– Что случилось, Лейсан? – спрашиваю я, приглаживая по голове Синельникову, которая в эту секунду явно ослабила свою хватку. «Продолжай, продолжай!» – подбадриваю я её.
– Он поставил мне «два»! – почти кричит Валиуллина в трубку.
У меня возникает предательское ощущение, что сейчас у меня, в такой-то момент, пропадет эрекция. Чтобы поддержать самообладание, я обхватываю Синельникову за шею и начинаю глубже, чем обычно, насаживать ее на себя.
– Куда поставил? – от неожиданности и пикантности ситуации задаю я идиотский вопрос.
– В ведомость! Прямо в ведомость! – хнычет на другом конце Валиуллина.
– Я скоро буду и подойду к нему. Не уходите! – командую я и полностью отключаю мобильник, чтобы больше никто меня не беспокоил в столь ответственный час.
Людмила тем временем начинает приближать меня к пику блаженства. «Отлично!» – шепчу я. Впрочем, эти мои заверения в том, что я сейчас ловлю немыслимый кайф (хотя так оно и есть), предназначены не столько для нее, сколько для себя самого. Я восстанавливаю равновесие после звонка Валиуллиной и делаю это весьма успешно. Ну, что такого произошло? Ничего! В крайнем случае верну ей эти несчастные две тысячи, невелика потеря!
Наконец, я извергаю в Синельникову струю. Проглотив млечные потоки, она смотрит на меня своими васильковыми глазами и ждет, что я ей скажу. Я наклоняюсь и целую ее в губы. Поцелуй получается жарким, как это должно быть, и протяжным.
– Я вас обожаю, Людмила! И всегда обожал, с самой первой лекции!
Ее реакция не заставляет себя ждать:
– Вы мне тоже очень нравитесь, Игорь Владиславович. И тоже с первой лекции. – Заметив мою улыбку, она добавляет:
– Честно.
«Кукушка хвалит Сокола за то, что хвалит он кукушку, – мысленно переиначиваю я школьную басню. – Но ничего. Ведь, в конце концов, так всё и делается в нашем мире».
Я убираю неэстетично съежившийся член в трусы, застегиваю ширинку. Затем опускаюсь на стул, и мы с Синельниковой какое-то время испытующе смотрим друг на друга. Смотрим, не говоря ни слова. Я не хочу никуда идти. Я уже мысленно плюнул на полученные в понедельник две тысячи, и единственное мое желание – чтобы мой лучший друг как можно скорей ожил, и мы бы еще раз всё повторили. Или продолжили как-нибудь иначе. Пауза затягивается, и я решаю разбавить необходимое для восстановления сил время каким-нибудь трепом. Сначала мы болтаем о всякой ерунде вроде той, что в последнее время менты стали внезапно останавливать на улицах не только парней, но и девчонок, требуя предъявить мобильник для сканирования, и не дай Бог, если в этот момент телефона с собой не будет; потом переходим к нормальным темам.
– Людмила, вас родители куда-нибудь уже собираются определить в смысле места будущей работы?
– Нет, какой там! – она машет рукой.
– А сейчас вы где работаете?
– Мерчендайзером, – говорит она со смехом. – В промоакциях участвую.
– Это отстой!
– Конечно. Но вот мои девчонки знакомые работали в салонах сотовой связи, и там немногим лучше.
– Такого, мне кажется, быть не может, – замечаю я.
– Еще как может! Вот одна работала сначала в «Евросети», засиживалась там до вечера, а их за все, что можно, депремировали. Например, утром приходит менеджер-контролер, видит, что тут ценники криво стоят, там еще что-то, записывает, и потом всем двадцать процентов обрубают. Это уборщица на самом деле оставила, но контролеру и всем вышестоящим пофиг. Подружка уволилась и пошла к конкурентам евриков, в «Радист». А там вообще на коленях ползать заставляли…
– Да вы что? – ахаю я.
– Серьезно! На тренингах. Задание такое: надо упасть на колени и умолять что-то сделать. Она спросила – типа, на каком основании вы меня заставляете это вытворять, а ей сказали: «Ты – продавец, значит – должна уметь сыграть любую роль, уметь склонять на свою сторону клиента любым способом». Вот так.
Историй занятнее я не слышал уже давно: впечатление сравнимо с некоторыми зарубежными городами. И было бы из-за чего проходить через такое! Из-за работы в банке, с окладом в несколько тысяч у.е. – это еще как-то можно понять, хотя и не принять, но в салоне сотовой связи?… М-да! После такого трахнуться с преподавателем – это, конечно, уже совсем легко. Как выпить стакан воды, согласно рецепту мадам Коллонтай.
– Вы меня потрясли до глубины души, Людмил!
– Честно, Игорь Владиславович! Моя подружка потом сказала, что лучше уж она будет в промо-акциях участвовать, чем во всяких сектах работать.
– У меня довольно много знакомых, занимающихся бизнесом, которым бывают нужны свежие кадры. Если что, я вам скажу.
– Ладно, спасибо.
– Пока не за что. Честно говоря, я бы сам вас с удовольствием взял к себе – секретарем, например. Пошли бы ко мне?
