Трамвай с синими стеклами и песнями покатился к рынку, а опунции со старушкой пошли обратно. И как-то совсем не страшно было сказать на сегодня — прощай, хлебушек!
Моя бабушка, которая по совместительству приходилась еще и мамой моему папе, в свое время была «жгучей брунеткой с толстой косой». Так она рассказывала родственникам, детям и внукам, которые застали только ее абсолютно седые волосы, закрученные лихим узлом около левого уха. Бабушка была стремительной и деловой, прическе времени уделяла мало, по привычке закалывая остатки волос на макушке отработанными движениями. Но те волосы остались только в воспоминаниях, а теперь шпильки из жидкого пучка выскальзывали, и он съезжал на ухо.
Однажды бабуля влюбилась. Нет, не так. Она вдруг обиделась на судьбу, лишившую ее мужа в расцвете пятидесяти лет, и решила найти еще одного камикадзе. К тому времени бабушке по паспорту было немного за шестьдесят, но уморить крепкого мужчину она вполне могла. Всю свою жизнь бабушка работала на вредном производстве: заведовала раздачей молока рабочим нефтеперерабатывающего завода. Поэтому молока было дома — залейся. В треугольных синих пакетах, в «люминиевых» флягах, вывезенных с завода, в виде сливок, творога и сметаны. Бабушка, высоко ценившая свою внешность, даже умывалась молоком. И в свои шестьдесят выглядела на все пятьдесят пять, если не пятьдесят четыре. Могла бы и моложе, но бурные многолетние романы немного состарили кожу. Да и с шевелюрой у бабули вышла промашка. Она и сама не заметила, когда волосы поредели и выцвели под белой крахмальной косынкой.
Меры перед обновлением личной жизни были приняты решительные. Бабушка постриглась и решила покраситься в насыщенно-каштановый цвет. Пристрастие к народным рецептам и здоровому молочному образу жизни не позволяло использовать никакую другую краску, кроме хны. Чтоб вы знали — на седые волосы хна без басмы дает изумительный оранжевый цвет… В итоге бабушка, сняв полотенце и прорыдав минут десять, побежала в магазин за басмой. В магазине ей ответили, как в Одессе: «Шо вы себе думаете — если есть хна, то должна быть и басма?!» Напрасно, на радость продавцам, бабуля билась в истерике по поводу загубленной личной и рабочей жизни. Они дружно посоветовали ей выйти наконец-то на пенсию и успокоиться, чем вызывали новый приступ морковной ярости.
Но не такая у меня была бабушка, чтобы сдаваться! К утру выход был найден. Огненная фурия пошла в парфюмерный отдел, купила себе радикально-оранжевую помаду, накрасила губы, надела белый выходной костюм и в таком виде явилась на работу. Напоминаю — на проходную нефтеперерабатывающего завода! Она шла мимо хрестоматийных рабочих и их заводских подруг в спецовках, убивая всех запахом «Красной Москвы» на 0,3 км вокруг. Проходная молчала, пока она шла…
Фурор был полный. Через неделю вместо пенсии у нее было два любовника, один из которых приезжал на ЗИЛе к подъезду и возил нас весной за ландышами. Второй ухаживал за ее дачей и поставлял бесплатно свежий навоз для урожая. Оба умерли раньше бабушки, виной чему, по словам соседок, была невероятная сексуальная активность моей рыжеволосой родственницы.
До самой смерти бабушка красилась только в этот радикальный цвет, и удивленно подводила брови поверх настоящих (последним она напоминала мне Лилю Брик). При болезни покраска откладывалась, и вокруг головы образовывался морковный нимб: совершенно невидимые седые корни и висящее оранжевое облако над ними. В солнечный день рубец на сердце от неожиданного зрелища вам был обеспечен.
Существует много народных рецептов для укрепления волос, но наша старушка выбирала самые неожиданные. Луковая кашица с молоком, которую нужно носить на себе три часа в теплом виде (от запаха выворачивало даже вечно беременную бабушкину кошку). Теплый же компресс из мочи, после которого (на этот раз про запах молчу) волосы становятся очень интересного золотистого оттенка, а кожа головы полностью избавляется не только от мертвых, но и от живых клеток. Горячее репейное или касторовое масло, тщательно сохраняемое на голове целую ночь шуршащим пакетом и теплой шапкой.
