Но какие бы деньги ни предлагали старому Хусейну, он продолжал отказываться. И тогда шейх понял, что пора поговорить с ним самому.
– Я могу дать тебе все, что ты пожелаешь, – сказал он торговцу.
– Что ж, дай образование моему сыну. Ему уже шестнадцать лет, а здесь, в захолустье, для него нет пути.
– Согласен. Но за это ты продашь мне свой дом.
Повисло долгое молчание, а потом отец Хамид, глядя прямо в глаза шейху, произнес слова, которых никто не ожидал услышать:
– Давать образование своим подданным – это твой долг. И я не могу обменять будущее моей семьи на ее прошлое.
Хамид навсегда запомнил, какая безмерная печаль была в глазах отца, когда тот продолжил:
– Если мой сын получит хотя бы самый малый шанс преуспеть в этой жизни, я приму твое предложение.
Шейх удалился, не сказав ни слова. А на следующий день попросил торговца прислать к нему сына для разговора. Хамид нашел его во дворце, выстроенном неподалеку от старого порта: сразу несколько кварталов были превращены в гигантскую стройплощадку, где днем и ночью кипела работа.
Шейх не медля приступил к делу:
– Ты знаешь, что я хочу купить дом твоего отца. Запасы нашей нефти истощаются, и прежде чем из недр будут выкачаны последние капли, нужно избавиться от этой зависимости, отыскать иные пути развития. И мы докажем всему миру, что способны продавать не только природные ресурсы, а для этого должны произвести важные преобразования – и в качестве первого шага построить, например, современный аэропорт. Нам нужны земли, на которых чужеземцы возведут свои здания. Моя мечта – праведна, мои намерения – чисты. Нам потребуются образованные люди, сведущие в мире финансов. Ты слышал мой разговор с твоим отцом?
Хамид постарался скрыть страх, потому что на этой аудиенции присутствовало еще человек десять. Но в душе его уже был готов ответ на пока еще не произнесенный вопрос. И вот он прозвучал:
– Чему бы ты хотел учиться?
– Портновскому делу.
Люди вокруг переглянулись, подумав, должно быть: «Спятил парень, сам не понимает, что несет».
– Да, изучать искусство высокой моды. Значительная часть тканей, которые иностранцы покупают у моего отца, они потом перепродают нам же, сшив из них модную одежду и получая прибыль в сто раз большую. Я уверен, что мы сможем наладить ее производство здесь. Я убежден, что благодаря моде нам удастся побороть предубеждение, с которым относится к нам весь остальной мир. Увидев, что мы одеваемся не как варвары, они изменят к нам отношение.
Приближенные шейха снова стали перешептываться. Одежда? Мода? Пусть об этом заботятся западные люди, которые больше думают не о сути, а о наружности.
– А с другой стороны, мой отец заплатит слишком дорого. Я предпочитаю, чтобы он остался в своем доме. Буду работать с теми тканями, что есть у него, и сумею осуществить свою мечту, если всемилостивый Аллах даст соизволение. Потому что я, как и ты, повелитель, знаю, куда хочу прийти.
Придворные в изумлении наблюдали за дерзким юнцом, который осмелился перечить могущественному шейху и пошел наперекор воле отца. Однако властелин в ответ улыбнулся:
– А где учат этому ремеслу?
– Во Франции. В Италии. У больших мастеров. Впрочем, можно пройти курс и в университете, однако ничто не заменит практического опыта. Дело это очень трудное, но я овладею им, если будет на то воля Аллаха.
Шейх попросил его вернуться во дворец через несколько часов. Хамид прошел мимо порта, побывал на базаре, дивясь, как всегда, изобилию и разнообразию товаров. Сердце его сжалось при мысли о том, что все это в скором времени исчезнет, унося в небытие прошлое и традиции. Но возможно ли остановить прогресс? И разумно ли препятствовать развитию нации? Ему вспомнились бессонные ночи, когда он при свече рисовал эскизы костюмов, стараясь сохранить в них неповторимые черты бедуинских одеяний, спасти их от неуклонного наступления современной цивилизации со всеми ее башенными кранами и инвестиционными фондами.
В назначенный час он был во дворце. Еще более многочисленная свита окружала шейха.
– Я принял два решения, – сказал тот. – Первое: возьму на себя все расходы по твоему обучению, которое продлится год. У нас в избытке молодых людей, интересующихся финансами, но я впервые вижу парня, заявляющего, что желает стать модельером. Мне это кажется блажью, но я сам столько раз слышал, что вынашиваю сумасбродные, несбыточные планы… Тем не менее я пришел туда, где нахожусь сейчас. Так что не мне осуждать тех, кто решил последовать моему примеру.
