Подходя к вокзалу, несмотря на грубое нарушение формы одежды, я полностью расстегнул плащ и две верхних пуговицы кителя. Ещё я снял фуражку и нёс её, держа за козырёк. Все мои вещи поместились в небольшой чемоданчик… Возле вокзала я купил свежих газет и… маленький букет тюльпанов. Пять тюльпанов.
Я ничего не понимаю в цветах, но тюльпаны я люблю. Особенно самые первые, маленькие, с плотно закрытыми бутонами. Тюльпаны скрипят, когда касаются друг друга в букете. Они сочные и их хочется съесть… ну, или хотя бы откусить кусочек толстого стебля.
Я купил их просто так… Хотелось купить чего-то. Там, куда уходил наш поезд, деньги не понадобятся. Я знал, что меня никто не придёт провожать. Цветы были куплены… просто так, и всё.
Зря я купил эти тюльпаны! Как только у меня в руке оказались цветы, весь комплекс ощущений, связанный с наличием цветов в руке… рухнул на меня. Я пришёл к своему вагону, зашёл внутрь, осмотрел своё купе, посидел на своём месте, поднял на полку чемодан и даже снял плащ, но не смог остаться сидеть там и читать газету. Я взял тюльпаны и пошёл на перрон.
Я поймал себя на мысли, что внимательно вглядываюсь в лица всех женщин вокруг меня. Я обшаривал толпу взглядом. Я искал Её лицо. Всё было ясно! Её не может быть здесь, в этом маленьком городке. Она не может знать, что я стою на перроне и мой поезд вот-вот тронется. «Её здесь быть не может!» – говорил я себе. Но в моей руке были цветы, и значит, я искал Её в толпе.
Потом я вдруг понял, что посматриваю на вокзальные часы… и на свои наручные. Я понял, что жду Её. Жду, будто Она должна обязательно прийти. Я понимал, что это невозможно! Но в моей руке были тюльпаны и, поэтому, я ждал Её.
Потом прозвучал гудок. Странно, на вокзале много разных громких звуков, в том числе и гудков. Но этот гудок все узнали и поняли. Пары стали расставаться, кто-то стоял у окна и писал что-то пальцем по стеклу, кто-то бесшумно говорил, стоя за окном. Пары расстались. В конце состава заголосили женщины. Оркестрик как бы набрал в лёгкие побольше воздуха и громче обычного заиграл самый бравурный, и именно поэтому невыносимо грустный марш.
Я стоял на месте и был последним из отъезжающих, кто остался ещё на перроне. Мне кричали, чтобы я немедленно заходил в вагон.
Все звуки у меня в ушах стихли, движение людей вокруг меня замедлилось… Я поднял глаза на вокзальные часы, потом ещё выше… на небо. В этот момент лязгнули вагоны. Состав натянулся и сдвинулся с места. Я в три шага догнал открытую дверь, встал на подножку и почувствовал движение поезда. Я развернулся, посмотрел медленным и тягучим взглядом на остающийся на месте перрон, медленно поднял левую руку и снова зачем-то посмотрел на часы. Ещё через секунду я бросил цветы в щель между перроном и уходящим вагоном. Освободившаяся от цветов рука скользнула во внутренний карман. Я достал оттуда маленький синий шёлковый платок – единственный Её подарок. Я поднёс платок к лицу и вдохнул едва уловимый запах духов.
Ещё через три секунды вернулись звуки, краски и скорость жизни…
Я сидел, сжавшись в комок, на переднем сидении старого автомобиля, зажатого в московской пробке. Рядом шевелил всеми конечностями водитель. Я трогал левой рукой гладкий платок, повязанный у меня на шее.
Я заулыбался, потому что вдруг осознал, что отношусь к этому платку, как к Её подарку… Как будто именно Она подарила мне его… и это Её запах…
– Ну, давай, давай, родной! Давай, рожай… – кому-то говорил мой водитель. Я взглянул на часы. До истечения объявленных призовых сорока минут оставалось восемь… минут, а мы только-только подъезжали к повороту на проспект Мира. Пробка была просто нечеловеческая!
– Откуда они сюда понаехали? – не унимался водитель.
Мы опаздывали, я уже собирался звонить Ей и предупредить о том, что вовремя приехать не смогу. Мы повернули на проспект, где тоже было всё забито.
– А вот и паровоз! – радостно объявил мой спутник.
Я не понял, что он имел в виду. Но в эту секунду нас слева обогнала машина скорой помощи с мигалками и сиреной. Он резко рванул вправо, пристроился в хвост к «скорой» и помчался за ней. Его азарт одержал молниеносную победу над правилами поведения и движения, над благоразумием и обычной дорожной вежливостью. Мы летели вперёд. «Эту скорую помощь послали мне», – подумал я.
