Ознакомительная версия.
На Новый 1992-й год Самбиев для своего отдела организует незатейливый огонек с маленькой елкой. В его отделе двое мужчин (вместе с ним) и четыре женщины. В разгаре скромного веселья грубо постучали. Несколько вооруженных молодых людей сказали, что Новый год – христианский праздник и вообще пить негоже, тем более женщинам. Самбиев попросил нравоучителей выйти, потом попытался вытолкнуть. Его самого вытащили, вывели «для разбору» во двор Совета Министров, говорили, что один на один будут. Был вечер, темно, его в круговую немного потаскали, поваляли в грязи – женщины отдела не дали в волю над ним натешиться.
В другое время Арзо бы на это дело, может, и плюнул бы, но сейчас, живя средь волков, раз вывалявшись в грязи, можно из нее и не вылезти. На следующий день он без труда выяснил, что это охранники одного из вице-премьеров.
Лорса получил задание.
А Арзо сразу же после праздника от министра получил предложение стать замминистром, заодно своих «борзяг»* в охрану аппарата министерства привлечь и в случае проблем их использовать. Самбиев ответил, что борзяг у него нет, охранников тоже, однако в случае необходимости участие примет, тем более что он отныне замминистра, верный помощник, соратник, сподвижник.
Замов всего четверо. У Самбиева самое отвратительное кураторство – социальное обеспечение населения. Защищать население нечем, сам получает зарплату в виде талонов на бензин, через Дмитрия их за полцены продает, кое-как концы с концами сводит. В принципе есть возможность кое-что урвать, кому-то сверх лимита приписать и получить «откат», где-то просто своровать; однако это ему претит, он верит, что идет тяжелое строительство свободной республики, он, и таких очень много вокруг, верит в возрождение республики, верит в свободу, в светлое будущее.
В то же время у входа в Совет Министров толпа людей: стариков, калек, инвалидов, женщин с детьми. Они просят, чтобы их впустили, чтобы им помогли, чтобы их выслушали. Им кое-что обещают, кое-кому действительно помогают, всем помочь средств нет. А толпа недовольных все растет, и это уже другой митинг, совсем ненужный.
– Да что вы за люди? – вышел к народу наиважнейший чин. – Вы ведь знаете, что мы свободную страну строим, что нам тяжело, что мы в блокаде. Как вам не стыдно? При коммунистах не смели, боялись, а сейчас свободу почувствовали, разошлись! Да не чеченцы вы и вовсе не мусульмане! Вы против свободы, вы подкуплены! Идите в лес шишки кушайте, соломой питайтесь!
– Ах, ты гад, паршивец, холуй, зажрался, голос прорезался, человеком стал! – крики из толпы обездоленных: – Вон его!
Народ, зараженный митинговщиной, от безделья хлынул смотреть на новую толпу, масса людей увеличивается. Кризис вновь нарастает, он быстро назрел, вслед за экономическими начались и политические требования.
Самбиев воочию все это наблюдает, как назло, его окно именно в толпу. День толпа, два – поболее, на третий – совсем перегородили движение на центральной улице. Народ называет новую власть ворами, жуликами, проходимцами. И тут видит Арзо: тенью прошмыгнул Пасько; на той стороне, вдалеке, в папахе, окруженный толпой учеников, Домба-Хаджи; еще дальше – из автобусов выходят мужчины, женщины, средь них его доярки.
С обеда начался крик, драки, взаимные обвинения, выстрелы в воздух. Самбиев не смог работать и перешел в кабинет с окнами во двор.
Вечером Домба-Хаджи Докуев и еще несколько стариков выступили по телевизору с обвинениями в адрес «недовольных», прямо называли фамилии зачинщиков, показали фото главного возмутителя – жалкого старца, оказывается, «агента КГБ», которого Арзо хорошо запомнил по искренним выступлениям. Потом еще и еще обличали толпу лидеры разного калибра, зачитали указ, запрещающий митинги, шествия и прочее, пока действует «ЧП».
Наутро толпа стояла. К обеду начались крики, споры, стычки. Арзо по делам вышел из здания Совмина и уже покидал площадь, как раздался сухой щелчок, крики: «держите, убили!» Он хотел уйти, но ноги сами повели обратно. Он растолкал кучу: по изношенному пальто узнал ничком распластавшегося старика, в седой плеши затылка – сажей дырочка, под головой растеклась кровь.
Придавленный голос рядом.
– То, что мы и думать не смеем, они сделали… Нам конец.
– Будь прокляты вы все! – крикнула простоволосая женщина, с растрепанными космами, со слезами на глазах, исступленно махая кулаком в сторону здания Совмина.
Тотчас Самбиев вернулся в кабинет, написал заявление об уходе «по собственному желанию» и, не дожидаясь резолюции министра, забрал трудовую… Издалека он обернулся, чтобы в последний раз посмотреть на уже обшарпанное здание Совета Министров… Оказалось, не зря…
После нескольких месяцев бесплодных мытарств Арзо сник. Теперь нигде не бегал, от всеобщего вранья и пустых хлопот устал, да и денег в кармане просто не было. И как ему ни было стыдно, кормильцем семьи, вопреки его желанию, оказалась Полла. Случилось то же, что и в Столбищах: вначале подружки и знакомые Ларисы Валерьевны повадились к Полле, потом их знакомые, и круг разросся. В Грозном кур, и тем более яиц, нет – дают деньги, не дают – Полла не в обиде, и даже просит не беспокоиться. Заработанное она складывает в широкую вазу.
Арзо деятельностью жены недоволен, ворчит, тем не менее, к своему стыду, почти каждый день содержимым вазы пользуется, и однажды случилось так, что он поехал в Ники-Хита, там на непредвиденные дела вконец потратился и несколько дней не мог выехать в Грозный – не на что было.
От отчаяния Арзо впал в подавленность, следом, как обратная реакция психики – нервный срыв, с криком на мать и оплеухой Лорсе, и вновь спад, растерянность, угнетенность, внутренний надлом, самоистязание; от душевных пыток – переосмысление реалий бытия и своего места в нем. «С волками жить, по-волчьи выть», – итог его страданий. От этого открытия он воодушевляется, внутренне мобилизуется, со скрежетом в зубах злится на себя, готовится к борьбе, к отчаянной борьбе за жизнь, за достойную жизнь, за завидное существование.
Конечно, мысли хороши, но безденежье сковывает любую инициативу, даже поездку в город. И только когда обеспокоенная задержкой мужа Полла примчалась в село, Арзо с ее помощью смог выехать в Грозный, где кипела «волчья жизнь под Луной»*…
Приехали супруги в Грозный, а у Россошанских гость – родственник покойного Леонида Андреевича, пожилой, крепкий на вид, краснощекий мужчина – Тополев.
Вечером Дмитрий и Арзо обихаживали гостя – щедро наливали. Потом поинтересовались, каким ветром занесло Тополева в эти неспокойные края. Выяснилось, что бывший председатель райпо Одесской области, ныне экспериментирующий предприниматель, согласно бартерному договору отгрузил в район Кисловодска триста тонн мяса в обмен на бензин. Одну цистерну топлива он получил еще до отгрузки: как встречный шаг, знак доверия. От этого жеста начинающий предприниматель так расщедрился, что в ответ отправил всю партию мяса, для ускорения операции под посевную компанию. С тех пор ни капли топлива он не получил, и более того – партнеры, некто Малинин и его фирма, – исчезли.
Под прессом долговой кабалы Тополев выехал в Кисловодск, и будучи дотошным советским торгашом, он с завидным упорством, через железную дорогу, выяснил, что его вагоны, не разгруженные в Кисловодске, были переадресованы в Грозный, на республиканский хладокомбинат.
Прямо с вокзала Тополев отправился на хладокомбинат, без труда выяснил, что его мясо действительно здесь, встретился с директором – женщиной Розой, и после недолгого общения, вооруженная до зубов охрана вышвырнула Тополева за ворота и пригрозила – уноси ноги, пока живой.
Рассказывая все это, гость под воздействием спиртного окончательно растрогался, пустил слезу, твердил, что дороги домой ему нет, за семью страшно.
Будучи также под хмельком, Самбиев стал бить кулаком в грудь, мол, чеченцы не такие, справедливые, что он лично завтра, пусть только рассветет, поедет с Тополевым на хладокомбинат и не только отнимет мясо, но и заставит грубиянов извиниться.
Самбиева и Тополева не вышвырнули, их просто не впустили, послали подальше.
От задетого самолюбия, от стыда перед гостем Арзо, кипя душой, заставил себя призадуматься. Ясно, что на грубую силу надо противопоставить, что-то похлеще. У Лорсы, сбитая в неясных передрягах, сплоченная группа из пяти-шести человек, которых Арзо видел мельком. С двоими общался; и глаза одного – Гарби, ростом – метр с кепкой, наводили на него ужас встречи с убийцей. Конечно, рискуя, можно натравить Лорсу на хладокомбинат, однако какие силы стоят за спиной государственного предприятия – неизвестно, и поэтому идя на затраты, а главное, оберегая людей Лорсы, и его репутацию (о ней Арзо особо печется), Самбиев-старший, по рекомендации младшего брата, встречается с командиром чеченского танкового полка.
Ознакомительная версия.