Никто из моих советников никогда не имел дела с людьми, о которых ты упомянул. И потому я стану платить тебе небольшое содержание – с тем, чтобы тебе не пришлось побираться. Ты должен оказаться там победителем и помнить, что представляешь нашу страну – пусть за границей приучаются уважать нашу культуру. И перед тем как отправиться туда, тебе придется выучить тамошние языки. Какие именно?
– Английский, французский, итальянский… Я благодарю тебя за великодушие, но желание моего отца…
Шейх знаком приказал ему замолчать:
– Второе мое решение таково. Дом твоего отца останется на месте. Я представляю себе это так: дом будет окружен небоскребами, заслоняющими солнце, и в конце концов твой отец сам предпочтет покинуть свое жилище. Однако оно сохранится навсегда. В будущем люди вспомнят обо мне и скажут так: «Он был велик, ибо преобразовал свою страну. И он был справедлив, ибо уважил право простого торговца тканями».
Вертолет плавно опустился на пирс, и воспоминания отхлынули. Хамид Хусейн вылезает первым, подает руку Еве, помогая ей спуститься. С гордостью глядит на златовласую женщину во всем белом – блистающие вокруг нее солнечные лучи кажутся особенно ослепительными – свободной рукой держащую элегантно-простую шляпу светло-бежевого цвета. Они проходят по молу, по обе стороны которого стоят на якорях яхты, и направляются к автомобилю – водитель уже предупредительно распахнул дверцу.
Не отпуская руку женщины, Хамид шепчет ей на ухо:
– Надеюсь, обед тебе понравился. Нас принимали несколько крупных коллекционеров. И то, что они предоставили в распоряжение своих гостей вертолет, очень благородно с их стороны.
– Это было чудесно.
На самом же деле Ева хотела бы сказать: «Это было ужасно. А кроме того, мне страшно. Я получила эсэмэску и знаю, кто ее отправил, хоть номер и не определился».
Они садятся в автомобиль, рассчитанный, несмотря на свои огромные размеры, только на двух пассажиров. Кондиционер поддерживает идеальную температуру, из динамиков стереосистемы тихо льется музыка, наилучшим образом соответствующая моменту, ни единого звука не проникает снаружи в это замкнутое пространство. Хамид усаживается в удобное кожаное кресло, протягивает руку к выдвижному бару, осведомляясь, не хочет ли Ева глоток ледяного шампанского. Нет, отвечает она, лучше минеральной воды.
– Вчера, когда шел на ужин, я видел в баре отеля твоего бывшего мужа.
– Быть этого не может! Ему нечего делать в Каннах, – ответила Ева, а про себя добавила: «Наверное, ты прав. Ведь я получила сообщение. Лучше всего нам первым же самолетом убраться отсюда».
– Я не мог обознаться.
Хамид замечает, что жена не хочет продолжать разговор. Он привык уважать право человека общаться или не общаться, особенно если этот человек ему дорог. И заставляет себя думать о другом.
Извинившись, отвечает на телефонный звонок из Нью-Йорка, терпеливо слушает, что говорит агент, и мягко обрывает доклад о тенденциях рынка. Все это длится не более двух минут.
Затем следует еще разговор – с режиссером, которого выбрал для своего первого фильма. Режиссер едет на яхту, где должен будет встретиться со Звездой: да-да, девушку нашли, отобрали из многих претенденток и привезут к двум часам.
Он снова оборачивается к Еве, но та по-прежнему замкнута и отчуждена, взгляд ее блуждает в пространстве, не фокусируясь ни на чем из того, что проплывает за окнами лимузина. Быть может, ее заботит, что в отеле придется поторапливаться – переодеться и ехать на дефиле не слишком известной бельгийской модельерши. Он хочет своими глазами видеть ту африканскую манекенщицу по имени Жасмин, которая, по словам советников, будет идеальным лицом его новой коллекции.
И еще – убедиться в том, что она способна перенести бешеную круговерть каннских мероприятий. Если пойдет, как задумано, она станет одной из главных звезд на Неделе высокой моды, в октябре открывающейся в Париже.
Невидящий взгляд Евы неотрывно устремлен в окошко. Она успела изучить сидящего рядом с нею элегантного господина и знает: несмотря на свои мягкие манеры, он ежесекундно готов к творчеству и к схватке. Знает и то, что желанна, как ни одна женщина не была еще желанна мужчине… Если не считать того, которого она бросила. Знает, что может доверять ему всецело, хотя он постоянно окружен самыми красивыми женщинами на свете. Знает, что он честен, трудолюбив, отважен и преодолел множество препятствий, прежде чем оказаться на сиденье «Maybach’a» и предложить своей спутнице бокал шампанского или высокий хрустальный стакан с ее излюбленной минералкой.
