Перед галереей Вальтера они остановились, пораженные ее богатым видом: золотые буквы, витрина черного дерева, тяжелые бархатные занавеси за стеклами, не позволявшие зевакам увидеть даже уголок-краешек-кусочек сокровища. Все это внушало уважение. Вышли покупатели – муж с огромной сигарой во рту, жена в облаке норки и сверкающих драгоценностях, и парочке стало еще страшнее: не таким, как они, переступать порог галереи Вальтера.
– В конце концов, это моя галерея. Здесь выставлены мои картины, – сказал Гитлер, чтобы приободриться.
Глубоко вдохнув, они поднялись по ступенькам и толкнули тяжелую дверь. Раздался хрустальный звук прозрачной чистоты – он как будто предупреждал: «Вы совершаете ошибку!»
Подошел служащий, пряча удивление за дежурной вежливостью.
– Мы пришли посмотреть картины, – сказала Ветти тоном, которым отчитывала запоздавших поставщиков.
– Прошу вас, вы попали по адресу, – с поклоном ответил служащий.
Гитлер внутренне возликовал при мысли, что скоро увидит свои творения на стенах.
В первых залах они с Ветти ничего не нашли, хотя на всякий случай обошли их несколько раз.
– Может быть, на втором этаже? – пробормотала Ветти, указывая на лестницу.
Должно быть, она права. Молодых художников выставляют на втором этаже. Появление малых форматов уже на первой площадке как будто подтвердило гипотезу. Они обошли весь этаж, на каждом шагу ожидая божественного сюрприза. Тщетно. Гитлер взмок:
– Наверно, они все проданы.
Как всегда, ответ нашла Ветти. Гитлер улыбнулся ей, а она по-матерински похлопала его по руке. Но они не собирались ограничиваться этими удовольствиями. Они пришли справиться о Фрице Вальтере.
Спустившись, они обратились к тому же служащему.
– Герр Вальтер здесь? – спросил Адольф – на сей раз очень самоуверенно: еще бы, он ведь продал все свои картины.
– Герр Вальтер сейчас за границей.
– Вот видишь! – воскликнула Ветти и победоносно ткнула его локтем, забыв о своих обычных изысканных манерах.
Гитлера охватило счастье.
– А когда он вернется?
– На той неделе.
– Что ж, передайте герру Фрицу Вальтеру, что заходил Адольф Гитлер и что я буду ждать его, как всегда, в среду в восемь утра.
– В доме номер двадцать два на улице Фельбер, – добавила Ветти, зардевшись оттого, что назвала свой пансион в таком престижном месте.
Служащий как будто смутился:
– Вы сказали, Фриц Вальтер?
– Да.
– Мне очень жаль, но я имел в виду Герхарда Вальтера.
– Значит, у него есть сын!
Служащий покраснел, как будто услышал непристойность.
– Нет, могу вас заверить, что у герра Вальтера нет детей.
– Но в конце концов, – вспылил Гитлер, – я каждую среду принимаю у себя герра Фрица Вальтера, который потом продает мои полотна здесь!
– А как вас зовут?
– Адольф Гитлер, – злобно повторил он служащему, который решительно ничего не хотел слушать.
Служащего это не смутило.
– Думаю, вы ошиблись, герр… Гитлер. Не сомневаюсь, что ваши работы представляют интерес, но могу вас заверить, что галерея Вальтера никогда не выставляла ваших произведений.
Не дожидаясь ответа, он отвернулся, раскрыл толстую книгу и сунул ее в руки Адольфу:
– Вот каталог за последние два года. Как видите…
Тут вступила возмущенная Ветти:
– Что вы несете, мой мальчик? Я сама видела герра Фрица Вальтера в моем доме каждую среду.
– В вашем доме? – насмешливо повторил служащий, окинув взглядом наряд Ветти от увенчанной перьями шляпы до ботинок на пуговках.
– Пошли, Ветти. Уйдем отсюда.
Они вышли за порог под сардонический смех хрустального колокольчика.
Подавленное молчание делало тяжелой их поступь.
Они шли без цели. Гитлер предпочитал молчать, чтобы не разъяснять эту тайну. Тяжелое бремя навалилось ему на плечи. Он был растерян, ошеломлен. Когда в его мозгу рождались гипотезы, вырисовывался обман, жертвой которого он стал, ему становилось так больно, что он тотчас переставал думать: уж лучше полная оторопь, чем многочисленные уколы догадок.
Они вышли на Пратер.
Ветти устала, пожаловалась на боль в ногах и предложила передохнуть в каком-нибудь кафе. Гитлер боялся, что за столиком придется о чем-нибудь разговаривать.
Вдруг… он решил, что ему померещилось. Поморгал, чтобы убедиться, что это не сон. Нет, все было правдой. В пятидесяти метрах дальше по бульвару Фриц Вальтер, в своем неизменном каракулевом пальто, окликал прохожих, предлагая им разложенные на скамейке картины. Повинуясь рефлексу, Гитлер схватил Ветти за руку, развернул ее и втолкнул в первое попавшееся кафе. Что бы там ни было, она не должна этого видеть.
