— Очень разумно, — сказал Дмитрий Тимофеевич и встал из-за стола. — С Богом, Иван Сергеевич!
* * *
По широкой институтской лестнице спускался Иван Михайлович Заикин, окруженный толпой почитателей.
Заикин шутил, балагурил, держал себя «любимцем публики» и тщеславно подмигивал франтику, который шел рядом, млея от славы Заикина.
— Что вас заставляет летать? — спросил кто-то из студентов.
— А что вас заставляет учиться? — немедленно ответил Заикин.
— Иван Михайлович, а как вы смотрите на те жертвы, которыми устлан путь в небо? — высокопарно спросила хорошенькая курсистка.
— С содроганием и великой жалостью, — серьезно ответил Заикин.
— А вам известно, что в Петербурге сейчас проходит авиационная неделя? — спросил немолодой студент.
— А как же! — живо повернулся к нему Заикин. — Там все мои товарищи по французской воздухоплавательной школе.
— А вы в цирк не собираетесь возвращаться? — спросил кто-то.
— Думаю, что не придется...
— Вы сегодняшние газеты читали? — снова спросил немолодой студент.
— Времени, господин хороший, не было, — смутился Заикин.
— Сегодня там есть сообщение о капитане Мациевиче. Вы такого знали?
— Ах, милый!.. — Заикин остановился на последних ступенях лестницы, и вместе с ним остановилась вся толпа. — Не только знал, но и люблю его всем сердцем. И лекцию сегодня я вам с его слов читал. Только позавчера письмецо от него, от Льва Макарыча, получил. А чего там про него написано? Хвалят небось?
— Да как вам сказать... — растерянно проговорил немолодой студент и нерешительно протянул Заикину газету.
— Я мелкие буквы плохо разбираю, — простодушно сказал Заикин. — Ты читай, я послушаю.
— Иван Михайлович, пойдемте домой! — испугался франтик и попытался оттереть студента с газетой.
— Да подожди ты, не шустри, — улыбнулся Заикин, — успеем.
— Иван Михайлович! — отчаянно прокричал франтик. — Чтоб я так жил, как вам это неинтересно!
— Ты что, сдурел? — удивленно сказал Заикин и повернулся к студенту: — Вы уж простите его великодушно. Он вообще-то хлопчик неплохой, только сегодня что-то малость не в себе. Читайте, будьте ласковы!
Франтик махнул рукой, взялся за голову и уселся прямо на ступеньки роскошной мраморной лестницы.
— «Гибель русского авиатора Льва Макаровича Мациевича. С сумрачной душой и бесконечной печалью стоим мы перед открытой могилой. Не только опытный авиатор, талантливый завоеватель воздуха и хороший товарищ ушел от нас — от нас ушел ЧЕЛОВЕК, смелый, благородный человек, не остановившийся перед риском собственной жизнью на благо культуры и прогресса, и он пал жертвой своей отваги и никогда не увидит плодов своей борьбы со стихией. Вечная память тебе, положившему жизнь за благо других!» — глуховато прочитал немолодой студент.
На институтской лестнице было тихо, как в пустой церкви. Заикин стоял окаменевший. Глаза его смотрели в пустоту.
— Простите... — прошептал студент. — Я думал, вы знаете.
И тогда Заикин взял из рук студента газету и уставился на траурную фотографию Льва Макаровича Мациевича. Осторожно разгладил газету и тихонько, с остановившимися глазами пошел к выходу.
Он шел, а все молча смотрели ему вслед.
У подъезда его ждал извозчик.
— Садитесь, Иван Михайлович! — весело крикнул извозчик.
Но Заикин не видел извозчика, не слышал его.
Он медленно шел по улице и держал газету двумя руками. И тогда извозчик также медленно поехал за ним.
Потом Заикин поднимался по лестнице гостиницы. Он шел сквозь здоровающихся с ним людей, и глаза его не мигая смотрели только вперед, и бог знает что стояло сейчас в его глазах!
Так же он прошел в свой номер, где в табачном дыму галдел Ярославцев и чертыхался по французски Шарль Риго.
— Ванечка! — крикнул Ярославцев, потрясая пачкой счетов, и осекся, заглянув в лицо Заикина. — Что? Что случилось?..
— Вон отсюда, — ровным голосом проговорил Заикин. — Все вон.
Ярославцев подхватил Риго и вылетел за дверь. Там их уже ждал франтик.
— Кто ему сказал?! — прошептал Ярославцев и схватил франтика за воротник. — Я тебя спрашиваю! Кто сказал?
Но франтик приложил палец к губам и в ожидании взрыва зажмурился.
И в эту секунду из-за плотно прикрытой двери раздался нечеловеческий, звериный вой Заикина. Он кричал и захлебывался в рыданиях, и в номере что-то рушилось, грохотало и разбивалось.
