— О чем?
— Пойти со мной и посмотреть ту квартиру. Просто взглянуть.
Он покачал головой:
— Нет.
— Ну пожалуйста, Мэтью.
— Мне она не по карману. Не хочу пускать слюни, глазея на то, чего не могу себе позволить.
— Это не для тебя, а для меня. Это я хочу, чтобы ты посмотрел квартиру.
Он промолчал.
Она почти робко добавила:
— Хочу, чтобы ты увидел, что я покупаю.
— Зачем?
— Чтобы и ты был причастен…
— Не выйдет.
— Но ты ведь придешь туда, заглянешь проведать меня?
Он колебался. Сердце сжалось.
— Конечно, — наконец ответил он, не глядя на Рут.
— Тогда приходи.
— Рут…
Она шагнула к нему, обняла за плечи и уставилась в лицо так пристально, словно задалась целью пересчитать ему ресницы.
— Мэтт, Мэтт! Для нас это еще не конец.
И вот теперь, застыв в нерешительности на ровно уложенных плитах дорожки, Мэтью твердил себе, что однажды проявить доброту — или трусость — одно дело, а упорствовать в них — совсем другое, и ничего хорошего из этого не выйдет. Что бы там ни говорила Рут, как бы ни умоляла, нельзя допустить, чтобы она заподозрила: он мог бы найти способ все переиграть, хотя имел преимущества лишь там, где и следовало ожидать, в постели, и сам понимал, что этого недостаточно.
Мэтт толкнул тяжелую стеклянную дверь бывшего склада и шагнул в высоченный вестибюль с гранитным полом и окнами высотой аж до крыши. Стилизованная под заводскую стальная лестница уходила вверх за рядом лифтов, а в остальном вокруг было пусто — ни картины на стене, ни урны, ни банкетки, ничего, кроме высоких и молчаливых акров роскошно отделанного темного полированного пространства. Мэтт вошел в лифт и нажал кнопку шестого этажа.
Двери лифта открылись, его ослепил внезапный поток света.
— А я тебя видела! — воскликнула Рут. Она стояла в распахнутых дверях. Казалось, за ее спиной разверзается пустота. — Вышла на балкон и увидела!
Он наклонился, чтобы поцеловать ее. Она повернула голову, пытаясь коснуться его губ, но промазала. Мэтт прошел мимо.
— Ого.
— Чудесно, правда?
Он кивнул. Комната за распахнутой дверью была светлой и сияющей, с высоким потолком, а где-то в дальнем конце в огромные окна врывалось небо.
Рут взяла его за руку.
— Видишь? Теперь ты понимаешь, почему я не могла не купить ее?
Она повлекла его за собой, оставила в центре комнаты и закружилась по ней.
— Здорово, да?
— Да.
— Такой простор! Такой воздух! Да еще в самом центре Лондона! До работы пешком дойти можно!
— Да.
— Пойдем, посмотришь ванную, — позвала Рут. — Душ — просто отпад. А в кухне микроволновка встроена в гарнитур. Как на звездолете.
Мэтью двинулся следом за ней по паркетному полу, через дверь в прозрачной стене, сложенной из стеклоблоков. Рут уже стояла в душевой кабинке — металлическом цилиндре, атласную гладкость которого нарушали только маленькие иллюминаторы из голубого и зеленого стекла.
— Видел когда-нибудь такое?
— Нет, — ответил Мэтью. — Никогда.
Рут вышла из кабинки и произнесла, вдруг посерьезнев:
— Жаль, что все так получилось.
Он кивнул.
— Жаль, что тебе придется поселиться в моей квартире, — продолжала она. — Лучше бы она была нашей.
Он прислонился к стене, чувствуя холодную твердость стекла сквозь рукав куртки.
— Нет, не придется, — слишком громко возразил он.
Она промолчала, стремительно прошла мимо него и вернулась в большую комнату. Он двинулся следом. Она стояла возле раздвижных дверей на балкон и смотрела на реку.
— Пожалуйста, не говори так, — попросила она.
Он застыл у нее за спиной, но не слишком близко.
— Ничего не поделаешь, Рут. Если я останусь здесь, между нами нарушится равновесие. Конечно, оно уже нарушилось, но это еще не самое худшее. Только представь, что из этого выйдет. Жалкое зрелище.
Круто обернувшись, она с яростью выпалила:
— Ты не станешь жалким. Я тебе не позволю.
Он вымученно улыбнулся:
— Ты меня не остановишь. Что сделано, то сделано.
— Мэтт…
— У нас было много хорошего, — продолжал он, — не подумай, что дело в нелюбви…
Она шагнула вперед и взяла его за руки.
— Давай будем считать, что я ее не покупала! Ты гораздо дороже мне, чем…
Он отступил и мягко высвободился.
