Только ведь я хорошо плачу своим людям за информацию, дорогая моя. Бедность твоего гения не стоит ломаного гроша. Прости за игру слов. Как там его фамилия? Шварценпуппер? Или Моргенхрюккер? Не важно. Главное, что еще несколько людей с такой же фамилией входят в советы директоров самых крупных швейцарских банков. Или ты не знала об этом? Или ты думала, что это его однофамильцы? Милые, случайные однофамильцы с родовыми замками по всей Европе. Кажется, на этот раз твой бунт против богатых сыграл с тобой злую шутку. Или ты, правда, думала, что он ходит с тобой в ресторан в одних и тех же джинсах, потому что ему нечего больше надеть?
Ты знаешь, я вчера совершенно случайно открыл твою книгу, которую ты бросила во время своего торопливого бегства три года назад (или лучше сказать – отступления?). Это Паскаль – любимый философ всех твоих бородатых, плохо одетых друзей. Там у тебя красным карандашом подчеркнута мысль под номером 103: «Нашему уму от природы свойственно верить, а воле – любить, поэтому, если у них нет достойных предметов для веры и любви, они устремляются к недостойным».
Ты, очевидно, меня имела в виду?
Твой Павел
P.S. За то, что карандаш был красный, а не простой, рискну обратиться к тебе с небольшой просьбой. Это нужно Сереже, а не мне. Мы через две недели отправляемся в Италию, чтобы решить вопрос о его помолвке. Свадьба, разумеется, не скоро. Не раньше, чем им обоим исполнится двадцать один год. Однако договориться обо всем мы планируем уже этим летом. Будущего тестя зовут синьор Брунеллески. Он председатель совета директоров одного из тех банков, где вращаются «однофамильцы» твоего гения. Поговори с ним насчет Сережи. Он ведь и твой сын. Пусть гений там поспособствует. Нам нужен этот брак. В конце концов, я не вечный. Кто-то должен будет заботиться о нашем сыне. Ему самому, кажется, вообще на все наплевать. Помоги мне. Ты же умная девочка. Целую тебя.
Надеюсь, еще можно?
– Алё! Алё! Это Николай Николаевич? Алё! Это я – Илья Семенович. С рынка возле универмага «Будапешт». В Кузьминках. Здрасьте, Николай Николаевич… Вы простите, что беседую с вами через автоответчик, но живьем вас никак по телефону застать не могу. Вот… Николай Николаевич, я, собственно, насчет чего вам звоню… Ой, подождите, а я правильно начал говорить? Там сказали – после третьего сигнала. А я, кажется, не дождался. Сколько их там было, сигналов-то?.. Ладно, начну с начала… Здравствуйте, Николай Николаевич… Или перезвонить?.. Ладно, еще раз… Здравствуйте, Николай Николаевич. Вас беспокоит Илья Семенович с рынка возле универмага «Будапешт». Я хотел, собственно, переговорить с вами насчет сроков возвращения долга. Вот… То есть, вы зря абсолютно волнуетесь по поводу денег. Деньги будут. Во-первых, магазин мой работает совершенно исправно. Просто сейчас возникли некоторые трудности, но деньги я вам верну. Все до копеечки. Нервничать вам не надо. И ребят своих вы присылаете зря. А, во-вторых, я ведь вам уже говорил, что скоро обстоятельства должны измениться. В лучшую сторону. В самую лучшую, Николай Николаевич. Вы меня слышите? В самую лучшую. У меня дочка скоро выходит замуж. Марина моя. Я же вам говорил. Помните? Сами знаете за кого. Ну а свадьбу как отыграем, я не только долги вам верну. Мы же с вами такие дела завернем вместе! Сами потом будете радоваться. Вы ведь помните, кто у моего будущего зятя отец? Вот так вот. Там такие возможности, Николай Николаевич, – дух захватывает… Надо только чуть-чуть подождать. Самую малость. Может, до осени. Или до зимы. Марина как раз со своим женихом в Италию собирается. Можете проверить, если хотите. По своим каналам. Люди они заметные. Вот… В Италию. Отдохнуть там… Повеселиться… Может, подождете чуть-чуть, а, Николай Николаевич? Я вам больше верну. Гораздо больше. Первоначальный процент мы можем пересмотреть. После свадьбы для нас это ведь уже будут не деньги. Смех один, а не деньги. Мы с вами такие дела завернем! Вот… Ну, всего вам хорошего. Спасибо за внимание… Все вроде бы правильно сказал… Так, а как тут теперь это дело заканчивать?.. Какие должны быть сигналы?.. Или просто так положить трубку?… Записалось или нет?.. До свидания, Николай Николаевич… Или опять все заново повторить?..
Здравствуй, дорогой мой Сережа!
Вчера получила письмо от твоего отца и потом всю ночь не могла уснуть. Думала о тебе, вспоминала тебя совсем маленьким. Под утро даже всплакнула чуть-чуть. Ты ведь теперь, наверное, совсем большой.
Я не хочу отвечать твоему отцу. Не говори ему, что я тебе написала. Если он увидит письмо – просто соври ему что-нибудь. Ты, кстати, научился врать? Раньше совсем не умел. По тебе сразу все было видно. Ты был такой неуклюжий, смешной, когда пытался что-нибудь скрыть от меня. А я всегда про тебя все знала. До определенного возраста. Потому что потом ты изменился. Дети растут, Сережа. И это просто ужасно.
