— И вас запрягли?
Павел обернулся:
— Я сам захотел. Суматоха заводит.
— Это верно. Каждый раз Анна наши дни рождения превращает в пир.
Отец Инозецевой замолчал, а потом вдруг спросил:
— Тебя арестовать ее прислали?
Банка с огурцами упала на землю, но не разбилась. Рассол вытекал из нее на траву, но Павел не шевелился. Тихо сказал:
— Нет. Я вообще случайно появился. В области забеспокоились из–за длительного молчания райцентра, меня и отправили проверить.
— Ну и что ты думаешь делать?
— Не знаю, но знаю точно, что вашу дочь я не арестую! То, что я слышал за сутки от людей посторонних, утвердило меня в мысли, что арестовывать надо Коломенцева и всю его компанию. И с ним я еще поговорю!
— Что ж, Павел, спасибо. Если спросить о чем хочешь, спрашивай.
Светлов, поднял банку и присел на завалинку. Достал сигареты, предложил:
— Курите.
Николай Васильевич отказался:
— Лет двадцать назад бросил.
Павел затянулся:
— Анна поймала трех кавказцев, что ей горе причинили. Я, конечно, понимаю, что это нелюди, но не могу я смириться с тем, что она их без суда и следствия может прикончить. Поймите меня правильно, убив их, ваша дочь уподобится им.
Лицо Николая Васильевича затвердело. На скулах заходили желваки:
— Что ты предлагаешь? Чтобы она отпустила их?!?
— Нет. Раз они хладнокровно убили ребенка, значит это не первое их убийство. Надо найти людей, которым они тоже причинили горе и устроить показательный суд. С прокурором, адвокатами, защитниками, свидетелями и присяжными заседателями. Что вынесет народ, то им и будет. Против толпы обвинителей, даже областной суд в будущем, не сможет ничего сделать.
Николай Васильевич задумался:
— Наверное, ты прав. Но как найти этих людей? Будь у меня ноги здоровыми я бы не побоялся никаких мансуровых и нашел их. А у Ани сейчас и так столько забот.
— Я попробую. Только помогите мне убедить Анну не убивать их какое–то время. Поговорите с Иваном Андреевичем и Марией Игнатьевной. Пусть они тоже попытаются убедить ее, хотя бы на время, отложить месть. Убей она их без суда и ее снова посадят. Разве это выход?
— Хорошо. Хотя это будет нелегко.
На крыльце появилась Анна и прервала их разговор криком:
— Все к столу! Быстро–быстро! Папа, а ты чего в сторонке? Ради тебя весь этот сыр–бор устроили, а ты прячешься! Ну–ка давай в центре садись. Ребята…
Анна обернулась к охранникам:
— …а вы чего? К столу живо!
Павла посадили на скамейку рядом с Анной. Сквозь ткань брюк он чувствовал тепло ее упругого бедра и от этого было почему–то не по себе. Домашнее вино оказалось забористым и в голове у Павла поплыло. Иноземцева иногда поглядывала на него, подкладывала салаты и закуски. Он тоже пытался ухаживать, но почему–то ухаживания эти выглядели неуклюжими. Анна ушла в дом и вскоре вернулась с гармошкой. Протянула ее отцу:
— Папаня, ну–ка давай! Нашу! «Барыню»!
Николай Васильевич пробежался пальцами по клавишам, как бы пробуя мелодию и вдруг гармонь заговорила: «Барыня, барыня, сударыня–барыня…». На плечах Анны откуда–то появился платок и она поплыла по кругу плавно, как лебедушка. Вышел в круг Иван Андреевич и началось. Такого перепляса Павел ни разу в жизни не видывал. Он внимательно вглядывался в пляску старика, когда на его плечи вдруг обрушился платок. Он не понимающе поглядел на проплывающую мимо Анну. Лидия, сидевшая напротив, взвизгнула:
— Выходи! Анька тебя плясать приглашает!
Он крикнул беспомощно:
— Не умею я!
— Как сможешь!
И Светлов вышел в круг. Вначале получалось плохо, он глядел на Ивана Андреевича и старался подражать ему. Потом дело наладилось и даже пойдя вприсядку вокруг Анны, он не упал на спину, как того боялся. Глаза женщины в сумерках казались черными. Они манили за собой, звали куда–то. И он шел навстречу этим глазам и чувствовал, как в них растворяется его душа. Когда Николай Васильевич закончил играть, сердце Павла колотилось, как птица в клетке. Он присел на верхней ступеньке крыльца, рядом опустился запыхавшийся Иван Андреевич:
— Ох, молодец! Здорово у тебя получается!
Павел усмехнулся:
— Первый раз в жизни плясал, а вы говорите «здорово»!
— Тогда тем более! Вот погоди, сейчас Анютка немного отдохнет, она еще и «Цыганочку» спляшет! Она у нас на все мастерица! К выпивке–то, я смотрю, ты не падкий. По жизни не пьешь или завязал?
