Свастика сообщает нам, что мы и есть космос.
Возможно, это знак грядущей Экологической Революции, знак Великого Освобождения, Великого Постижения, Великого Смирения. В будущем свастика уже не будет черной, она будет соткана из солнечных лучей, она станет всех цветов радуги, она будет сплетена из нежнейших ароматов, из благоуханий всех цветов. Об этом говорит нам священное учение Будды. И то, что в русском языке слова «Будда» и «будущее» звучат сходно, – это укрепляет нас, говорящих по-русски, в наших надеждах, в наших ожиданиях Радости и Покоя.
Лида закончила свою лекцию, зажегся свет.
Подростки и взрослые встали и начали тесниться к выходу, многие толпились вокруг Лиды. Курский, осторожно сморкаясь, стал пробираться к выходу. Он уже почти вышел, но тут кто-то схватил его за локоть. Он оглянулся – это был Цитрус.:
– Лидия Анатольевна просила вас задержаться.
Она хочет поговорить с вами, – сказал парень.
– Вам понравилась лекция? – спросила Лида, подходя. Ее сопровождали мальчик и девочка лет пятнадцати, явно близнецы.
– Я больше половины проспал, извините, – ответил Курский. – Вначале все было довольно энциклопедично, познавательно. Концовка идейно напыщенная, в духе проповеди, как в Америке.
В целом, все очень интересно. Спасибо.
– Здесь в двух шагах есть приятное кафе «Грифон », мы там любим сидеть. Хотела пригласить вас выпить чаю со мной и моими друзьями, – Лида указала на близнецов.
Курский поклонился, соглашаясь. Он выспался на лекции и теперь чувствовал себя достаточно свежим.
«Грифон» действительно оказался приятным ресторанчиком с открытой террасой и сводчатыми внутренними помещениями. Они сели за столик возле большого телевизора, который излучал пение и пестроту музыкальных клипов. С ними были близнецы и Цитрус, который скоро ушел.
Совершенно незаметно исчезли и близнецы. Курский и Лида остались вдвоем.
Лида заказала бокал белого вина, Курский – бутылочку минеральной воды и овсянку.
– Вы, наверное, очень устали? – спросил Курский.
– Нет, не устала. У меня много сил, и я научилась равномерно распределять свою энергию и никогда не уставать.
– Вы – йог? – Курский отпил воды.
– Можно и так сказать.
– Значит, разговор вас не измучает. Я хотел спросить вас: вы специально хотите укрепить меня в подозрениях против вас? У меня создается впечатление, что все, что вы говорите, должно укрепить меня в мысли, что вы причастны к этим смертям. Вся эта длинная лекция была мною услышана как одна фраза: это я убила четырех стариков.
– Странно. Я их не убивала. И лекция была совсем про другое.
– Я знаю, что их убили не вы. Но, может быть, вы хотите принять вину на себя, чтобы выгородить какого-то дорогого вам человека? Вашего близкого друга?
– У меня нет близких друзей. Есть один любовник, но он тоже никого не убивал.
– Любовник? Простите за нескромность, речь идет о полковнике Иоффе?
– Какая глупость. Вы совсем ничего не соображаете.
Мой любовник – Цитрус, и об этом знают все.
– Извините.
Лида рассмеялась. Видимо, предположение, что Иоффе ее любовник, развеселило ее. Лицо ее после лекции все же было усталым, но теперь, под влиянием вина и свежего ветра с моря, глаза ее заблестели, на щеках появился румянец. Она закурила тонкую женскую сигарету.
– Вы верите во все, что говорили, – про радужную свастику из цветочных ароматов и прочее? – спросил Курский, размешивая овсянку.
– Конечно. Неужели вы думаете, что я вру детям?
Я и вообще стараюсь не врать, а уж детям говорю всегда только то, что думаю. Не все же так циничны, как старые следователи из советского угрозыска.
– Да, полковники советского КГБ гораздо романтичнее, – парировал Курский.
– Полковник Иоффе – очень хороший и очень честный человек, – произнесла Лида, и Курский подивился, что она дословно повторила недавнюю фразу Гущенко. – В молодости он был разведчиком.
Действительно, он, наверное, романтик, ну и хватит о нем.
– Я тоже вот желаю быть романтиком. Сидя на вашей лекции, между снами и слайдами, я написал стихотворение, посвященное вам. Вот оно, – Курский протянул Лиде сложенный листок бумаги.
Она развернула – стишок был написан отчетливым бисерным почерком:
Как лик, искаженный болезненной спастикой,
Насупился мир наш, помеченный свастикой.
На ватмане белом, сквозь крошки от ластика
Серела, как дым, полустертая свастика.
Ее поговорки, походка и пластика,
На тоненькой шейке алмазная свастика.
Постель с отпечатком любовной гимнастики –
Две простыни белых свились в форме свастики.
В кино, словно отсвет смешного ужастика,
В глазах у детей отразилася свастика.
Как девочки русские – Машеньки, Настеньки –
В лугах закружились цветущие свастики.
Волчата, оскальте голодные пасти-ка!
На шкурках у вас появляется свастика.
Вот сон, что навеян научной фантастикой:
Два робота ржавых разложены свастикой.
Моя королева, проказница, ласточка,
Вращайся над морем, весенняя свасточка!
– Кажется, я перебрал все возможные рифмы к слову «свастика», – сказал Курский. – Если не считать маленькой нечестности в случае с волчатами.
Но, возможно, я что-то упустил.
– Чудесное стихотворение! И вообще вы очень галантны. Вы – опытный кавалер. Вы что, были донжуаном? – Лида спрятала листик.
– Не то чтобы донжуаном, но я любил женщин, и они любили меня.
– А сейчас?
– А сейчас я старик.
– И не женаты?
– Женат никогда не был.
Лида усмехнулась:
– Значит, вы – старый холостяк?
– Именно.
– А что такое «спастика»?
– Непроизвольное сокращение лицевых мышц, как правило вызываемое болью или сильными эмоциями. Чаще всего говорят о «спастике голодания» и чаще всего имеются в виду резко сведенные или приподнятые брови, сморщенный лоб…
– Понятно. Я этого слова не знала. Я не знала, что есть слово, всего лишь одной буквой отличающееся от слова «свастика».
Они помолчали, глядя в телевизор, где в этот момент две чудесные девочки-лесбияночки целовали мокрые лица друг друга, а потом бежали кудато в своих школьных униформах, под проливным дождем…
– Зачем вы уехали из Севастополя и поселились здесь? – наконец спросил Курский.
– Я родилась в Симеизе, что означает по-гречески «знак». С детства я любила знаки, присматривалась к ним. Сейчас бы я сказала: медитировала на них. Уже тогда я чувствовала в них огромную силу. Знаки – это ключи к колоссальным объемам энергии. Можно пользоваться сразу всеми ключами, можно одним или двумя – кто как умеет. Я не выбирала свастику, это она выбрала меня. И, видимо, случилось это в тот момент, когда мои родители решили переехать из Симеиза в Севастополь. Мне было четыре года. Цифра 4 – это недорисованная свастика. Севастополь – единственный город на Земле, чье название – однокоренное со словом «свастика». Этот корень «севаст» или «сваст». Севастикана – так на древнеиндийском языке, на прасанскрите, называется свастика собирающая. В начале моей жизни мне дана была общая категория знака – знак как таковой. Потом судьба указала мне, что этот знак в моем случае – свастика. Указала поначалу через название города, в котором я вырастала, где прошла моя юность. Севастополь был моим любимым городом, его я считала родным, в нем была счастлива. Тогда я не думала о свастике. Но потом свастика спасла меня в самый трудный и страшный момент моей жизни. Она неожиданно пришла ко мне на помощь. Я поняла, что мне отныне следует посвятить себя служению этому знаку, раз уж я родилась в Симеизе, а выросла в Севастополе. В тот момент ситуация моя складывалась так, что в Севастополе я оставаться больше не могла. И тогда мне рассказали, что между Симеизом и Севастополем есть местечко Тополиное, а в нем дом, имеющий форму свастики. Слово «тополь» является частью слова «Севастополь». Один влюбленный в меня мужчина часто говаривал мне: «Ты стройна, как тополь». Он был человек примитивный, и этот шаблон казался ему прекрасным. Два слова в этом названии «Тополиное» – «тополь» и «иное». Да, иное… К тому же, в названии «Тополиное» мне услышалось имя Полина. Так звали одну мою подругу, которую я очень любила. Она погибла, и я тогда очень тосковала по ней. Слово «тополиное» я воспринимала как «То – Полина». Мне казалось, здесь я встречу ее снова.
– И что же, вам удалось встретить ее?
– Нет, но мне удалось ее забыть. Хотя она была такая красивая, что, казалось, забыть ее невозможно.
Но я встретила другое живое существо – дом, в котором я теперь живу. Он ведь живой, я вам говорила. И он спасает меня от всех невзгод.
Он защищает меня.
– Он даже убивает ваших врагов?
– Когда-то мне хотелось уехать навсегда в Америку и поселиться в Ратоне, штат Нью-Мехико, чтобы работать горничной в «Юкка-Отеле», который раньше назывался «Свастика». Или уехать в Индию. Но потом оказалось, что так далеко ехать необязательно.