Я помню свой страх и растерянность, когда я поняла, что ты становишься другим. Все тот же милый Сережа – те же глаза, те же пухлые ручки. Но за этим уже как будто стоял кто-то другой. Мой сын. Я очень любила тебя. В самом начале обожала таскать тебя на руках. Носила до четырех лет. Мама говорила – отпусти, надорвешься. Но мне нравилось. Знаешь, такое удивительное ощущение. Ты был похож на младенцев с картин итальянских мастеров. Ангельское существо по имени «путти». Мне всегда хотелось взять их на руки. Пыхтел, карабкался изо всех сил. Потом засыпал, зажав в кулачке мои волосы. У тебя была невероятно нежная кожа. Можно было часами держать твою ручку в ладони, пока ты спишь. И гладить. Мне нравилось гладить тебя.
Но потом все переменилось. Все стало гораздо сложнее. Нельзя было просто взять тебя на руки и усыпить. У тебя появилась какая-то жизнь вне меня. Без меня. И даже против меня. Появились какие-то плечи. Ты ими стал без конца пожимать. Ты помнишь, когда у тебя возникла эта привычка? Пожимать плечами. Как будто закрывать дверь в свой подвал. Действительно, ты словно переехал в другое место. Перестал приходить ко мне в спальню по ночам. Неужели ты больше не просыпался? Да я ни за что не поверю. А значит лежал там в темноте и боялся, но все-таки упрямо не шел ко мне. Упрямо.
Когда ты перестал слышать меня?
Милый Сережа, я так любила тебя, а ты уходил от меня все дальше. Может, надо было родить второго ребенка? Мама все время спрашивала меня об этом, но твой отец не хотел. Он говорил – надо вырастить хотя бы одного человека нормально, мы ведь не кролики, чтобы плодиться как на опушке леса. А я думала – что в этом плохого? Быть белым кроликом на опушке среди цветов. Любить друг друга и слушать как жужжат пчелы. Тебе всегда очень нравилось ловить кузнечиков. Присаживался неуклюжей попой в траву и терпеливо сопел, вытягивая ладошку. Но твой отец говорил – мы не кролики.
А я, наверное, рожала бы и рожала. Мне просто нравилось смотреть на тебя.
Потом ты стал все больше походить на него. Вот этого я не ожидала. Я растерялась, потому что думала, что ты сам по себе. Я – это одна история. Твой отец – другая. А ты совсем третья. Но оказалось не так. Я всегда думала, что Бог просто доверил нам тебя на время, потому что ты нуждаешься в помощи. Пузатый смешной незнакомец, заглянувший в мою жизнь на несколько лет. Возможно, самых счастливых. А потом, думала я, ты будешь свободен. От меня и от своего отца. От любых обязательств быть похожим на кого-то из нас. Я думала – ты будешь походить на себя. Только на самого себя и не на кого больше.
Но ты стал похож на него.
Со временем это становилось все заметней. Очевидно, это нравилось твоему отцу и поэтому он не хотел новых детей. Наверное, боялся, что больше такого сходства не будет. У меня иногда бывает ощущение, что он относился к тебе как фотограф к удачному снимку – повезло со светом, с натурой, и пленка проявилась отлично. К чему напрягаться и делать все заново?
Потом начались твои бесконечные увлечения, которые ни к чему не вели. Отец поощрял их, но, кажется, даже он в итоге стал раздражаться. Он боялся, что из тебя не выйдет ничего серьезного. Вот чего он хотел – серьезности. Просто так иметь сына он не хотел. Просто сына ему всегда было мало. Ты должен был отличиться. Что означало – ты должен был стать таким же как он. Нормальная мания величия. Даже у самого глупого, самого неудачливого, самого неталантливого мужчины ее всегда хоть отбавляй. Вторичный половой признак. Прилагается к адамову яблоку и волосяному покрову на лице. Мужчинам не нужны сыновья. Им нужно большое зеркало. И чтобы никто не мешал смотреть в него без конца.
Что там у тебя было? Гимнастика, каратэ, плавание, теннис и, кажется, даже музыка. Это ведь не полный список. Зачем ты учился играть на фортепиано? У тебя же нет слуха. Я пыталась объяснять тебе, но ты пожимал плечами. Иногда вообще занимался абсолютной бессмыслицей. Скачивал картинки из Интернета и сортировал их по темам. Автомобили, пейзажи, карикатуры. Часами просиживал у компьютера, занимаясь этой чепухой. Я спросила тебя однажды – зачем, а ты сказал – может быть, пригодится. Или вдруг начинал следить за тем, чтобы на столе лежало одинаковое количество предметов. Никогда не могла понять, зачем ты считал эти вилки, тетради, резинки, и потом обязательно что-нибудь убирал, если результат не совпадал с какими-то твоими цифрами. Я не понимала тебя. Мне и сейчас кажется это полным бредом. Может быть, следовало почитать книжки по психологии подростков? Интересно, пишут ли там о поступках, совершаемых без всякой видимой цели?
