Второй срок пребывания Мела на посту президента Совета руководителей аэропортов прошёл гладко и ровно, и его сменил очередной подающий надежды молодой человек. Поездки Мела в Вашингтон прекратились. Выступал он теперь только перед своими коллегами и в известном смысле воспринял эту перемену с облегчением. Дел в аэропорту у него стало много больше: объём воздушных перевозок резко возрастал. Он усиленно занимался планированием и отдавал немало сил Совету уполномоченных, пытаясь склонить его на свою сторону. Словом, забот хватало — и на работе и дома. Все дни его были заполнены до краёв.
И тем не менее его не покидало чувство, что он упускает время и возможности. Это чувствовали и другие. И Мел пришёл к выводу, что если не произойдёт какой-то коренной перемены, его карьера так и кончится на том, с чего началась.
— Диспетчерская — машине номер один: сообщите местонахождение. — Голос по радио резко вернул Мела к действительности, нарушив ход его мыслей.
Он повернул рычажок и ответил. Он подъезжал к главному зданию аэровокзала — огни его были уже отчётливо видны, несмотря на снегопад. Стоянки для самолётов, как он заметил, были по-прежнему забиты, а у галерей-гармошек, дожидаясь своей очереди, вытянулись вереницей прибывшие самолёты.
— Машина номер один, задержитесь, дайте пройти «Лейк-Сентрал», затем следуйте за ним.
— Говорит машина номер один. Вас понял.
Выждав две-три минуты, Мел въехал в подземный гараж аэровокзала.
Рядом с его «боксом» находилась запертая будка с внутренним телефоном. Мел открыл её своим ключом и набрал номер пульта управления снежной командой. Трубку снял Дэнни Фэрроу.
— Есть что-нибудь новое? — спросил Мел. — Как там обстоят дела с этим самолётом «Аэрео-Мехикан»?
— Всё так же, — ответил Дэнни Фэрроу. — А с КДП просили тебе передать, что отсутствие в эксплуатации полосы три-ноль на пятьдесят процентов замедляет движение. И всякий раз, как над Медоувудом взлетает самолёт, оттуда поступают жалобы по телефону.
— Придётся медоувудцам потерпеть, — мрачно заметил Мел. Устроят они своё собрание или нет, а он ничего не может сделать, чтобы избавить их от шума. Куда важнее наладить нормальную работу аэропорта. — А где Патрони?
— Да всё там же. По-прежнему на шоссе.
— Но он всё же сумеет добраться?
— Ребята из «ТВА» говорят, что да. У него в машине есть телефон. Так что он поддерживает с ними связь.
— Поставь меня в известность, как только он появится, — распорядился Мел. — Где бы я ни был.
— Насколько я понимаю, ты будешь уже в городе.
Мел помолчал. Собственно, у него не было никаких оснований задерживаться дальше в аэропорту. И тем не менее предчувствие надвигающейся беды, возникшее на поле, почему-то не проходило. Он вспомнил о своём разговоре с руководителем полётов, о самолётах, дожидавшихся своей очереди, чтобы подойти к галереям-гармошкам. И неожиданно для себя решил:
— Нет, я не еду в город. Нам позарез нужна эта полоса, и я не тронусь с места, пока не буду точно знать, что Патрони прибыл и взялся за дело.
— В таком случае, — сказал Дэнни, — я советовал бы тебе сейчас же позвонить жене. Запиши номер.
Мел записал, опустил трубку на рычажок и тотчас набрал городской номер. Он попросил позвать Синди и после недолгой паузы услышал её резкий голос:
— Мел, почему тебя до сих пор нет?
— Извини, я задержался. У нас тут, в аэропорту, столько всяких дел. Такой буран, что…
— Чёрт бы тебя побрал, приезжай сюда и быстро!
Голос жены звучал приглушённо, и Мел понял, что рядом с ней кто-то есть. Тем не менее Синди сумела вложить в эти несколько слов достаточно злости.
Слушая голос жены, Мел иногда вспоминал ту Синди, какую он знал до женитьбы, пятнадцать лет назад. Ему казалось, что она была много мягче тогда. Ведь именно её мягкость, её женственность и покорили его, когда они встретились в Сан-Франциско, куда он приехал в отпуск из Кореи. Синди была актрисой на совсем маленьких ролях (её надежды стать «звездой» не оправдались и явно не могли оправдаться). Ей поручали всё более и более скромные роли в летних программах и на телевидении, и впоследствии в минуту откровенности она призналась, что замужество явилось для неё счастливым выходом из положения.
