— Для храбрости… от стыда… — с исключительной искренностью сказал Шурка.
— До принятия окончательного решения — под арест. Скажи дежурному, чтобы запер тебя в носовом артпогребе. Нет! Лучше в кормовом… от греха подальше.
Денег на столе оказалось сто шестьдесят два рубля семьдесят копеек, две финских марки, одна немецкая, один английский фунт и один монгольский тугрик, который можно было не считать.
— Подписка на броненосец, говорите… — прищурился Ольховский. — Будем считать, что здесь десять долларов. Один человек, тридцать дней — это триста долларов в месяц. Ничего, да?
— Ни хрена себе, — сказал Мознаим.
— Умножить на двадцать человек — это шесть тысяч баксов в месяц!
— Не может быть!.. — сказал Мознаим.
— Да вы тут помешались на арифметике, — сказал Колчак.
— Спокойно, — сказал Ольховский и опустил артистически растопыренные пальцы на стол, как на клавиатуру. — Значит, так. Виталик, вот тебе стольник, сбегай возьми бутылку и закусить. По дороге боцмана отправь ко мне!
Преступление и наказание сочетались в традиционной русской пропорции. Изобретатель и инициатор сидел под арестом, радуясь, что легко отделался, а намеревающиеся использовать его открытие гонители пили в комфорте на его деньги и обсуждали, как развить полезное начинание.
Боцман получил приказ обеспечить к утру изготовление двадцати ящиков по данному образцу.
— На борту остаются кок, вахтенный у трапа и вестовой, — резюмировал Ольховский. — Остальных матросов — в город! Это сколько — семнадцать? И пару мичманов.
Ящики решили снабдить замками, а матросам при них — запретить пить под страхом повешения на реях.
— Товарищи офицеры — за успех!
Колчак съездил в книжный и купил план города.
— Отмечай: у Дома книги, у Эрмитажа, Московский вокзал, Витебский, Финляндский, Балтийский, у Гостиного, метро Парк Победы, Техноложка, так — Кузнечный рынок, Сенной…
Городской пейзаж украсился и обогатился свежим оттенком нарядной военно-морской ноты, органично растворившейся в движении толп. Матросы были в отутюженном параде и снабжены командировочными предписаниями — претензий не предъявляли ни комендантские патрули, ни милиция, ни бандиты: дело служивое. Что может быть естественнее на сегодняшних улицах, полных беженцев, переселенцев, погорельцев, защитников животных и инвалидов всех войн от Цусимы до Чечни.
Чтоб служба медом не казалась, им был определен план: пятнадцать баксов за смену. За невыполнением следовал втык и угроза дисциплинарных взысканий. Колчак на своих «жигулях» объезжал город, контролируя наличие на постах.
Однако металлическая мелочь на пиво и сигареты вытряхивалась через верхнюю щель за углом или в подъезде.
Выяснилась характерная вещь — один нищий может содержать двух-трех квалифицированных рабочих. Новая экономическая политика сулила самые оптимистические перспективы. Ольховский мотался по стихшим в депрессии судоремонтам, вербуя бригаду мастеров и заказывая оборудование.
Колчак с амнистированным Шуркой поехал в Каменку. «Жигули» заправлялись на корабельные деньги, собранные Шуркиным способом, и это создавало между каперангом и старшиной атмосферу некоей неприятной обоим демократии…
В Каменке им без труда указали дорогу на Бобочино. Через десяток километров узкого лесного проселка, пружинящего под колесом обнаженными корнями сосен, они уткнулись в шлагбаум КПП.
— Начкара позови, — бросил солдатику Колчак, не вылезая из машины.
Выбравшийся из караулки сержант, которого сухопутный военный сразу определил бы как деда, при виде флотского офицера подумал, стоит ли застегнуть воротничок, и не стал.
— Нам на артсклады, сержант, — сурово сказал Колчак.
— Это вы не там свернули, — с ненаказуемой мерой фамильярности по отношению к чужому офицеру отвечал сержант. — Вам в Каменке надо было за Домом культуры на развилке направо свернуть, а вы налево поехали…
Через три минуты военная тайна расположения артскладов Краснознаменного Ленинградского военного округа была выдана с потрохами. Отчаявшись стать находкой для шпиона и развращенный журналистами, военный давно валит всё всем подряд.
Территория складов была обнесена бесконечной колючей проволокой, за ней тянулся бетонный забор, пропадая вдали, а на него накатывался крепостной вал земли, обсаженный дерном. Там, внутри, мегатонный город, распланированный квадратно-гнездовой обваловкой на бесчисленные кварталы пакгаузов, как соты всех будущих войн, хранил их в штабелях зеленых деревянных ящиков и цинковых коробок.
