Ознакомительная версия.
Я протянул ему апельсин:
– Рубай! Рубай, говорю, не сходя с места!
По тому, как он взялся за него, я сразу понял, что был прав.
Мы стояли на пригорке, и под нами была вся бухта Талого. Слабо мерцал размолотый ледоколами лед, дымилась под прожекторами черная вода. Низко-низко шел над морем похожий отсюда на автобус самолет ледового патруля. В кромешной тьме работала мигалка, открывала свой красный глаз на счет «шестнадцать».
1, 2, 3, 4, 5, 6 (где же Люся?), 8, 9, 10 (где же она?), 12, 13, 14, 15, 16!
– Рубай-рубай, я уже ел, меня улейконцы угостили.
«Бар» напоминал старый вагон, снятый с колес. Сквозь окошечки было видно, что там шла прессовка человеческих тел. У входа «жала масло» сравнительно небольшая, но энергичная толпа портовых грузчиков.
– Ну и дела у вас в Талом! – сказал я пожилому крепышу.
– Сегодня еще ничего, шанс есть, – сказал он.
– А в Фосфатке с пивом свободно, – сказал Юра, от которого веяло ароматами знойного юга.
– Так это, видишь, почему, – хитро сощурился грузчик, – потому, ребята, что то Фосфатка, а то Талый, вот почему.
– Понятно.
– Вся битва здесь, – с законной гордостью сказал грузчик.
– Пойдем, Юра, выпьем лучше шампанского, оно доступней.
1, 2, 3 (где ее искать?), 5, 6, 7 (сейчас она появится), 9, 10, 11 (на счет шестнадцать), 13, 14, 15.
Вот она!
Это была действительно она. Она стояла среди других девчат и смотрела на меня искоса. Она была в белом платке и в валенках. Разве ей в валенках ходить?
16!
Она смотрела на меня как-то неуверенно и даже как будто со страхом, так она никогда на меня не смотрела. Может быть, она думала…
Когда я увидела Витю, я подумала: неужели это он? Он стоял, такой высокий и тонкий в талии и светлоглазый, и улыбался, глядя на меня. Он был очень похож на того, что стоял там, в Краснодаре, с листиком платана в зубах и крутил пальцем у виска, думая, что я сумасшедшая. Может быть, это и был он? Ведь он краснодарец. Нет, его не было там в то время. В то время он «болтался» (как он выражается) где-то на Колыме.
Может быть, это обман зрения, думала я, когда он шел ко мне. Может быть, это оттого, что он приближается сверху и от этого кажется выше? Может быть, это из-за того, что такая ночь? Может быть, я опьянела от апельсинов?
Как он обнимет меня, как прижмет к себе, как все вдруг пропадет и какая будет духота, а на потолке будут качаться тени платанов…
Он шел ко мне, было всего несколько шагов, но за эти секунды вдруг каким-то шквалом пронеслась вся моя будущая жизнь с ним.
Тик-так, тик-так, я буду слушать по ночам ход часов. Может быть, я буду плакать, вспоминая о чем-то потерянном, чего на самом деле и не жалко, но почему не поплакать, если ты счастлива. Тик-так, тик-так, и вдруг входит мой сын, огромный и светлоглазый, с листком платана в зубах.
Проваливаясь по колено в снегу ко мне подошел Виктор.
– Ну, как успехи, товарищ Кравченко?
– Спасибо, ничего. Скоро сдаем новую школу. А как ваши, Витя?
– Ни фига!
– Не стыдно, Витя, а? Что за выражения?
– Экскьюз ми, мисс!
– Вы начали заниматься английским?
– Всем понемногу, ха-ха! Английским и японским.
– Ну вас! А все-таки?
– Сидим в этом вши… В этом чудном распадке. Третью скважину бурим, и все без толку. Дай-ка твои ладошки. Ух ты, какие твердые!
– Вы что, с ума сошли? Уберите руки!
– А как учеба без отрыва от производства?
– Спасибо, ничего. Вам нравится ваша специальность?
– Мне кое-что другое нравится, кое-что другое, кое-что…
– Перестаньте! Прекратите! Вот вам!
– Вот это ручки, да! Вот это ручки… А как успехи в общественной работе?
– Спасибо, ничего. Какой вы несобранный, Витя…
– Значит, все в порядке? Да, а как там танчики? Клен зеленый, лист кудрявый, Ляна!
– Спасибо, ничего. Я хочу попробовать классические танцы.
– Фигурка для классики, это точно. Тебе бы, девочка моя, римско-греческую тунику. Тебе бы бегать в тунике по лесам и лугам…
– Что вы делаете! Я рассержусь. На нас смотрят.
– По лесам, по лугам и садам они вместе летают, ароматом тари-ра-рам, та-ри-ра-рам… Ты сердишься, да? Не сердись. Я серьезно. Я тебя люблю. Ты моя единственная. Когда будем свадьбу играть?
– Что вы говорите, Витя? Что вы говорите? Нина, Нинка, подожди меня, куда ты бежишь?
– А как у вас со спортом, товарищ Кравченко? Неужели вы не занимаетесь спортом? Всесторонне развитая комсомолка должна заниматься спортом, прыгать дальше всех, бегать быстрее всех…
– Это моя подруга Нина! Познакомьтесь!