— Не пью по жизни. В праздник иногда рюмку–другую. А так не тянет.
Старик заметил, что Светлов, не отрываясь, смотрит на Анну и сказал:
— Это хорошо. Вот ты думаешь, Анна сейчас вино пьет?
Он указал рукой на невестку, которая лихо выпила целый стакан чего–то темного и продолжил:
— Нет. Она хитрая, раньше всех свой стакан наполняет яблочным соком и под видом вина пьет. Она меня, старика, однажды обманула во время праздника. Смотрю пьет. Да все по целому стакану! А не пьянеет! Меня досада взяла и я тоже давай по целому стакану! И под стол свалился. Утром просыпаюсь, Андрей на меня смотрит и говорит: «Ты что это, пап, вчера так напился?» Я ему рассказал, так он целый час хохотал. Вот сын тогда и объяснил мне, как Аннушка всех обманывает. Даже сестры ее не знают этого фокуса.
Павел рассмеялся, а Иван Андреевич предложил:
— Может и мы ее немножко обманем? Должна же она, хоть немножко, расслабиться.
— Как?
— Ты сейчас с ней рядом сядешь, а она плясать пойдет. Замени ей содержимое рюмки. А когда снова сядете, подними тост за ее отца. Она вынуждена будет пить.
Светлову идея показалась занятной и он согласился. Спустился с крыльца, сел рядом с Анной. Женщина спросила:
— О чем это вы с моим свекром беседовали?
— Он похвалил меня за пляску, а ведь я впервые плясал.
Иноземцева вздернула брови:
— Вот уж бы не подумала! Павел, а «Цыганочку» со мной плясать пойдешь?
— Пойду, только немного пригляжусь к движениям.
— Тогда сейчас и спляшем.
Анна встала, подошла к отцу, обвила его шею руками и попросила:
— Пап, сыграй «Цыганочку», пожалуйста!
Николай Васильевич улыбнулся:
— Не наплясалась еще?
— Нет! Я бы всю ночь могла проплясать, лишь бы ты играл.
Мелодия началась с легких еле слышных аккордов, сначала медленная, потом все быстрее и быстрее. Павел обменял свою рюмку с вином на рюмку Анны, немного понаблюдал за пляшущим Сашей и вышел в круг. Едва танец закончился и они сели, Павел встал и попросил слова. Наступила тишина:
— Я среди вас человек чужой, но хотел бы тоже выпить за здоровье Николая Васильевича. Счастья вам и радости побольше!
И залпом выпил рюмку — там действительно был сок. Голова Анны вдруг оказалась у его уха и веселый голос прошептал:
— Я вам припомню эту подмену рюмок! Свекор меня провел все–таки. Теперь я понимаю, о чем вы шептались. Остальным не говорите.
Павел наклонился к ней:
— Могли бы и не предупреждать. А сейчас еще одну рюмочку и можете пить свой сок.
Анна рассмеялась:
— Коварный ты человек, Паша!
Гулянка продолжалась до глубокой ночи. К Павлу подсели сестры Анны с мужьями, втянули его в разговор и он уже не чувствовал себя чужим среди этих людей. Под звездами далеко разносились над водой застольные песни. Павел краем глаза заметил, что Анна с отцом тоже о чем–то разговаривают. Лицо Иноземцевой было мрачным, но все же она с чем–то соглашалась, что говорил ей Николай Васильевич. Ребятишки ушли спать. Охранники и старшие девушки исчезли. Все вместе начали убирать со стола. Анна все еще тихонько говорила о чем–то с отцом. Павел, вместе со всеми, уносил посуду в дом, но выйдя в очередной раз за тарелками, Иноземцевой за столом не увидел. Ee отец сидел за столом один, опустив голову. Увидев Светлова, попросил:
— Павел, поговорите с ней сами. Она вроде бы и слушает, но ненависть переполняет ее душу. Андрей и Ванечка были для нее смыслом жизни. Она говорит, что ей безразлично, что с ней будет дальше. У дочери больше не может быть детей и она зациклилась на этом. Сейчас она пошла бродить вдоль берега. Вы найдете ее там. Прихватите с собой куртку для нее, да и сами накиньтесь, стало прохладно.
— Я найду ее, Николай Васильевич, вы не беспокойтесь.
Павел прихватил куртки из машины и двинулся вдоль берега, заметив вдали силуэт бредущей женщины. Он, не спеша, шел следом и видел, как Иноземцева пару раз оглянулась. Она не остановилась, но Светлов начал медленно приближаться к ней. Наконец подошел почти вплотную. Женщина не оглянулась, но тихо спросила:
— Зачем вы пошли за мной, Павел Юрьевич?
— Хочу поговорить.
— Отец мне сказал все, что вы говорили. Я понимаю вашу правоту разумом, но сердце говорит мне «отомсти».
Анна огляделась и присела на сухое бревно у самой воды, зябко поведя плечами. Павел осторожно накинул ей на спину куртку, встал рядом и глядя в затылок, тихо сказал:
