Михаэль смотрел в окно, облокотившись о засаленный откидной столик. Ему досталось боковое место в проходе плацкартного вагона. Напротив сидел чистенький благообразный старичок в седой окладистой бороде. Бородач занимал нижнюю полку.
Почти сутки он пролежал наверху, проголодался и спустился вниз.
Вначале было некомфортно. Он не привык к беспардонному разглядыванию. А старичок смотрел на него в упор из-под густых бровей, и Михаэль не знал, как себя вести в подобной ситуации.
Он попытался встретиться глазами с невежливым спутником и пересмотреть его, но спутник тут же капитулировал и отвел замутненные старостью глаза.
Михаэль стал смотреть в окно, раздраженно отмечая боковым зрением пристальное разглядывание. Потом привык и перестал обращать внимание на неучтивость.
Внимания не обращал, но вывод для себя сделал. Немцы не смотрят так внимательно на попутчиков. Почему? Потому что лучше воспитаны или потому что так заняты собственной персоной, что им неинтересны другие? После небольших раздумий Михаэль остановился на последнем варианте.
…
Мелькали полустанки. Глупые вороны часто летели наперегонки с вагоном и всегда проигрывали. Видно было, как зимний ветер задирает им перья на крыльях.
По-дорожному легко сменяли друг друга и не отягощали мысли.
Удивляли громадное расстояние между селениями и ужасающая нищета задворок. Фронтальная часть некоторых строений была недурна и с непривычки живописна. Попадались уютные рубленые домики с красивыми резными наличниками, но то, что стояло за домами, было ниже всякой критики. Пролетали мимо косые сарайчики, латаные-перелатаные кусками фанеры, ржавыми листами железа, обшитые толем или шифером. Он привык к мельканию за окном поезда добротных, на века построенных домов под красной черепицей, к ухоженным дворикам и полному отсутствию туалетов на улице.
Неужели они бегают в мороз по нужде в эти покосившиеся деревянные будочки с вентиляционными дырочками в виде сердечка? Судя по тропинкам, протоптанным в глубоком снегу, — да. А если так, почему туалеты стоят так далеко от дома? А детишки тоже голой задницей на мороз? Воды полно, не успеваешь мосты через реки проезжать, а у них удобства во дворе. Лень или традиция? Или прав Алексей Толстой, сказавший, что «земля наша богата, порядка в ней лишь нет».
Он восстановил в памяти хорошо знакомый отрезок железнодорожного пути от Франкфурта-на-Майне до Майнца и дальше до своего родного Винвайлера — и голову готов был дать на отсечение, что не видел там ни одного туалета на улице.
И эти нищие и ленивые дошли до Берлина и повергли сытую и работящую Германию в ужас?! Выходит, так. Хотя, с другой стороны, это какое же здоровье надо иметь, чтобы в такой мороз без штанов на корточках сидеть? Значит, русские здоровей оказались?
Где-то он читал, что русские употребляют много ржаного хлеба, в котором много витаминов группы В, а те якобы способствуют тому, что в мышечной ткани содержится больше миофибрилов, чем у тех, кто употребляет белый хлеб. Не оттого ли дед не признает пшеничного хлеба? А что? Он для своих лет еще о-го-го!
Хотелось есть, но не было ни копейки. У Михаэля оставалось пять рублей на дорогу, и ровно пять с него запросили за постель.
Он был уверен, что проводница поступает незаконно — обеспечение постельным бельем должно входить в стоимость билета, но спорить не стал, помня пословицу «В чужой монастырь со своим уставом не ходят».
Он мог, конечно, прожить два дня без пищи, но как объяснить беспрестанно жующим пассажирам причину воздержания?
Князь Мышкин придумал ему легенду по поводу акцента, а вот насчет голода рекомендаций не дал. Нужно отвлечься от мыслей про еду, думать о другом. Например, хорошо бы додумать про немецкий порядок. Говорил им преподаватель в гимназии: «Мы, немцы, — эмоциональные инвалиды», — чистокровный шваб говорил, знал предмет не понаслышке, и в качестве примера зачитывал интересные вырезки из газет.
Особенно запомнилось вот это: «В 1943 году по приговору суда в берлинской тюрьме Плетцензее была обезглавлена 43-летняя портниха Эльфрида Шольц. Ее старший брат писатель Эрих Мария Ремарк находился в это время в Америке. Портниху казнили «за возмутительную пропаганду в пользу врага». На нее донесла ее постоянная клиентка: «Эльфрида говорила, что немецкие солдаты — пушечное мясо, Германия проиграет войну, а Гитлеру она охотно влепила бы пулю в лоб». После приведения в исполнение приговора суда сестре Эльфриды был прислан счет за содержание преступницы в тюрьме, за суд и за ее казнь, включая стоимость марки на конверте, — всего 495 марок 80 пфеннигов».