— Нет, так не пойдет… — Он покачал головой.
Она бессильно уронила руки и несчастным голосом выговорила:
— Я не хотела… такого.
— Знаю, ты не нарочно.
— Неужели… у меня искаженная система ценностей?
— Нет, что ты.
— Пожалуйста, прошу тебя, не уходи.
Он огляделся.
— Отличная квартира. Здесь ты будешь счастлива.
— Мэтт…
Он подался вперед и приложил ладонь к ее щеке.
Ты поступаешь правильно, — добавил он, опустил руку и под эхо своих шагов пересек квартиру, направляясь к лифтам.
Эди несла садовый стул за угол дома: если она угнездится там, с точным расчетом выбрав место, ей не страшен никакой ветер. Кроме стула, она нагрузилась чашкой кофе, ролью, ну и всякими мелочами — ручкой, телефоном, парой печенин. За ней, предчувствуя тихую минуту, которой грех не воспользоваться, шествовал Арси.
Солнце, сияющее в линяло-голубом небе, начинало припекать. Оно осветило захламленные углы еще не ожившего после зимы сада, оригинальный узор трещин на шелушащейся краске и пережившие зиму черные листья клематиса над головой Эди. Усаживаясь и распределяя кружку, телефон и печенье по перевернутым цветочным горшкам, стоящим поблизости, она думала, что за последние пять недель ей впервые представилась возможность поблаженствовать, крохотный шанс удержать в будущем то, что, в свою очередь, могло бы придать хоть какое-то подобие смысла прошлому. Она разрешила Арси запрыгнуть к ней на колени, терпеливо подождала, пока он топтался, устраиваясь поуютнее, а затем пристроила роль поверх полосатой спины, слегка вибрирующей от урчания. Солнце, кот, театр, думала Эди. Она погладила распечатку роли. Нет, не так. Рассел выразился бы иначе: солнце, кот, работа.
— С трудом верится, что это работа, — сказал ей Ласло на первой репетиции.
Она торопливо просматривала свои реплики.
Не глядя на него, она пообещала:
— К концу репетиции поверишь.
Репетицию он завершил серым от усталости. Казалось, он сейчас расплачется. Он путался у всех под ногами, не сделал ни единого верного акцента, совершенно не чувствовал ритма и в панике не слушал режиссера.
— Проваливай, — велел ему Фредди Касс. — Убирайся учить роль и возвращайся пустым.
— Пустым?
— Вот именно. Начнем все заново.
Но не с Ласло, а с пьесы.
В утешение норвежец Айвор предложил Ласло и Эди пропустить по чуть-чуть. Теперь, когда весь актерский состав был утвержден, Айвор сменил снисходительность на благосклонность.
Мясистой ручищей он обнял Ласло за плечи.
— Выпей. Расслабься.
Рядом с ним Ласло походил на мальчугана из сказки, спасенного добродушным великаном. Выпив, Ласло передернулся, а Эди и Айвор с улыбками переглянулись поверх его склоненной головы и принялись уверять, что на первых репетициях все теряются, переигрывают и выглядят полными идиотами.
Ласло скорбно взглянул на Эди.
— Только не вы, — возразил он.
— Сегодня пронесло.
— Расскажите, как это было с вами, — несчастным голосом попросил Ласло.
Слово за слово они уговорили две бутылки вина, допивали которые, сидя уже в обнимку, и когда Эди вернулась домой, Расселу хватило одного взгляда на нее, чтобы спросить: «Мне сказать „я же тебе говорил“, или и так все ясно?»
Пьеса действительно затянула ее, захватила и отвлекла от навязчивых мыслей, но это не означает, думала Эди, подставляя лицо солнцу и закрывая глаза, что она не заметила, как редко стали звонить дети, и не испытывала боли, понимая, как мало знает о новой квартире Мэтью, о том, где живет Роза, о подружке Бена, как дела на работе у всех троих. Она пообещала себе, что не станет донимать их звонками, и выполняла эту клятву с упорством, какое раньше требовалось ей лишь для того, чтобы выдержать садистскую диету. Но это не значило, что о детях она не думала и не волновалась за них. И не чувствовала себя брошенной. Готовить роль фру Альвинг было чудесно — чтобы не скучать в ожидании телефонных звонков, в ожидании, которое порой продолжалось часами, — тем не менее быстро выяснилось, что это не решение проблемы, а всего лишь отвлекающий маневр.
Рядом, на перевернутом цветочном горшке, завибрировал телефон.
— Это я, — сообщил в трубке голос Вивьен.
— Черт!
— Ну, спасибо тебе за теплые слова…
— Да я думала, что звонит Мэтью. Или Бен.
— В половине двенадцатого утра?
— А что такого?