С годами это получило несколько иное освещение, и Синди стала играть на том, что она-де пожертвовала ради Мела своей карьерой и отказалась от возможности выйти в «звёзды». Однако в последнее время Синди перестала упоминать о своём актёрском прошлом. Объяснялось это тем, что, как она вычитала в какой-то статье, опубликованной в «Городе и деревне», актрисы, за редким исключением, не числятся в «Справочнике именитых людей», а Синди больше всего на свете хотела видеть там своё имя.
— Я приеду, как только смогу, — сказал ей Мел.
— Это меня не устраивает, — безапелляционно заявила Синди. — Тебе уже давно следовало быть здесь. Ты же прекрасно знаешь, как важен для меня сегодняшний вечер, и ещё неделю назад твёрдо обещал быть.
— Неделю назад я понятия не имел, что разразится такой буран, какого мы шесть лет не видали. У нас вышла из строя очень важная взлётно-посадочная полоса, застрял самолёт — речь идёт о безопасности пассажиров.
— Но там же есть люди, которые на тебя работают! Или ты подобрал себе таких бестолковых помощников, что не можешь оставить их без присмотра?
— Они достаточно толковые, — с раздражением сказал Мел. — Но мне платят за то, чтобы я тоже что-то делал.
— Очень жаль, что только для меня ты ничего не желаешь делать. Не в первый раз я еду на важные для меня собрания, а ты мне всё портишь…
По этому вдруг обрушившемуся на него водопаду слов Мел чувствовал, что Синди вот-вот взорвётся. Он отчётливо представлял себе, как она стоит сейчас, выпрямившись, на высоких каблуках, решительная, энергичная, голубые глаза сверкают, светлая, тщательно причёсанная голова откинута назад, — она всегда была чертовски привлекательна, когда злилась. Должно быть, отчасти поэтому в первые годы брака Мела почти не огорчали сцены, которые устраивала ему жена. Чем больше она распалялась, тем больше его влекло к ней. В такие минуты Мел опускал глаза на ноги Синди — а у неё были удивительно красивые ноги и лодыжки, — потом взгляд его скользил вверх, отмечая всё изящество её ладной, хорошо сложённой фигуры, которая неизменно возбуждала его.
Он чувствовал, как между ними начинал пробегать ток, взгляды их встречались, и они в едином порыве устремлялись в объятия друг друга. Тогда исчезало всё — гнев Синди утихал; захлёстнутая волною чувственности, она становилась ненасытной, как дикарка, и, отдаваясь ему, требовала: «Сделай мне больно, чёрт бы тебя побрал! Да сделай же мне больно!» А потом, вымотанные и обессиленные, они и не вспоминали о причине ссоры: возобновлять перебранку уже не было ни сил, ни охоты.
Так они не столько разрешали, сколько откладывали разрешение своих разногласий, которые — Мел понимал это уже тогда — носили отнюдь не шуточный характер. И с годами, по мере того как остывала страсть, они стали всё больше отдаляться друг от друга.
Затем уже и физическая близость перестала быть панацеей, а в последний год супружеские отношения между ними вообще почти прекратились. Собственно, Синди, которая всегда отличалась изрядным аппетитом в постели, каковы бы ни были отношения между ними, в последние месяцы, казалось, утратила всякий интерес к плотским радостям. Мела это удивляло. Не завела ли она себе любовника? Вполне возможно, и в таком случае Мелу следовало бы на это реагировать. Но самое печальное заключалось в том, что ему легче было ничего не замечать.
Тем не менее бывали минуты, когда вид разгневанной Синди или звук её повелительного голоса по-прежнему возбуждали его, вызывая желание. Вот и сейчас, слушая, как она честит его по телефону, он почувствовал знакомое волнение.
Улучив удобный момент, он сумел вставить:
— Это неправда, я вовсе не стремлюсь портить тебе удовольствие. Как правило, я всегда езжу, куда ты хочешь, даже если считаю, что это не так уж важно. Мне, например, куда больше хотелось бы проводить вечера дома с детьми.
— Пустая болтовня, — отрезала Синди. — И ты это прекрасно знаешь.
Он почувствовал, как весь напрягся, и рука его крепче сжала телефонную трубку. Затем подумал: а ведь, пожалуй, она права — в известной мере. Ещё сегодня вечером он сам напомнил себе о том, что иной раз задерживается в аэропорту, когда мог бы поехать домой, — задерживается только потому, что ему хочется избежать очередной ссоры с Синди. Разве в таких случаях он учитывал интересы Роберты и Либби, — впрочем, никто, наверное, не считается с интересами детей, когда брак трещит по всем швам. Не надо было ему сейчас говорить Синди о них.
Но сегодня-то дело было не в этом. Он должен оставаться в аэропорту, по крайней мере, до тех пор, пока не будет уверен, что блокированной полосой занялись всерьёз.
