Ознакомительная версия.
– Не дождетесь! Слыхали?! Нашли делегата!.. Да со мной сам Пушкин потягался бы!.. Богданович!.. Купала!.. Колас!.. Шнип!..
Настроение испортилось окончательно. Мало того, что на той встрече, с которой только что возвращался, один сильно наглый мужичонка – по его, конечно же, мнению – заявил, что такие стихотворения он бы и сам сложил как нечего делать, если бы только у него имелись бумага и ручка, так еще это вот приглашение!..
Жена сразу, как только Труха переступил порог, подумала, что муж не иначе как нашел удачную рифму, но не запомнив ее, сразу же и потерял, не донес до письменного стола, поскольку лицо у человека было мрачным, как пасмурный осенний день.
– Есть будешь? – равнодушно спросила женщина.
Труха хотел было сказать: «Я сыт. Меня уже накормили», однако взял себя в руки, постарался даже улыбнуться, хотя почувствовал: улыбка выдала его волнение с потрохами. Неудачной получилась. Кислая. А потом он долго рассказывал жене, как тепло принимали его читатели. Хлебал супчик, свой любимый, гороховый, а сам твердо решил: жене про вызов на съезд графоманов ни слова. И очень хорошо, что она пошла посидеть на лавке перед подъездом со старушками. Труха сразу же прикипел к телефону. Сперва суетливо полистал блокнотик, где были номера телефонов его друзей-поэтов, а потом решал, кому же первому позвонить. «В Гродно разве? Нехайчику? Мужик неплохой, кажется. Тот раз, когда обсуждали его, Трухи, стихотворения, он поддержал. Должен помнить. Да, к тому же, и чарку брали».
Нехайчик обрадовался, когда услышал в трубке знакомый голос. Поделился своими успехами, пожаловался, что в их городе объявилась одна женщина-критикесса, которая не дает ему жизни: то там ущипнет, то тут. Мол, графоман ты, Нехайчик! Как раз вот тут и хотел спросить Труха, получил ли тот письмо на съезд графоманов, однако не хватило духа. И тогда он начал издалека: никуда, уважаемый, в ближайшее время не едешь? Может, вызывают куда тебя? Нехайчик, на удивление, ответил одним словом: нет. Труха едва сдерживал раздражение. Накипело. «Так и признается этот Нехайчик! Тип еще тот!» Уже когда положил трубку, немного успокоился: ничего-ничего, мне сегодня принесли письмо, тебе принесут завтра. Никуда не денешься. Почтовики свое дело знают. Ведь какой он поэт?! Вот кто уж если и графоман, то он, Нехайчик! Надо ли говорить? Нет, не выкрутишься!..
Но сегодня Труха решил более никому не звонить. Сообразил: надо дать время, чтобы те приглашения успели доставить почтальоны по надлежащим адресам. И в Могилеве, и в Витебске, да и в других городах. В своем же городе решил никого не беспокоить. Своих он знал хорошо: те, хотя и получат приглашение, не признаются.
На следующий день, написав полдюжины стихотворений и дождавшись, когда жена опять займет место на скамейке перед подъездом, Труха энергично потер ладони и бодро приказал себе: «За дело!» Выбор пал на Могилев. Как-то был он на празднике поэзии «Письменков луг» и там познакомился с одной поэтессой в большой соломенной шляпе, которая выдала аж шесть книжек стихотворений и хотела их сразу прочитать присутствующим, стоя на сцене перед микрофоном, но ее все же остановили каким-то образом, хотя и стоило это больших усилий.
Труха крякнул, представился.
– А-а, Гомель! Очень рада, очень рада услышать ваш голос, почтенный! – воскликнули в Могилеве, и Труха долго не мог втиснуться в разговор. – А я вас только что вспоминала, да-да. Верите? А вы и легок, как говорят, на слово. Что пишется? Какие темы волнуют? Потом, потом скажете… Дайте наговориться сперва мне. Я же одна живу… контактов почти никаких, соскучилась… Это я вам не говорила, что одна? Там, на лугу? Нет, кажется, нам же некогда было там из-за насыщенной донельзя программы… Так вот и хорошо, что вы позвонили, я вам сейчас прочитаю свои новые стихотворения… Своим всем я прочитала вчера, очень хвалили… Однако ж мне хочется услышать слово похвалы и от вас, уважаемый… как это вас величать, простите?..
Труха рад был, что ему наконец представилась возможность сказать хоть эти два слова: Денис Иванович.
– Так вот, Денис Иванович, – сразу же подхватила могилевская поэтесса, – мне хочется попробовать на вкус хотя бы чуточку похвалы и международной, так сказать… Да! А вас еще, кстати, не приняли в международный союз писателей, который создали где-то то ли в Украине, то ли в России… Как нет? Тогда поздравьте меня! Вы многое потеряли. Жаль, что не могу показать по телефону корочки и значок. Зато сейчас я перед выступлением представляюсь как член, и совсем другое отношение ко мне. Ну, хорошо, перейдем от слов к делу… Не будем попусту транжирить время – слушайте мои новые стихи… Да, вам сперва про любовь или о природе? Могу и о городе, о тех странах, где я путешествую иногда, сидя перед экраном телевизора. Э-х-ха-ха-ха-а-а-а!.. Мы, поэты, должны сами создавать для себя комфорт и уют, чтобы было тепло и светло…
– Мне все равно, – как только образовалась наконец-то пауза, тихо вставил Труха и пожалел, что не тот набрал номер: попал, одним словом, как рыбина в сеть, а ему же как можно быстрее хотелось разузнать о съезде.
Наконец он нашел выход, как остановить трескотню, посоветовал:
– А вы это стихотворение прочитайте на съезде… Воспримут! Съедят! Гениальное произведение! Супер!
– На каком это таком съезде? – поэтесса притормозила, заинтересовалась.
– А что, вы разве не слыхали?
– Нет.
– А я слыхал… вроде какой-то съезд намечается… Это мне сказал один тут наш поэт, его пригласили… Удивительно, и мне ничего не сообщили… А ему, говорит, пришло приглашение… Они что – через одного?.. Выборочно?.. На кого пальцем ткнули – тот и делегат, так получается? Непорядок! Самовластие!.. Хотя нас, конечно же, это и не касается, однако справедливость должна существовать везде и всюду. В каком государстве живем, спросить бы?!..
Немного покритиковали кого надо, и читка стихотворений продолжалась. Хотя уже и ослабла рука, держа трубку, замлела, однако Труха, расстроенный неудачным звонком, решил наконец взять инициативу в свои руки, и теперь стихотворения слушала уже она, могилевская поэтесса. Это продолжалось бы, похоже, долго, однако прибежала чем-то встревоженная жена и приказала срочно уступить ей телефон: плохо стало кому-то из старушек, необходимо вызвать «скорую».
Жена устроилась у телефона, а Труха начал все же собираться на съезд. Было не было. Интересно ж посмотреть, кого еще вызвали. Извлек заначку, надел новый блестящий костюм, бросил в старенький дипломат несколько книжек своих стихотворений.
А если откровенно сказать, у него имелся свой план на эту поездку…
– Ты куда это собрался? – напустила на себя строгость жена. – Почему молчишь? Я у кого спрашиваю?
Труха помахал на жену руками, мол, не до тебя сейчас. Тут решаются важные дела.
– В столицу еду. Вызывают по литературным делам. Не иначе, признали? Как думаешь?
– Ну, если только по литературным делам… – пожала плечами женщина, – то смотри сам, Дёня…
– Только что позвонили, – соврал, не моргнув и глазом, Труха. – Проезд оплатят. Все чин по чину. Может, наконец-то взобьёмся на какую-нибудь премию? Может, наше время настало, пришло, а?!
Жена села на табурет, грустно вздохнув:
– Все ж мне жаль тебя, Дёня, очень даже. Столько ты стихотворений написал, столько денег истратил на свои книги – и всё впустую…
– Пока, пока, – утешил жену поэт. – Вижу себя на пьедестале с лавровым венком!
– Если бы сбылось!
– Сбудется! Даю слово! Мою строку сам Бородулин хвалил! Мускулистая, говорит, у тебя строка, Труха! Быть тебе классиком! Прости, только после меня. А мне, скажи, какая разница – после кого, а? То-то же!
– Ну, езжай себе, – совсем растрогалась жена, отсчитала мужу деньги на дорогу и обед, что совсем неплохо было к его заначке, и Труха, дав буську жене, притворил за собой двери.
Привет, столица!
Первым делом поэт направился к зданию, где должен пройти съезд. Но он не дурак, чтобы сразу же переться в дверь, показываться, а спрятался за дерево и принялся наблюдать за развитием событий. Ага, вон и Нехайчик, обормот, прогуливается! Это тот, кого «не вызывали!» Труха на какой-то момент забыл, что нужно сохранять конспирацию, хотел было крикнуть ему: «Привет, дружище!», однако вовремя спохватился. Да и кому было кричать, когда Нехайчик в последний момент спрятался за дерево напротив и также следил за входными дверями, изредка сверкая лысиной. Тут он заметил, что из соседнего куста наблюдает за входом в помещение поэтесса в большой соломенной шляпе… А вон прозаик Тяпкин украдкой выглядывает из-за парапета… Он из Бреста, кажется… А вон… А вон… А вон… Боже, сколько знакомых лиц! И никто не решается первым заходить в помещение… Все затаились и только изредка выглядывают из своих тайников. Сидят в ожидании. Когда же начнется наступление? Ну, конечно же, кому это охота заходить на тот съезд! Дураков нет. Засмеют. Как первому, еще какой приз дадут, карточку разместят в газетах. Нет! Туда хода и ему, Трухе, нет! Зачем высовываться, как Никита из конопли? А вот кто приехал на тот съезд – интересно глянуть. И надо сделать это так, чтобы себя не выдать.
Ознакомительная версия.