– Очень приятно, Ниночка. Бурильщик товарищ Виктор Алексеевич Колтыга к вашим услугам. Вы, надеюсь, такая же, как ваша подруга, на все сто? Так как у вас, дочки, со спортом? Нельзя запускать этот участок работы.
– Я хочу заняться лыжами.
– Это мы слышали. Лыжным двоеборьем, да?
– Да, представьте себе!
– Не дело, товарищ Кравченко. Здесь вы не добьетесь успеха. Может, вам попробовать хоккей? Клюшку можете сделать сами. Или баскетбол? Это идея – баскетбол! Вопросы тактики я беру на себя. Личный друг Рэя Мейера из университета Де-Поль и…
Он стал нам рассказывать о каких-то спортивных очках и что-то еще. Можно было подумать, что он крупный специалист по спорту. В прошлую нашу встречу он весь вечер рассказывал мне о Румынии, как будто провел там полжизни, а в первую нашу встречу все говорил о космосе какие-то ужасно непонятные вещи. Он очень образованный, просто даже странно, что он бурильщик.
Мы медленно шли по площади к столовой «Маяк». Виктор размахивал руками, а Нинка смотрела на него вне себя от изумления, и вдруг я увидела Геру Ковалева.
Гера стоял с двумя другими моряками, и все они втроем в упор смотрели на меня.
– Здравствуйте, Гера!
– Привет!
– Вы давно пришли из плавания?
– Недавно.
– А что вы такой? Плохо себя чувствуете?
– Хорошо.
– Знакомьтесь, это Виктор…
– Мы знакомы.
– А это Нина, моя лучшая подруга. Ниночка, это Гера Ковалев, моряк и… можно сказать?
– Можно.
– И поэт.
– Ниночка, ты смотри, не уезжай без меня. Гера, мы еще увидимся.
Мы остались вдвоем с Виктором, и он вдруг замолчал, перестал рассказывать о спорте, засвистел тихонько, потом закурил и даже, кажется, покраснел.
– Виктор, что вы мне хотели сказать?
– Я уже сказал.
Я вдруг потеряла голову, потеряла голову, потеряла все. Унеси меня за леса и горы, за синие озера, в тридевятое царство, в некоторое государство. У меня подгибались ноги, и я схватила его за пуговицы.
– Скажи еще раз.
– Ну вот, еще раз.
– Теперь еще раз.
– Пожалуйста, еще раз.
– Ты… ты…ты…
– Где бы нам спрятаться?
– Иди сюда!
– Туда?
Я побежала, и он помчался за мной. Мы спрятались за какими-то елками, и он, конечно, сразу полез, но я отошла и тут вспомнила про апельсины, вынула из сумки самый большой и протянула ему:
– Съедим вместе, да?
– Давай вместе.
– Ты умеешь их чистить?
– Да, – вдруг сказал кто-то рядом, – символическое съедение плода.
На нас смотрели Коля Калчанов и стоящая рядом с ним очень красивая девушка в брючках.
– Как там наша очередь, Николай? – спросил Виктор.
– Двигается, Адам.
А я не стыдилась. Я прижалась к Виктору и сказала:
– Коля, я была не права насчет бороды. Носите ее, пожалуйста, на здоровье.
– Благодарю тебя, Ева, – поклонился Калчанов.
Я даже не обиделась, что он назвал меня на «ты».
Но глаза у нее все же были печальными. Только печаль эта была не моя. Она ко мне буквально никакого отношения не имела.
Я смотрел, как они приближались, как размахивал руками Виктор, как Люся печально взглядывала на него и как таращила на него глаза какая-то пигалица, идущая рядом.
– Вот она, – сказал я, – та, повыше.
– Эта? – выпятил нижнюю губу Боря. – Ну и что? Рядовой товарищ.
– Таких тыщи, – сказал Иван, – во Владике таких пруд пруди. Идешь по улице – одна, другая, третья… Жуткое дело.
Мои товарищи зафыркали, глядя на Люсю, но я-то видел, какое она на них произвела впечатление.
– Если хочешь, можно вмешаться, – тихо сказал мне Боря.
Конечно, можно вмешаться. Так бывает на танцах. Отзываешь его в сторону. «Простите, можно вас на минуточку? Слушай, друг, хорошо бы тебе отсюда отвалить. Чего ради? Прическа мне твоя не нравится. Давай греби отсюда!» А к нему уже бегут его ребята, и начинается. Глупости все это. К тому же, в общем-то, это нехорошее дело, хотя и спайка и «все за одного»… А Виктор Колтыга – парень на все сто. Разве он виноват, что ростом вышел лучше, чем я, и возрастом солидней, и профессия у него земная? Морякам в любви всегда не везло.
Люся подняла глаза, увидела меня и вздрогнула. Подошла и стала глупости какие-то говорить, как будто никогда и не получала десяти моих писем со стихами. Я отвечал независимо, цедил слова сквозь зубы. Ладно, думал я, точки над «и» поставлены, завтра мы выходим в море.
Ознакомительная версия.
