Ознакомительная версия.
– Приколемся? – тихо, так, чтобы не слышал Верещ, спросил он.
– Приколем, – кивнул я, – если повезет.
Лифт не работал, мы поднялись на шестой этаж по грязной, заплеванной лестнице. Складывалось впечатление, что клиенты этого Магаррама прямо здесь и «заправлялись», что называется, «не отходя от кассы». Валялись использованные шприцы: тонкие, инсулиновые. Стены были расписаны сатанинской символикой, а между пятым и шестым этажами был мастерски изображен Фредди Крюгер вполуторс. Герой кошмаров улицы Вязов омерзительно улыбался, и вместо лезвий из его знаменитой перчатки торчали иглами вверх наполненные шприцы. Несмотря на свое обкуренное состояние, я содрогнулся от ужаса, настолько чудовищным злом веяло от этих подъездных художеств. Кленовский плевался от омерзения, Верещу все это было привычным, и он не обращал на картинки никакого внимания. Его вели вперед нюх и алчность наркомана со стажем. Его сознание не воспринимало настенные росписи так, как наше. Верещ давно жил в другой реальности, в той, где сатана правит бал.
Мы подошли к железной двери с видеодомофоном. Верещ почесал свой нечесаный хайр и сказал, что вообще-то лучше, чтобы мы «куда-нибудь на время сдриснули, а то он не откроет, если увидит столько рыл сразу». Мы с Герой спрятались за угол.
– Решил развлечься, небожитель? – тихо спросил я его, напряженно вслушиваясь в возню и сопение Вереща за углом. (Чего он там копается? Почему не звонит?)
– Ты думаешь, у тебя у одного принципы? – ответил он. – Когда просто куришь траву, то не думаешь, что на этом наживается какой-то Магаррам. Трава, брат, – это не героин. За героин надо убивать.
Наконец Верещ решил какие-то свои проблемы (отчего он так долго копался, я так никогда и не узнал) и позвонил в дверь барыги. Переговорное устройство ответило искаженным голосом с сильным южным акцентом. Верещ сказал, что он «чисто по делу пришел», и дверь открылась.
– Я с пацанами, – услышали мы хриплый голос Вереща, – они много взять хотят, а мне бабло не доверяют.
– Чего?! С какими еще пацанами?! Давай вали отсюдова!
– Да ты чо, Магар, – зачастил Верещ, – они ровные пацаны, упакованные и на лавэ. Я за них отвечаю. Они не мусора.
– Да я мусоров не боюсь, – самодовольно ответили из-за двери. – Ладно, если ты за них отвечаешь, то пусть заходят.
И мы зашли в квартиру. Ничего общего с притоном она не имела. Прихожая маленькая, чистая, с трюмо и цветастой занавеской «бамбук» вместо комнатной двери. На полу линолеум под паркет, в углу калошница. Магаррам оказался жирным, очень волосатым пузырем в майке. Глазки его, маленькие, поросячьи, бегали по нам сверху донизу. Довольный осмотром (стоят три укурка, вполне его контингент, притом один из них очень хорошо одет: на Кленовском был отличный итальянский костюм), он спросил, чего нам надо.
– Три стакана плана, – радостно зачастил Верещ, поглядывая на нас в поисках поддержки, – и корабль хэша.
– И нам еще герыча десять граммов, – добавил Гера.
– Бабки есть? – деловито осведомился барыга.
Я достал из кармана куртки «котлету», перехваченную резинкой:
– Хватит?
При виде кипы лавандоса его глаза жадно загорелись, он назвал сумму. Я отсчитал ему деньги, а остаток «котлеты» спрятал в карман.
– За дверью подождите, – велел Магар. – Я вам вынесу.
– Да не, так не пойдет, – подал голос Кленовский, – чо мы там чалиться будем? Ты бабки взял? Взял. Давай, чо надо, и мы отвалим. Мы ж те по-честноку заплатили все. А вдруг мы за дверь – а ты кинешь или подтянешь по телефону кого, а у нас бабки. Не, братан, давай здесь, сразу.
– Ладно, шайтан с вами, – недовольно проворчал Магаррам и скрылся за бамбуковой занавеской. Слышно было, как он принялся что-то передвигать, по-видимому, доставая дурь. Верещ был рад, как ребенок – погремушке, и глупо улыбался. Я откровенно достал из-под куртки нож и, не оборачиваясь, вошел следом за барыгой. В первой комнате, проходной, его не было, и я в два быстрых и бесшумных шага пролетел ее, оказавшись в угловой комнатушке с наглухо задернутыми шторами. Эта комната служила ему спальней, и он втиснулся между стеной и кроватью, развернулся задницей к выходу, наклонился и будто бы что-то отсчитывал. Недолго думая, я изо всех сил вонзил ему нож прямо в зад, угодив аккурат в анус. Я дефлорировал этого парня кухонным ножом, и он ужасно, дико, предсмертно завопил. Его вопль прервал Кленовский, который вскочил на кровать и сверху нанес удар своим ножом барыге прямо в шею. Лезвие перебило шейные позвонки и вышло через кадык, заставив Магаррама заткнуться навеки. Кровь хлестала будто бы из всех его пор, моментально залив пол, кровать, стену, попала даже на шторы. Из прихожей слышались сдавленные вопли Вереща: «Бля, пацаны, бля, пацаны» – и так нескончаемо, точно у этого парня внутри заело на хрен пластинку или он мучительно хотел ссать и переминался с ноги на ногу.