Таков был порядок. Стыдно за такой порядок. Стыдно, но если по закону в стоимость железнодорожного билета входит стоимость постельного белья, ни один проводник Германии не осмелился бы нарушить инструкцию. Так что неизвестно, что лучше — порядок или его отсутствие.
Но, черт побери, как хочется есть! Украл бы, кажется, кусок хлеба. Честное слово, украл бы. Нужно не думать про еду. А про что? Судя по необъятности территории за окном, победа русских над немцами закономерна, а главное, справедлива. Как мог бесноватый осмелиться на подобную военную авантюру? Восемь часовых поясов и девять тысяч двести восемьдесят восемь километров — протяженность Транссибирской магистрали. Ведь если поставить на каждый квадратный километр всего по одному солдату, то и тогда не хватит всей армии, чтобы удержать завоеванную территорию. Хотя, с другой стороны, смог же Ермак с отрядом из нескольких сот казаков потеснить Кучума. Главное — это хороший форпост обустроить.
— Вот я и говорю, — донеслось с соседнего плацкартного места, как будто продолжая его мысль, — что у нас в Эвенкии на семьсот тридцать тысяч квадратных километров всего семнадцать с половиной тысяч населения. Такая плотность населения только в Антарктиде. А охотиться на зверя не дают. Инспекторов больше, чем охотников. Опричники! А чем семьи кормить? Чем, если работы нет?..
— Бог любит троицу, — поднял очередной стакан с водкой блондин у противоположного окна, приглашая двух солдатиков последовать его примеру.
А у немцев тоже есть пословица про троицу: «Алле гутэ динге зинд драй», — Михаэль стал вспоминать немецкие присказки и поговорки, находя аналогию с русскими. «Нойе безен керен гут» — «Новая метла хорошо метет» или «Дер апфель фэльт нихт вайт фом штамм» — «Яблоко от ствола недалеко падает».
Практически тот же смысл. Но есть одна русская пословица, аналога которой у немцев нет: «От тюрьмы да от сумы не зарекайся». Кажется, для него лично более чем актуально. Он — нищий, впору милостыню просить, а если Хидякин умрет, то и до тюрьмы недалеко.
Еще одна ворона пошла взапуски с поездом. Скорость полета оказалась одинаковой со скоростью движения вагона, и возникло впечатление, что птица стоит на месте, бесполезно махая крыльями. Совсем близко от окна боролась с сильным встречным ветром пернатая воровка. Устала, наконец повернула блестящий черный клюв в сторону, подняла левое крыло и резко спикировала в ближайший лесок.
Трое у противоположного окна закусывали вареными яйцами, пирожками, солеными огурцами, белым салом. Неужели его можно есть? Немцы не едят некопченое. Считают такое сало сырым. Но пахнет вкусно, чесночком. Слюнки текут.
Благообразный старичок достал из полотняного мешка круг колбасы. Постелил на столик газету. Очистил, не торопясь нарезал на большие куски.
Дурацкое положение. Отвернуться, сесть к нему боком? Но тогда получится, что будешь заглядывать в рот той троице, что жрут и пьют напротив. Встать и переждать в тамбуре, пока дед поест, но там холодина. Придется переждать в закутке у туалетной двери. Там не замерзнешь.
«Странно, у сытых немцев в бутерброде — толстый кусок хлеба и тонюсенький — колбасы, а у малообеспеченных русских — наоборот. Зато в обед немцы обходятся без хлеба, а многие русские даже пельмени с хлебом едят».
Михаэль встал, еще не решив, в какую сторону пойти. Туалет рядом с комнатой проводника был закрыт для пассажиров. На дверях огорчительная надпись: «Для служебного пользования».
Очень хорошо! Весь вагон должен ходить в один загаженный туалет, а проводнику — чистенький в персональное пользование?! Нишьт гут!
— Накатишь? — Блондин дружелюбно улыбнулся, приглашая к столу.
Сто раз прокручивал Михаил в уме варианты разговоров, а сказал совсем не то, что отрепетировал.
Согласно легенде князя Мышкина, он латыш. Отсюда и акцент. Проживает в Риге на улице Петра Стучки. Дом расположен напротив магазина «Авотс».
Нормальная легенда. И только сейчас он, не умеющий врать, сообразил, что его могут свободно уличить во лжи. Где гарантия, что этот молодой человек не живет, не жил или, на худой конец, не бывал в Риге? А если рядом едет латыш? Каково ему придется, если к нему обратятся на латышском?