Не было в этом плаче ни слов сожаления, ни причитаний — ничего. Только яростный крик, только леденящие душу рыдания и грохот ломающейся мебели.
* * *
Номер был разрушен до основания. В щепки превращена мебель, все перевернуто, разбиты окна.
Заикин неподвижно лежал на чудом уцелевшей кровати и прижимал к груди газету с траурным снимком Льва Макаровича Мациевича. У дверей стояли франтик и Шарль Риго. Около кровати стоял печальный Петр Данилович Ярославцев.
Заикин лежал и смотрел в потолок.
— Что делать будем, Ваня? — негромко спросил Ярославцев.
Заикин помолчал секунду и жестко ответил:
— Летать.
* * *
И летает аэроплан Заикина над городом Армавиром, и гласят на всех городских углах афиши: «Впервые в Армавире! Летун-богатырь Иван Заикин!!!»
Аэроплан закончил круг и садится...
... А взлетает уже на другом поле.
«Только три дня в Ростове! Полеты чемпиона мира Ивана Заикина!»
Непрерывно работает мотор «Фармана».
«Прощальный полет в Екатеринославле совершит знаменитый цирковой борец Иван Заикин!»
Кружит над толпой аэроплан Заикина, гудит мотор «Фармана». Затем слышно, как мотор начинает сбавлять обороты, несколько раз чихает и замолкает.
С выключенным двигателем Заикин садится на поле воронежского ипподрома.
Он пролетает над пышно разукрашенным входом на ипподром, летит мимо длинного ряда конюшен, мимо трибун, забитых народом, и, наконец, совершает «чистую» посадку в центре поля.
Шарль Риго в косоворотке и полуголый франтик в канотье встречают его на земле.
Франтик немедленно лезет в мотор, перекрывает кран горючего и кричит Риго:
— Шура, что еще делать?
— Проверь уровень масла!
И перемазанный франтик вполне профессионально проверяет уровень масла. Видно, он многому научился у Риго.
Через все поле подкатывает пролетка. В ней сидит раздраженный кавалерийский генерал.
— Я запрещаю вам полеты! — кричит он. — Категорически!
— Но почему, ваше превосходительство?! — поражен Заикин.
— Вы мне всех лошадей испортите! У меня на конюшне жеребцы, которые стоят десятки тысяч рублей каждый, а вы их пугаете этой своей гадостью!
— Помилуйте, ваше превосходительство! Где же тогда летать? Ведь в России повсюду лошади...
— И генералы, — говорит франтик.
— Что вы сказали?! — взрывается генерал. — Посмейте только подняться еще раз, я прикажу арестовать вас!
* * *
Иван Михайлович сидел в кабинете у городского головы.
— Переносите полеты за город, — предложил городской голова.
— Но ведь за городом мы не соберем публику!
— Я не могу вам ничем помочь, господин Заикин, — сказал голова и стал озабоченно рыться в своих бумагах. — Ваши полеты — ваше частное дело.
— Но ведь я предъявляю людям не только самого себя, но и достижения ума человеческого! Я же демонстрирую изобретение, которое в ближайшем будущем должно произвести целую научно-техническую революцию!
Городской голова оторвался от бумаг и не мигая уставился на Заикина. А затем медленно и раздельно произнес:
— Полеты за городом я тоже запрещаю. И прошу вас покинуть Воронеж в течение двадцати четырех часов.
* * *
В коридоре спального вагона поезда у окна стояли Шарль Риго и франтик.
— Шура, — горячо говорил франтик, — вся твоя Европа по сравнению с Одессой — это смех! Ты посмотришь, как нас там встретят! Ты увидишь таких людей, такую набережную! Мы пойдем с тобой к «Фанкони», и ты будешь пить кофе, а я...
— Ты — патриот, — с уважением произнес Риго.
— Я — одессит, Шура!
Из купе вышел Иван Михайлович Заикин, посмотрел на франтика:
— Ступай, сынок, в купе. Петр Данилович зовет.
Франтик метнулся в купе, а Заикин огляделся и сказал Шарлю Риго:
— Шурик, у меня до тебя одно дело есть.
— Пожалуйста, мсье.
— Идем в тамбур.
Они прошли по спящему вагону в тамбур, и там Заикин вынул из внутреннего кармана сюртука нераспечатанное письмо.
Он протянул его Шарлю и попросил:
— Прочти мне и переведи, Шурик. Только... — Он приложил палец к губам.
— О мсье!..
Риго быстро вскрыл конверт, пробежал первые строки и сказал:
— Это от мадам де ля Рош.
— Это я и сам знаю, — печально ответил Заикин. — Ты читай! Чего там дальше-то? Чего она пишет-то, Шурик?
Риго читал письмо. Несколько раз он без удивления, но какими-то новыми глазами посмотрел на Заикина и молча продолжал читать. Потом спросил:
