Жалко, мир во всем мире не выйдет — с пионерских времен Эн преследовал образ волосатого кулака на фаллической красной кнопке. А вот парус бы мне… Подойдешь с утреца к окошку, глядь — на пляже пристала яхта. Шелк и скрипки и принц. Прекрасный. Нет уж, лучше библиотеку, в которой всегда найдется свежая книжка. Или вовсе билет на первый марсианский экспресс.
— Девушка, можно вас на минуту? — к уху Эн наклонилась белокурая милочка с нарисованными губами. Она пахла дешевым парфюмом и общежитием. — Девушка, хотите богатого мужа? Чтобы денег лопатой и не жадный и возил на Багамы и шубу купил из норок?! Не хотите? Ну вот, на Багамы никто не хочет… Милочка повела пухлым плечиком и пересела к тинейджерке у дверей. Эн взглянула на них через станцию — будущие невесты о чем-то оживленно жестикулировали, видимо обсуждали размеры будущих бриллиантов.
А в редакции было ровно два человека. Ан-Андревна и Марь-Антонна. Редактрисы с тридцатилетним стажем, лучшие врагини и глубоко интеллигентные стервы пребывали в состоянии непристойного возбуждения. Они пили что-то из чайных чашек в кабинете директора, перемигивались и хихикали, как третьеклассницы.
— Вот и Анечка наша пришла! — восхитились они, — Как доехали, детка? Может вам кофейку? Или плюшек с корицей?
Эн пыталась свернуть разговор на правки, но дамам было не до того. Ее усадили в огромное кресло, принесли кофе с ликером, блюдо плюшек, конфеты и стали потчевать. Эн исправно жевала и чавкала. Она глядела на редактрис и пыталась понять, что за смачную гадость придумали дамы. Наконец Марь-Антонну прорвало.
— А ходили ли вы на Пречистенку нынче, Анечка?
Эн мотнула головой, в смысле нет, с чего бы.
Марь-Антонна аж причмокнула от предвкушения.
— А вы помните набережную, где стоит монумент Петра?
Эн кивнула. Чугунный болван напротив Христа Спасителя раздражал взгляд не меньше самого золоченого храма.
— Ну так вот. Шли мы утром с Анной Андреевной по Пречистенке, а на месте уцеретелища возвышается… — Марь-Антонна порозовела и шепнула такую чудовищную непристойность, что Эн подавилась булочкой.
— Быть не может!!!
— Розенталем клянусь! Отлились Москве наши слезки, — Марь-Антонна расхохоталась и обняла подругу за жирную спину. Ан-Андревна подмигнула Эн и безупречно поставленным голосом подпустила пару штрихов к образу монумента.
Эн поняла, что умрет на месте, если вдруг не увидит это своими глазами. Она тихонько подсунула гранки на стол начальнице и сбежала. Удалось успеть почти вовремя. Эн застала толпу рабочих — они обтягивали белой тканью вершину конструкции. Весь остальной памятник был, как мумия, в драпировках. На солнце отблескивал то ли фаллос, то ли гладкий чугунный лоб.
Эн обернулась к золотому куполу храма и обмерла. Чудо преображения — такой яростной смесью ужаса и восторга может быть, наполнялись сердца французов в день, когда над Парижем взмахнул крылами первый в мире аэроплан. Золотые стены на глазах обращались в серую плитку, вместо вычурных булок лепнины прорезались обычные окна, прозвучал шум воды, плеск и крики. Бассейн «Москва» встал на место во всем своем мрачном великолепии. Эн смотрела, разинув рот. Через пару минут из выходов повалили мокрые прихожане. Злой священник в обвислой рясе стал расклеивать на дверях объявления. Эн подошла спросить, а в чем собственно дело. Батюшка объяснил, временами срываясь с благолепного на просторечный. Сатана явил лик свой миру, сердца многих и многих открылись для веры, люди толпами валят молиться, а Храм Божий (нецензурно) дважды и трижды в день. Тут священника понесло. Эн сочла за лучшее удалиться.
Неторопливым шагом она вернулась в редакцию. Там собралось человек пять сотрудников. Обсуждение шло вовсю, Петрус сбегал на первый этаж за бренди, Ан-Андревна уже дремала головой на клавиатуре. Эн поморгала глазками, на успех не надеясь. Марь-Антонна, против обыкновения, оказалась щедра. Гонорар за прошедший месяц и каталоги английских отелей в правку — лучше мог бы быть только Диккенс, но его в «Прометее» не выпускали.
Эн решила заехать в «Седьмой Континет» за едой и бутылкой «Бейлиса». По дороге, в маршрутке включился мобильник. Звонил Бо́рис — Интернет заработал. Первым делом по возвращении Эн проверила почту. Два письма от подружек, семь LJ-комментариев к теме про мячики и одинокий спам. «Уточним мыслеформы желаний, осуществим материализацию чувственных идей, оплата по факту сделки. „Азазелло Инкорпорейтед“». Идиоты.
Эн прошлась по новостным сайтам. «Молодые родители пожелали лекарство неизлечимо больному сыну». «Трансляция рекламы по центральному ТВ временно прекращена». «Курс доллара. Покупка 0.30 Продажа 0.30». «Дворник А. Платонов задержал агрессивного зомби с Поклонной горы». «Представители трех основных конфессий рекомендуют своим прихожанам не поддаваться на искушение Сатаны». «Экстренное закрытое заседание Думы по поводу массовой галлюцинации в планетарных масштабах продолжается третьи сутки». «Молитвами Патриарха Московского изгнан с небес истинный лик Диавола». «ОВД Центрального района настоятельно просит товарищей эльфов во избежание эксцессов не появляться на улицах города в национальных костюмах». На эльфах Эн сдалась.
Полстранички о виденном за день — и баиньки. Ей приснилось, как будто она летит по трассе «Минск-Питер», внизу моргают фарами дальнобои, вверху лучатся колючие звезды, а вокруг — только ветер и запах цветущей вишни. Теплый луч разбудил ее раньше срока. Эн взглянула в окно — да. Кто-то вдруг захотел — и за домом цвели деревья, а меж ними по мокрой траве бродили единороги. Сероватые, с длинными гривами и блестящими, будто сахарными рогами. Эн впервые задумалась — где же тот человек, с которым ей придется делить желание. С равным успехом это могла быть старушка из дома напротив, кто-нибудь из знакомых — да хоть Кит или Бо́рис, или вовсе какой-нибудь дикий зулус в богом забытой Африке. И, скорее всего, последнее, — пессимистически заключила Эн, — даже в этой чертовой лотерее мне не повезет. Ты неудачница, дорогуша, пора бы это признать.
Эн вздохнула, сварила кофе и уселась в свое одинокое кресло — править тексты по сотне рублей за лист. До чего ж неприятная штука — утренняя депрессия…
Комендантский час по стране отменили через неделю. Москву патрулировали до конца марта. Жизнь вернулась на круги своя.
Кит читала Шекспира в подлиннике и ругала архаизмы английского языка. Бо́рис ждал операции — по укурке они с приятелем пожелали себе э… быть всегда в форме. Впрочем, врачи обещали, что функции пострадавшего органа восстановятся без потерь.
Разобрали бесплатные турникеты, открыли школы, конфисковали дворцы и фальшивые деньги. Через месяц восстановились смог, реклама и пробки в центре. Погорелые вкладчики разгромили головной офис «Азазелло Инкорпорейтед». На Поклонной горе Церетели ставил в ряд монументы Отцу Народов. Суматоха вокруг желаний сошла на нет.
Ближе к таянью снега, завершив поединки, единороги сбросили рога. Эн подобрала один в сквере и подвесила над монитором — для красоты. По ночам рог светился опаловым легким светом.
В понедельник почтовый ящик снова забило спамом. Каталоги отелей кончились, дали править инструкцию к чудо-импортной бормашине. Зацвел кактус на подоконнике. «Лучшие новости — никаких новостей» — в прозе жизни все осталось по-прежнему.
Первым утром апреля Эн сходила в редакцию. Правку следовало сдавать в субботу, но работа была черезчур тосклива. Марь-Антонна долго шипела, обещала оштрафовать и уволить, но потом смилостивилась. Мудрено бы — кто еще согласится пахать за такие деньги. День был прохладным, но ясным, поэтому мрачная Эн решила потешить себя прогулкой. Ноги сами вынесли на Пречистенку. Всякий раз, вспоминая что возникло на месте Петра Христофорыча, Эн неприлично ржала. Впрочем, монумент давно сняли. А картина была — как закутывали беднягу в тряпки, как потом через всю Москву в переплавку везли… Из приятного хода мыслей Эн выдернул незнакомый молодой человек. Так себе человек — невысокий, взъерошенный, хорохористый. Но с характером — сразу видно. И блондин — Эн всегда слишком нравились светловолосые. Так чему это я улыбаюсь? Вы приезжий?! Ну, слушайте…
Через час они сидели на парапете, болтали ногами и ели мороженое (необычайно вкусно в промозглый день). У Антона — так звали парня — оказалось приличное чувство юмора. Он вполне оценил дьявольскую издевку, а в ответ рассказал, как на площади в Новокузьминске до сих пор бьет фонтан чистой водки. Дважды взорвать пытались, в оцепление брали — без толку, подходи и пей, сколько влезет. Эн тут же вспомнился «Седьмой континент» с колбасой за два двадцать и консервами «Частик в томате» на опустелых прилавках. Антон помялся и выдал хохму про стерильный, как скальпель, вокзальный сортир в Окуловке…