– Успеем-успеем, – засмеялся водитель, – поскорее хочу от тебя избавиться. Курить хочу, аж хохочу!!!
Я посмотрел на него: «А ведь мне лет приблизительно столько же, сколько ему. Интересно, кто из нас старше выглядит, он или я?»
– Чего смотришь? Ты для астматика ещё крепкий! А у меня с этим, тьфу-тьфу-тьфу, всё в порядке. Только поясницу прихватывает иногда…
Мы доехали за сорок две минуты, но я дал ему вдвое больше…
В этом кафе мы встречались один раз. Это было совсем маленькое и невыразительное кафе на шесть столиков. Серый пол, бежевые стены, барная стойка, круглые столики, фотографии старых паровозов и аэропланов по стенам… Ничего хорошего или особенного… Но мы встречались здесь… и это место уже было важнее и ценнее для меня, чем модные и продуманные заведения.
Не занят был только один столик, у самого входа. За всеми остальными сидели люди и уходить не собирались. Я сел за свободный столик, снял пальто, шарф, положил всё это на соседний стул и взглянул на часы. Было без семи восемь. Я сел спиной к входу, чтобы не смотреть на улицу и на дверь. Я знаю себя, если будет видно улицу – буду смотреть туда, и ожидание станет ещё тяжелее.
Она должна была подойти справа. Там, в торце дома, который стоял перпендикулярно проспекту, был вход в её офис – синяя светящаяся надпись, название фирмы, ещё светящиеся самолётик и кораблик. Очень мило! Я так хотел зайти туда и увидеть Её на рабочем месте, но не посмел этого сделать.
Я сел, чтобы не смотреть на дверь, откуда она появится. С самого детства, когда я сильно чего-то ждал и смотрел туда, откуда должно было… то, чего я ждал, прийти или приехать, – я никогда не дожидался… или пропускал момент появления. Например, мы с мамой встречали отца на вокзале, и я ждал, вглядывался туда, откуда выворачивали на прямую рельсы того пути, по которому должен был приехать отец. Мне так хотелось увидеть появление поезда. Но поезд задерживался. Три минуты, пять, шесть… И я отвлёкся на какие-то секунды… Что-нибудь спросил у мамы или она у меня… А когда вернулся взглядом к рельсам, по ним уже двигался локомотив… Чудесное появление было пропущено… И так всегда и со всем. Потом я решил, что это я сам задерживаю ожидаемое своим взглядом. Так что я сел спиной к входу.
За последний месяц количество звонящих мне людей, и соответственно звонков мне, сильно уменьшилось. Просто я перестал изображать радость по поводу каждого звонка. От приглашений на разные мероприятия сразу отказывался и старался не вести никаких переговоров. Постепенно звонки стали всё реже и реже. Я был рад этому точно так же, как, года четыре назад, радовался беспрерывным звонкам заказчиков, коллег, друзей и приятельниц… Я ощущал свой успех, я чувствовал, что нужен многим людям, что они хотят меня не только в качестве исполнителя неких работ, но и как собеседника, приятеля… В Москве тогда, вдруг, резко увеличился мой круг общения, появились новые маршруты, адреса, лица…
Месяц назад я понял, что всё это суррогат и ерунда. Я построил один хороший дом, и всё. Этот дом оставался моей визитной карточкой, но для Москвы этого было пока достаточно…
Тишины стало больше. Даже стихла волна звонков типа: «Ну куда ты спрятался?», или «Ты что-то задумал, наверное? Не звонишь, не пишешь!», или «Милый, ты не заболел? Тут все тебя потеряли!» На все такие звонки я бурчал что-то невесёлое. Я ждал звонка только от Неё. Она не позвонила мне ни разу. Нет-нет! Не было такого, чтобы Она должна была позвонить и не позвонила. Я сам звонил всегда.
А просто так, среди дня, среди ночи, или утром, просто, чтобы услышать мой голос, просто, чтобы поболтать, она не звонила. Она не такая!! Я был в восторге от этого… Но если бы Она позвонила хоть раз – я стал бы просто счастлив! Я ждал звонка… Её звонка… всегда…
Тем, что происходило в последнее время на работе, я был доволен. Го д назад мой офис и я вели одновременно шесть строек, ремонтов и реконструкций. Меня, Гриши (моего помощника), а также нашего секретаря и бухгалтера, нас не хватало, чтобы уследить за всем и справиться со всеми документами, согласованиями и прочей фигнёй. Объекты были неинтересные, я нервничал, надрывался и понимал, что не справляюсь… Удар по самолюбию был страшный…
Сейчас же на нас висело всего два объекта. Я решил – пока их не закончим, новых не брать. И вообще, нужно было завязывать возиться с магазинами и аптеками. В Москве можно этим заниматься до бесконечности. К тому же пошли предложения из родной и не родной глубинки. Я же стал, ё-моё, московским архитектором!
