Однажды, когда мы с братом еще не ходили в школу, мы с отцом поехали на рыбалку на его деревянной лодке, приводимой в движение веслами. Лодочные моторы были такой же редкостью, как и индивидуальные легковые автомашины. До места рыбалки добрались к вечеру. Отец наварил рыбы, сварил уху. Спали втроем на свежесрубленном лапнике, укрывшись большим темно-синим плащом. А с утра начался дождь и испортил отцу утреннюю зорьку. Собрались и поехали домой. Я спокойно спал в носу лодки, укрытый тем же плащом, отец сидел на веслах, а мой старший брат сидел лицом к ветру в настоящей матроской бескозырке (подарок одного из родственников). Правда, моряком он не стал и вообще в армии не служил, рано обзаведясь семьей и двумя детьми.
С детства я уже знал принципы укладки вещей, подготовки места стоянки к ночевке, умел быстро разводить костер, готовить уху или грибной суп, ловить рыбу, различал съедобные и несъедобные грибы, знал съедобные дикие травы, такие как дикий лук или чеснок. Но то, что я не любил в детстве и не люблю сейчас — это собирать ягоды. Каким же надо обладать терпением и усидчивостью, чтобы по ягодке набрать целое ведро земляники. Мне это кажется героизмом. С детских времен запомнился вкус земляники с деревенской сметаной. Подавалась она только с оладьями, но, по мне, лучше было ее кушать ложкой и без всяких оладий.
Однажды мы собирали дикую малину в лесу. Нас было пять человек. Малина выше человеческого роста, кто и где находится не видно, а только слышно. Работали молча. Все собирали, а я ел. На моем участке малины было мало, и я пошел на звук, по моему мнению, в сторону бабушки. Раздвинув кусты, я нос к носу столкнулся с медведем примерно моего роста. Первая реакция — крик. Никогда так не кричал. Медведя как ветром сдуло. Сбежалась вся моя родня и спрашивает, — чего орешь? Сказал про медведя, никто не поверил. Потом бабушка на землю посмотрела, нашла следы, и мы потихоньку ушли с этого места. По сегодняшним понятиям, это был годовалый медвежонок, но для меня он был большим медведем. Инстинктивно, но я поступил правильно, так как криком или другим неприятным звуком можно напугать и большого медведя.
Медведей до этого я видел только в областном цирке. Они катались на мотоциклах по вертикальной стенке, кувыркались на арене, делали все, что им прикажет дрессировщик. В то время при показе зверей арена отделялась от зрителей металлической решеткой с острыми пиками сверху, загнутыми внутрь арены, чтобы зверь не мог перепрыгнуть. Звери казались такими милыми и безобидными, что на решетку обижались многие зрители. Лучше видеть зверя за решеткой, чем нос к носу.
Один раз, это уже во время службы на границе, мы зашли на территорию медведя-одиночки. Своё владение он метит тем, что сдирает когтями кору с деревьев по периметру зоны. Сидит недалеко от нас медведь и кричит, — уходите мол. Или встанет на задние лапы и начинает ходить, размахивая лапами. Мы — ноль внимания, но оружие наготове. Медведь, чувствуя наше невнимание, вышел впереди нас на утес и сорвался с него. Ну, думаем, конец пришел медведю. А он полежал на береговой отмели, встал, закряхтел как человек, потер ушибы, покричал и поковылял прочь от этого места.
В другой раз я ловил рыбу на пограничной реке, зайдя в воду в «болотных» сапогах. Вокруг вообще не было ни души. Мои спутники возились с моторной лодкой примерно в полукилометре ниже по течению от меня. Внезапно мне показалось, что кто-то смотрит мне в спину. Обернувшись, я увидел здорового медведя, сидевшего на берегу. Уплыть от медведя невозможно — сам потонешь в сапогах и одежде. Увидев мой взгляд, медведь встал на задние лапы, зарычал и стал махать передними лапами. Движения явно угрожающие. Не похоже, чтобы он звал меня к себе в гости или просил угостить рыбой. Достав пистолет, я два раза выстрелил над водой, чтобы усилить звук выстрела и создать эхо. Выстрелы услышали мои товарищи и на лодке пошли ко мне. Увидев приближающихся людей, медведь ушел в сторону леса. Выйдя на берег, я травинкой измерил длину когтей медведя. Около семи сантиметров. Крупный зверь. Мог бы элементарно побороть меня.
Еще в детстве я выбрал себе одну профессию — военного. Разубеждения отца о том, что это самая трудная профессия, которая съедает человека целиком, наоборот укрепили детское воображение. Как губка я впитывал все, что касалось Вооруженных Сил. Воинские звания от рядового до маршала, военно-морские звания, названия орденов, стрелковое оружие и его особенности и т. п.