После переговоров «жигули» вышедшего из моды цвета «коррида» загнали на площадку у ворот между колючкой и забором, а каперанга с Шуркой провели в одноэтажный барак с облупившейся розоватой штукатуркой, архитектура которого отдавала гарнизонной тоской сталинской эпохи.
Шурка остался сидеть в ободранной приемной, а Колчак вошел к начальнику складов.
Начальник попытался осанисто развести плечи в подполковничьих погонах, но добился только того, что из-под галстука отскочила пуговка. Он был похож на прапорщика, попустительством начальства превысившего возрастные и весовые пределы.
Колчак извинился за беспокойство и объяснил небрежно и мягко. Сущая ерунда вынудила — сотня стапятидесятидвухмиллиметровых выстрелов.
— А что не со своих складов? Полтора бэка — фу.
Потому что на флотских складах вышел срок годности короткокалиберным шестидюймовым снарядам, а длиннокалиберные им не подходят. А принято решение к юбилею города торжественно вывести крейсер в Балтику и в присутствии иностранных наблюдателей провести стрельбы. А артснаб все не может найти нужные боеприпасы, потому что подобных орудий давно не стоит на вооружении флота. А от старых наземных систем кое-как подходят. А за проведение стрельб отвечает командир крейсера, и трудности никого не волнуют.
Следует заметить, что все сказанное Колчаком вполне могло быть правдой. Приди кому-то наверху в голову подобная идея — примерно так и сложилась бы реальность. Впрочем, психология бывалого офицера такова, что он способен вникнуть в самые дикие объяснения — служба знакомит с тем, чего и вообразить нельзя.
Подполковник вник до установленного службой предела:
— Везите требование, подписанное в Артуправлении округа. Отпущу хоть вагон — мне полтора боекомплекта не жалко.
Колчак выстелил голос бархатом. Управление требует оплаты, флот жмется по бедности, флагарт закусил удила и скатил на армию телегу через Минобороны — заклинило, короче, взаимопонимание между армией и флотом: так вот, нельзя ли напрямую? И он выразительно потер большой палец об указательный, как будто склеивал жест «о'кей».
Напрямую было нельзя категорически и даже якобы вообще нереально. Дистанция между утопией и реальностью измеряется в поллитрах, что делает ее сокращение делом техники. Преодолев указанную единицу пространства-времени, подполковник дружески навалился на стол:
— Слушайте, обратитесь прямо в полк! — Он был лучезарен, как помидор, и приветлив, как малиновка. — Им списать один б/к — плюнуть раз, спишут после первых же боевых полигонных стрельб, а они там регулярно. И тогда по документам этих выстрелов в природе числиться не будет, и взятки гладки хоть со складов, хоть с полка. А насчет этого, — потер пальцы и щелкнул по кадыку, — решите прямо с командиром полка.
Он продиктовал фамилию и телефон.
— Нет, от меня звонить не надо. Да поезжайте прямо так.
Выехав за шлагбаум и дав газ, Колчак произнес так, как это мог бы сказать оплеванный праведник или по крайней мере сторонний наблюдатель:
— Поразительно. Ведь продадут все! Как служить?.. Да будь у нас миллион, Шура, — он бы сам взорвал свой склад. Ну мерзавцы…
— Рыба гниет с головы, товарищ капитан первого ранга.
— Ты на кого намекаешь?
— Никак нет! Я имел в виду президента.
— Он тебя тоже имел в виду.
В полку было спокойно: никто не красил траву зеленой краской и не драил плац зубными щетками. Со стороны пищеблока несло помоями. По дорожке меж казарм перемещались в шеренгу по два шесть воинов, а седьмой сбоку вскрикивал с подвизгом усталого частушечника:
— И-р-рэз! И-р-рэз! и р-рэз, два, три-и!..
Полковник сидел за столом и читал газету «Спид-Инфо».
— Уполномочен передать вам приглашение офицеров крейсера «Аврора» на дружеский ужин, — прямо от дверей шлепнул ему компостер на мозги Колчак.
Полковничьи мозги заставили хозяина улыбнуться растерянно и польщенно. Сами же соображали, что, перефразируя старую мудрость, бесплатный паек бывает только на гауптвахте.
Не уточняя раньше времени количество имеющих быть на ужине офицеров, Колчак выволок его в зеленогорский ресторан «Олень» — всего сорок минут езды.