– Валим отсюда! – завопил я, схватив Кленовского за рукав. Тот в состоянии шока сделал попытку вытащить из трупа свой нож, но я сгреб Кленовского в охапку и буквально выбросил его в соседнюю комнату. Здесь мы упали на пол, задыхаясь от адреналина, а Верещ все бормотал: «Бля, пацаны», и я готов был убить его, лишь бы он заткнулся. Я оглядел свою одежду, на ней были пятна крови. Белая рубашка Кленовского также была забрызгана кровью, кровь была на его лице и на руках. Он тяжело дышал, выкатив глаза, будто на шею ему накинули удавку. Я ударил его по щеке наотмашь, и тогда он пришел в себя:
– Поверить не могу, ведь мы его убили! Охренеть! Господня срань!
– Это не человек, – я тряс его за плечи и думал, что неплохо было бы влепить ему еще одну пощечину, – это гребаный барыга! Он не человек!
– Да, да, – Кленовского стал колотить озноб, он сидел, нелепо дергая конечностями, словно марионетка, а Верещ все бубнил, и тогда я крикнул, чтобы он заткнулся, иначе я его убью, и он сразу замолчал. Я был единственным в этой тройке, кто более-менее сохранял присутствие духа, и покуда Верещ лихорадочно собирал всю имевшуюся в квартире наркоту в большой пакет «Метро кэш энд кэрри», я заставил Геру раздеться до пояса и замыть рубашку под краном в ванной. На мне была темная одежда, кровь быстро впиталась, ее не было заметно. Чертова белая рубашка не отстирывалась, я дал Гере свою футболку, а сам остался в куртке и в свитере, надетом прямо на голое тело, что было не очень-то приятно, так как я с детства не люблю, когда «шерстит».
Хорошо, что Верещ напугал старух. Никто не видел, как мы вышли из подъезда, как сели в машину. Странный дом с разрисованными стенами был словно нежилым. Еще тогда я подумал, что этот дом – обитель дьявольских призраков. Мысль промелькнула и исчезла в глубинах сознания. Мог ли я знать тогда, лихорадочно выруливая и спешно покидая место преступления, что вскоре судьба занесет меня в подлинную обитель зла? Почувствовал ли я тогда что-то? Или, убив этого продавца смерти, я взял у дьявола взаймы и он послал меня отработать долг? Чуть позже я расскажу и об этом.
А пока вот что. Мы с Верещем остались в нашей берлоге, а Кленовский выкурил еще одну жирную папиросу, и это уравновесило его, вернуло нервы в нормальное состояние. Покуда Верещ с увлеченностью библиотекаря каталогизировал наркоту и вслух размышлял, не стать ли ему самому барыгой, мы с Кленовским тихо беседовали. Он рассказал мне о шпионском передатчике, установленном в «Ауди», и о том, что все мы у Сеченова под колпаком. Расскажи он мне раньше, я бы ему не поверил. В конце концов, это ведь именно Кленовский «случайно» догнал меня в той пробке. Но теперь, после того как мы с ним оказались связанными кровью, я решил, что ему вполне можно доверять.
– Раз так, то пусть твоя машина так и стоит на той стоянке, – предложил я, – куплю себе какой-нибудь драндулет попроще, зарегистрирую вон на Вереща, он и не заметит даже, – кивнул я на счастливого, словно ребенок, Димона, раскладывающего наркотики по кучкам. – Верещ, – проникновенно попросил я его, – не доводи до греха, смой все дерьмо, кроме травы, в унитаз.
– Да ты чего?! Да как же?! – всполошился было Верещ, но, увидя, что взгляд мой похож на дуло заряженной двустволки, осекся и мрачно сгреб пакетики с порошком и таблетками в одну приличных размеров кучу.
– Кури лучше, – хохотнул Гера, – от курева будешь просто радостный додик, а от герыча сдохнешь через год-два. Оно тебе надо?
– Ну да, – вздохнул Димон, – да я вот прибарыжить думал. Хотя, конечно… Сразу ведь выпалят, если толкать начну. Слух пойдет, придут сюда кореша Магаррамовы и превратят мою жопу в решето.
Под звук спускаемой воды Гера вернулся к прерванному разговору:
– Так вот, насчет машины. Не советую менять. И знаешь, почему? Слежка – это и плохо, и неплохо, она тебе может жизнь спасти, а то мало ли чего. Впрочем, решай сам. Тебе бы, конечно, документы какие-нибудь серьезные, – лениво говорил Герман, расслабленный марихуаной, – ксиву какую-нибудь силовую.
Ознакомительная версия.