С детских пор мне запомнилось описание Гангутского сражения, руководимого царем Петром I. В то время в историографии этот царь представлялся чуть ли не первым коммунистом в России, построившим на обломках старорежимной России новое государство и прорубивший окно в Европу.
Царь сам производил разведку и рекогносцировку места будущего сражения, а для введения в заблуждение противника инсценировал перетаскивание русских галер к южной оконечности Гангутского полуострова. Шведы поверили в это и поплатились жесточайшим поражением.
Наша эскадра вернулась в Петербург, ведя за собой плененные шведские корабли. На мосту у Петропавловской крепости была сооружена триумфальная арка. На ней в числе других висела картина — двуглавый российский орел держит в когтях слона. Название шведского фрегата «Элефант» в переводе означало «Слон». Под картиной была надпись: «Орел мух не ловит».
Представляете, какая гордость у нас, мальчишек, была за эту победу и за то, что мы русские. Мы брали на лодочной станции на прокат прогулочные лодки и больше таскали их по песчаным берегам слияния двух российских рек Вятки и Чепцы, изображая русских моряков. Мы так играли, пока не перевернулись в самом широком месте слияния двух рек. Лодка не потонула, потому что была деревянной, и это нас спасло, так как мы не настолько хорошо умели плавать, чтобы добраться до любого из берегов.
Больше всего меня огорчило то, что в подаренные отцом старенькие часы «Победа» налилась вода, и я был уверен в том, что они больше ходить не будут. Когда мы обсыхали в доме у одного из друзей, я открыл часы, вылил из них воду и положил их на батарею отопления. Часы высохли и вновь пошли, и я их носил до второго курса училища, пока случайно не разбил при тренировке быстрой посадки в бронетранспортер.
Нас, мальчишек, всегда тянуло к военным. Маленькое стрельбище конвойной части мы излазили вдоль и поперек. Гильзы, пули со следами нарезов были нашими игрушками. Играли только в войну, и никто не хотел быть немцем. Нашли выход — играли в наших и не наших. Делали деревянные автоматы и почему-то у большинства получались немецкие, те, которые все называли «шмайсеры», хотя на самом деле это были МР-40 (машиненпистоле образца 1940 г.), а не наш «ППШ» (пистолет-пулемет системы Шпагина). Для «ППШ» нужно было делать срез с бревна в виде дискового магазина для патронов, а пацанам трудновато это было сделать. Для «шмайсера» подходил любой деревянный брусок, имитировавший магазин с патронами.
С деревянным оружием происходило и наше трудовое обучение. Оружие делали сами и брали отцовские инструменты. Иногда рубанком «проезжали» и по гвоздю. Чего только от отца не выслушаешь, но в результате садишься с бруском и ножом и начинаешь стачивать зазубрину. Вот это урок. На всю жизнь хватает. Потом уже начинаешь просить отца учить обращению с инструментами.
Взрослые были для нас непонятны и говорили странные вещи, не поддающиеся логике. Однажды, году в 1956-м, мы ходили вслед за двумя вооруженными солдатами, охранявшими двух заключенных-электриков. По сегодняшним понятиям конвоиры службу несли небдительно. Дремали, разговаривали с нами, давали подержать оружие. Тяжелый и неудобный был этот «ППШ». Если бы не солдат, то я и поднять его не смог бы, не то, что прицелиться. На наш вопрос, а не убегут ли заключенные, последовал ответ:
— Это не те заключенные, эти не убегут.
«Зеки» приятного вида, интеллигентных манер то же сказали что-то странное:
— Учитесь ребята, станете инженерами и у нас на «зоне» электриками работать будете или станете мастерами зажигалки клепать.
Спросил об этом у отца и получил по шее за то, что разговаривал с заключенными.
— Ты что, всю семью погубить хочешь?
Откуда мне было знать, что в лагерях в то время, кроме уголовников, было еще много людей, не совершивших никаких преступлений, а пострадавших по 58 статье («58-ю статью дают. Ничего, — говорят, — вы так молоды. Если б знал я, с кем еду, с кем водку пью, он бы хрен доехал до Вологды»).
Преступность была и в то время. Однажды я нашел в зеленой зоне (огороженная забором из штакетника десятиметровая полоса, отделяющая торфяной склад от жилого массива) полоску нержавеющей стали сантиметров двадцать длиной, которая была заточена как финский нож. На лезвии были какие-то бурые разводы. Показал отцу. Тот забрал у меня нож и утопил в озерце в районе торфяного склада, а затем строго-настрого предупредил меня о том, чтобы я никому, даже старшему брату, не говорил о моей находке.