За двумя чашками дымящегося шоколада он сказал, что ей нельзя так надолго оставлять пансион без присмотра, а ему нужно подумать, он придет позже. Он проводил ее – почти донес – до трамвая и пошел к Фрицу Вальтеру.
Тот нисколько не растерял своего красноречия. Однако то, что в комнате Гитлера казалось риторикой мецената, стало вульгарной скороговоркой ярмарочного зазывалы. Он нахально заговаривал с гуляющими и даже хватал их за руки.
Гитлер стоял за деревом. Он ждал вечера. Ему не улыбалось затевать скандал на людях. Он не знал, совладает ли с нервами, и не был уверен, что одолеет коренастого и крепко сбитого Фрица Вальтера.
Когда стемнело и народу на бульваре стало меньше, Гитлер покинул свое убежище и подошел.
Фриц Вальтер рефлекторно окликнул его, потом, узнав, осекся на полуфразе:
– А, Гитлер…
Он дал ему подойти ближе, пытаясь определить по его лицу, какую тактику защиты выбрать.
– Лжец! – воскликнул Гитлер. – Лжец и вор!
– Вор? Ничего подобного! Я исправно приносил тебе деньги.
– Ты врал мне, что ты хозяин галереи Вальтера.
Фриц Вальтер рассмеялся ему в лицо недобрым, хлестким, как пощечина, смехом:
– Если ты такой идиот, что поверил, – это твои трудности. Ты что, вправду думаешь, что галерея Вальтера взяла бы твои переводные картинки, нет, ты серьезно? Я и туристам-то их с трудом впариваю.
Гитлер оцепенел. Такого он не ожидал: вместо того чтобы защищаться, Фриц Вальтер нападал. Кусался он больно.
– Бедный мой Адольф, каким же надо быть самонадеянным, чтобы хоть на полсекунды поверить всему, что я тебе говорил. Каждый раз я врал с три короба и думал: ну все, на этот раз он поймет, какую чушь я несу, на этот раз он даст мне по физиономии. Но нет! Никогда! Ты все глотал. И Климта! И Мозера! Ни слова поперек, только просил еще, раскрыв клюв, вот как сейчас!
Гитлер стоял неподвижно, судорожно сжав кулаки. Его единственной реакцией были хлынувшие слезы.
– Что случилось, господин?
К Гитлеру подошел полицейский. Фриц Вальтер притих.
– Этот господин вам докучает? Он пытался вас обмануть? Не дал вам сдачу?
Полицейский не знал, как угодить Гитлеру. Ему явно очень хотелось наложить лапу на бродячего торговца.
– Нет, – пробормотал Гитлер.
– Ну ладно, – разочарованно вздохнул полицейский. – Но если что, скажите нам. Мы этого шельмеца давно знаем. За решетку ему не впервой. Любит он, что ли, это дело, наш Ханиш.
Фриц Вальтер смотрел в землю, зябко поеживаясь, и ждал, когда полицейский закончит. Тот еще покружил вокруг него, подозрительно оглядел разложенные картины, ища, к чему придраться. Потом, не найдя ничего криминального, удалился. Фриц Вальтер, не ломая больше комедию, вздохнул с облегчением. Он действительно испугался. Почти робко, глядя снизу вверх, он поблагодарил Гитлера за молчание:
– Молодец, что ничего не сказал.
У Гитлера кровь стыла в жилах.
– Ханиш – это кто?
– Это мое настоящее имя. Рейнольд Ханиш. Я зовусь Фрицем Вальтером, потому что у меня уже много лет полиция на хвосте. О, за сущую ерунду, но все же…
– Где ты был этот месяц?
– В тюрьме. За старую историю, пустяки. Не имеет значения.
Гитлеру хотелось стать пятилетним, бить кулаками, топать ногами, требуя, чтобы ему вернули былые иллюзии: он целый месяц ждал Фрица Вальтера, знаменитого галерейщика, верившего в его гений, а не Рейнольда Ханиша, отбывавшего срок в тюремной камере за жалкую кражу.
– Пойдем выпьем по стаканчику? – предложил Ханиш, хлопнув его по плечу.
* * *Адольф Г. и натурщица отправились в гостиницу «Стелла». Узкая, извилистая, шаткая лестница заранее обрекала на тесноту. Коридор был покрыт длинным, во весь этаж, вытертым розово-гранатовым ковром. На двери под номером 66 читалось 99: одного гвоздя не хватало и эмалевая табличка перевернулась. Железная кровать, немного низковатая. Покрывало, сшитое из лоскутов швеей-дальтоничкой. Стены цвета фуксии, местами облупленные. Ничего, что внушало бы желание, однако Адольф, донельзя возбужденный, так и набросился на нее. Она ничему его не учила. Дала ему волю. Он трудился на совесть. Она смотрела на него ни тепло, ни холодно, словно наблюдала за диковинной зверюшкой. Он думал поразить ее числом своих атак и кончил пять раз.
