустил меня и запечатал калитку тачкой прямо перед носом погони. Не знаю, почему он это сделал. Но почему бы ни сделал, за этот поступок ему спишется какой-нибудь грех.
Мы ввалились в «Победу», Сережа приказал:
— Гони!
«Победа» резво взяла с места. Водитель посмотрел в зеркало заднего вида, как на дорогу высыпало штук пять нянечек и воспитательниц, как они размахивают руками вслед машине. Встревоженно спросил:
— Вы что… это самое… пацана… А?
— Какого пацана?! — заорал Сережа. — Сына!
— Ну если сына, тогда ладно.
Водитель немного успокоился, но с явным облегчением высадил нас у моего дома.
На душе у меня было не то чтобы неспокойно, но как-то не комильфо. Вот, из-за нас у воспиталок будут крупные неприятности. Но когда я увидел, как жадно, ручонками, Петя пихает себе в рот котлеты, которые мой сын нехотя ковыряет, сомнения исчезли. Все правильно. Даже если и не совсем правильно.
Обратный билет на самолет у Сережи был на восемь вечера. Я предложил уложить ребят спать, а самим уединиться у меня в кабинете с бутылочкой коньяка. Но Сережа отказался:
— В другой раз. Что-то на сердце у меня тревожно. Поеду. Попробую улететь дневным рейсом.
— Как скажешь…
Они уехали. А часов в девять вечера в дверь позвонили. Не очень молодой милиционер в чине старшего лейтенанта назвался оперуполномоченным МУРа и сурово спросил:
— Гражданин такой-то?
Я подтвердил:
— Такой-то.
— Вы были сегодня в одиннадцать тридцать в поселке Красково?
— Был.
— Принимали участие в похищении из Дома малютки малолетнего сына гражданки Любови В.?
— Я участвовал в похищении из Дома малютки сына моего друга Сергея П. Проходите, командир, что мы стоим на пороге?
Он воспользовался приглашением, но суровости не утратил. Уже в кабинете спросил, доставая из планшетки бланк допроса:
— Где сейчас находится малолетний сын гражданки В.?
— В самолете. Примерно на полпути к Шауляю.
— Гражданин П. восьмичасовым рейсом не вылетел.
— Значит, вылетел дневным.
— Что заставило его вылететь раньше?
— Предчувствие, командир. Отцовское сердце вещее. С чего вдруг к этому делу подключился МУР?
— А вы как хотели? Киднеппинг! Шутка? Только этого нам не хватало!
— Как вы меня нашли?
— Водитель желтой «Победы» указал адрес. А вашу фамилии назвала гражданка В. Сказала: только этот засранец способен на такую авантюру.
Я возмутился:
— А она не засранка? Запихнуть мальчонку в приют!
— Ваши взаимоотношения МУР не интересуют. Расскажите подробно обо всех обстоятельствах дела. Для протокола.
— Ну, пишите…
Закончив составление протокола, опер немного подумал и заключил:
— Уголовщины не просматривается. Дело гражданское. Суд разберется.
— Не пропустить ли нам по этому поводу по маленькой? — предложил я.
— Не могу, — со вздохом отказался он. — На службе.
— Какая служба? Десять вечера!
— Да? И в самом деле. А давайте!..
Бутылка коньяка, не распитая днем с Сережей, пришлась очень кстати. Через час опер засобирался.
— Мне пора. А то эта уже заждалась.
— Эта — кто?
— Гражданка Любовь В.
— А она где?
— Да возле дома ходит.
— Передайте ей привет!..
Все получилось так, как и предсказывал Сережа. Теперь Люба осаждала суды. Все решения были в ее пользу. Тем более, что она закончила институт, вернулась в Челябинск, устроилась на работу в какую-то газету, таким образом лишила Сережу главного козыря — своей невозможности содержать сына. Но он не сдавался. На каждое решение следовала апелляция. На отклонение апелляции новая апелляция. Когда совсем припирало, менял квартиру, судебное решение не исполнялось в связи с ненахождением ответчика. Суды были то в Шауляе, то в Челябинске. Время от времени Сережа появлялся проездом в Москве с портфелем, набитым бумагами, кодексами и разъяснениями Верховного суда. Сын подрастал, отца любил, о матери и слышать не хотел, потому что ее не знал. Но он был еще слишком мал, чтобы распоряжаться своей судьбой. А все судебные увертки были уже исчерпаны. Но Сережа нашел выход.
Однажды позвонил:
— Все, конец судам. Петька остается у меня!
— Как это тебе удалось?
— При случае расскажу…
Случай подвернулся года через два. Сережа привез сына в Москву на математическую олимпиаду для школьников, победителей республиканских олимпиад. Рассказал:
— Прижали меня. Специально предупредили: не исполню решения суда, посадят. Суд назначили у нас, в Шауляе, по месту жительства ответчика. Любка известила, что прилетит на суд. Говорю Петьке: все, сынок, придется тебе теперь жить у мамы. Он спрашивает: а нельзя так, чтобы у мамы и у тебя? И тут меня озарило. Петька, говорю, ты гений! Если пойдешь по юридической части, быть тебе Кони! Нет, говорит, мне это не интересно. Купил я цветов, взял такси, встретил ее в аэропорту. Она удивилась, но цветы взяла. Отвез ее в «люкс» нашей лучшей гостиницы, специально снял для нее. Она еще больше удивилась. Вечером пригласил в ресторан. За ужином говорю: «Послушай, Люба, что мы с тобой грыземся, как собаки? У нас чудесный сын, умница, а мы его на части разрываем. Я один, ты одна… А она уже раза три успела сходить замуж и развестись… Давай попробуем жить вместе. Раньше не получилось, молодые были, дураки. Сейчас поумнели. Пусть у Петьки будет и отец, и мать. Как ты на это?» Она мне: «Ну, я не знаю, как-то это для меня неожиданно». Я продолжаю: «Ты замечательная, талантливая поэтесса. За что я тебя полюбил? За стихи! А на что размениваешься? На газетную текучку. Талант свой губишь. Я хорошо зарабатываю, не нужна тебе никакая газета. Пиши стихи, воспитывай сына. Чем плохо?» В общем, уболтал, достал стихами. Взяли шампанского, поднялись в номер. Переспали. Очень боялся я, что не встанет. Но ничего, встал. Утром отправились в суд…
Ознакомительная версия.