Но — самое смешное — у бабушки-таки начали расти новые волосы! Спустя года три после еженедельных процедур среди тонких рыжих волосинок появился жесткий густой подшерсток темного цвета. Бабушка ликовала и предвкушала вторую молодость. Соседки скрипели зубными протезами и тоннами закупали репейное масло. И вдруг бабушка умерла от инсульта, предварительно погуляв у подруги на поминках и сделав наметку на роман с безутешным вдовцом.
Когда бабулю хоронили, соседки плакали от разочарования, родственники — по привычке, а незнакомые люди — шарахались от гроба, потому что им казалось, что вокруг головы у старушки был яркий солнечный нимб. Вот она — сила красоты.
Моя бабушка говорила, что никакой нужды выходить рано замуж нет — нечего себе зазря молодость укорачивать. Муж нужен по-настоящему после пятидесяти. Чтобы было с кем поговорить о своих болячках и вспомнить эту самую молодость, в которой чего только не было. Когда нет сил вставать по утрам, но ты встаешь и делаешь завтрак, потому что тебе есть ради кого вставать.
А если нет сил, а ты совсем один — заведи кого-нибудь.
В нашем подъезде жила старушка, у которой никого не было. А животное она не могла завести, потому что в любом случае планировала умереть раньше. И с ужасом рассказывала подруге по телефону дрожащим голосом: «А если я умру во сне, а оно не поймет? Не поверит? И будет ждать, пока я встану и покормлю его. А я не смогу оправдать его ожиданий! Вот что страшно… Я буду лежать глупо и эгоистично, некрасиво открыв рот, все холодея и холодея, а живое существо, заведенное по моей прихоти, станет страдать и мучиться».
Подруга, желая ее утешить, рассказывала случаи, когда кошки и собаки, запертые по нескольку дней с умершими хозяевами в квартире, выедали у них куски из тела. Старушка строго поджимала губы: «Я прекрасно знаю, что съесть можно только того, кого никогда по-настоящему не любил. Мое животное умрет от голода, охраняя мой последний сон!»
Телефонная трубка гневно возвращалась на место, а слезы по себе, тихо умершей во сне, и животному, вынужденному голодать по этой причине, все не останавливались. Потом подруги мирились и опять велись разговоры про одиночество под аккомпанемент кухонной радиоточки. Они высмеивали друг друга, когда одна из них пыталась поделиться новым рецептом джема: «Ты планируешь дожить до весны, дорогая? И кто, интересно, будет есть твой джем, если в гостях у тебя бывает только участковый врач и я?»
Весной она все же завела себе маленькое живое существо. Сосед-школьник принес в подарок черепаху. Хотя черепахи тоже не едят джем и не умеют уютно мурлыкать — кажется, им было хорошо.
Когда наступает настоящая старость? Когда появляются пигментные пятна на руках, а сами руки начинают превращаться в сухонькие лапки, вызывая в памяти беспомощных куриц и фразу «артрит — это естественно для вашего возраста».
Когда волосы приходится подстригать коротко, а они покорно прилипают к голове бесцветным тополиным пухом.
Когда тебе и в голову не придет пить шампанское и покупать себе баночку красной икры даже при наличии денег. А ведь когда-то хотелось.
Когда разговоры «за жизнь» начинаются со слова — «было». А на удивленные ахи соседки по поводу покупки новой блузки, беспомощно оправдываешься — «будет в чем схоронить».
Когда, перебирая фотографии, потихоньку откладываешь наиболее удачные в сторону, и думаешь — какая лучше будет смотреться на темном фоне.
Когда очень хочется, чтобы тебя пожалели, но все считают это старческими капризами. А твое желание поехать дальше, чем в ближайшую поликлинику, — старческим маразмом.
И когда ты понимаешь, что очень ждешь лета, так как если что вдруг… не хочется думать о мерзлой земле и холоде. Летом как-то проще.
И так странно смотреть по утрам в зеркало. И видеть там то, что видишь. А дома холод, тишина и запах одиночества.
Старость никогда не наступает постепенно, она приходит вдруг и остается хозяйкой. Вытесняет все остальные запахи и звуки, обкладывает тебя холодной мокрой ватой, выживает уют и выдувает тепло из дома, и нашептывает о тщетности попыток от нее избавиться.
В отчаянии начинаешь придумывать себе идиллические картинки про светлую комнату в элитном доме престарелых, фантазируешь о теплой семейной обстановке, виде из окна на сосновый бор, новых друзьях и избавлении от липкого холода, старость — это ледниковый период, а от наступления ледников не спасают красивые картинки, ледники можно растопить только горячим безрассудным дыханием, бесцеремонным вторжением в царство холода, но у остальных тоже слишком мало тепла и много неотложных дел.