– Пошла бы! А чего вы свою фирму не откроете?
– Уже открывал как-то. С друзьями, правда. Не пошло – только переругались и перессорились все из-за денег. Теперь вот не разговариваем друг с другом.
– А одному открыть?
– А зачем мне, с другой стороны? У меня и здесь бизнес неплохо поставлен.
– Это да! – смеется она.
– Не каждый бизнесмен в Волго-Камске имеет такие деньги, которые я имею. Он, конечно, напрямую под статьей, как я, не ходит, но там свои риски есть. Да и работать надо постоянно, контролировать процесс. Я же прихожу всего лишь на шесть часов в неделю и могу уехать куда угодно отдыхать в любое время, кроме сессии.
– Хорошо, конечно, тоже!
– Людмила! А вы куда за границу ездили?
– Никуда!
– Даже в Египет?
– Ага.
– А что так?
– Ну-у… Деньги нужны.
– Не знаю, как сейчас, но еще не так давно Египет стоил сущие копейки. За пятьсот долларов прекрасный отель в Хургаде. Все включено: еда от пуза, море, солнце. Уж такую сумму при желании всегда можно скопить.
– Наверное, – пожимает плечами она. Мне в этот момент начинает казаться, что зря я сказал ей про эти пятьсот долларов. Наверняка она сейчас думает что-то вроде «Если бы вас, преподов, не надо было кормить, я бы поехала». Поэтому я отчасти из-за желания загладить неловкость, отчасти искренне говорю:
– А, может, вывезти вас как-нибудь, Людмила? Можно было бы пожить недельку или в Египте, или в Турции. Что сказать вашему парню по поводу отлучки, не соображу – вам виднее. Что-нибудь уж придумаете…
Она смущенно улыбается, поправляя волосы:
– Ну, не знаю, Игорь Владиславович. Можно, наверное.
Её слова в сочетании с улыбкой вызывают во мне необоримое желание пофантазировать. За секунду я представляю себе всю картину в целом: как моя палица вновь готова к бою, и как, почувствовав это, я шепчу Синельниковой на ушко:
– Людмила, я хочу вас еще!
– Что, прямо сейчас? – будто бы смеется она, вызывая у меня ощущение чертовски приятного дежа вю.
– Прямо сейчас! Только на этот раз я хочу вас… в общем, обычно.
Я думаю в этот момент о стиле «догги». С такой пышной задницей, как у Синельниковой, я хочу ее именно так, но сообщать об этом пока не тороплюсь. Она, наконец, осознает, что я говорю серьезно, и поджимает губы:
– Ну, хорошо. А у вас есть что-нибудь, Игорь Владиславович? Я сегодня никак не защищена.
– Конечно, – киваю я, тут же расстегивая сумку и доставая бумажный пакетик с фотографией какой-то обнаженной и довольно симпатичной телки. – Мы только отойдем вон туда, – я показываю рукой на стену, разделяющую два окна с видом во двор нашего института. – Чтобы чуть подальше от двери было, ага?
Я раскрываю пакет и, поднявшись со стула, начинаю доставать из него презерватив, а Синельникова тем временем осторожно расстегивает мне молнию на брюках. Потом она аккуратно своими тонкими пальчиками раскатывает резину по моему орудию, и мы идем с ней к противоположной стене – туда, где из окон можно наблюдать, как студенты и преподаватели направляются из корпуса «В» в наш корпус, а навстречу им стремится аналогичный поток. Она хочет уже прислониться спиной к этой стене, как я ей говорю:
– Нет, Людмила! Повернитесь, пожалуйста, ко мне! На сто восемьдесят градусов!
Она смотрит на меня несколько удивленно. Потом поворачивается, опирается левой рукой о стену, правой – о выступ подоконника, и прогибается как можно сильнее. Я задираю ей платье, плавно спускаю колготки и почти рывком – белые (или чёрные?) ажурные трусики. Секунду-другую мы притираемся друг к другу, затем я резко вхожу в нее и мы начинаем сотрясаться в совместном ритме. Мы оба волнуемся и даже нервничаем – в дверь в любой момент могут постучать, – но чем дальше, тем больше я перестаю мысленно отвлекаться на это, а через полминуты уже не обращаю на такого рода возможность почти никакого внимания. Наверняка Людмилу данная ситуация беспокоит больше моего. Похоже, ей еще, помимо прочего, становится не слишком удобно держаться так, как она устроилась изначально – давление на кисти получается разным, и я вижу, как она теперь опирается только о стену. Ее голова сотрясается, ежесекундно создавая тот эффект, к которому я и стремился, когда приказал ей подойти именно сюда: здание В-корпуса с входящими и выходящими из него людьми пляшет то вверх, то вниз, в быстром темпе сменяясь видом прыгающего конского хвоста на ее голове. Мне всегда казалось, что этот тип прически придает женщинам дополнительную изюминку сексуальности, а сейчас он усиливает мои ощущения в разы. Именно это я и хотел увидеть – то, как институт и женская головка, подобно куклам в руках кукловода, дергаются в том темпе и в том виде, который задаю им я. Я управляю процессами, имеющими для меня значение, и делаю это так, как мне заблагорассудится.
