Многие из творений Анни Хоув погибли в тот год, когда она умерла, однако несколько образчиков из числа самых стойких остались. Посетитель мог обнаружить в школьном саду чудесную душистую «Просперити», а также ползучую «Офелию» и нежнейшие египетские розы, которые в дождливые дни испускают аромат клевера и после стрижки которых на руках садовода еще долго сохраняется сладковатый запах. Но из всех роз миссис Хоув лучшими, без сомнения, остаются знаменитые белые «Полярные». Гирлянды белых цветков пребывают в дреме целых десять лет, чтобы затем распуститься и закрыть сплошным ковром металлические шпалеры под спальным корпусом для девушек, словно именно столько времени требуется розам для восстановления сил. Каждый сентябрь, когда приезжают новые ученики, розы Анни Хоув производят странное воздействие на некоторых девушек, на тех чувствительных особ, которые никогда еще не уезжали из дома и легко поддаются влияниям. Когда такие ученицы прогуливаются среди колючих кустов в саду позади «Святой Анны», они чувствуют, как холод проходит по спине, что-то покалывает кожу и словно из ниоткуда слышится предостережение: «Будь осторожна, выбирая того, кого будешь любить и кто будет любить тебя».
Многие новички узнают о судьбе Анни сразу же по приезде в Хаддан-скул. Не успевают они распаковать чемоданы и выбрать учебные курсы, как им уже сообщают, что, хотя дом, похожий на свадебный торт и служащий спальным корпусом для девочек, официально именуется «Хастингс-хаус» (в честь одного давным-давно позабытого джентльмена, чью тупоумную дочку некогда приняли в школу благодаря его щедрым пожертвованиям и тем самым проложили дорогу другим представительницам женского пола), никто никогда не называет его так. Учащиеся окрестили его «Святой Анной» в честь Анни Хоув, которая повесилась здесь на балке одним теплым мартовским вечером, всего через несколько часов после того, как в лесах зацвели дикие ирисы. Всегда находятся девушки, которые отказываются подниматься на верхний этаж «Святой Анны», услышав эту историю, и другие, которые то ли из желания обрести новый духовный опыт, то ли в надежде пережить потрясение, непременно спросят, нельзя ли им поселиться в той комнате, где Анни покончила с собой. В те дни, когда на завтрак подают варенье из лепестков роз, старательно приготовленное поварами по рецепту мисс Хоув, даже самые бесстрашные ученицы ощущают какое-то головокружение; намазав ложку варенья на тост, они вынуждены сидеть, опустив голову между коленей, и глубоко дышать, чтобы побороть внезапную дурноту.
В начале семестра, когда в школу возвращается преподавательский состав, всем напоминают обязательные правила: нельзя прибавлять скорость на повороте и пересказывать историю Анни. Ведь именно подобные глупости приводят к росту числа аварий и нервным срывам, а ни то ни другое в Хаддан-скул не одобряют. Но тем не менее история каждый раз просачивается, и администрация никак не может это предотвратить. Подробности жизни Анни знают все без исключения учащиеся, они являются такой же неотъемлемой частью жизни Хаддан-скул, как и певчие птицы, которые как раз в это время года начинают готовиться к отлету, порхают по кустам и верхушкам деревьев, переговариваются друг с другом в поднебесье.
Очень часто в начале семестра погода стоит неправдоподобно теплая, лето в последний раз торжественно заявляет о себе. Розы цветут еще пышнее, сверчки громко стрекочут, мухи ползают по подоконникам, разморенные солнцем и жарой. Известно, что даже самые серьезно настроенные преподаватели впадают в дрему, когда доктор Джонс произносит приветственную речь. В этом году многие из присутствующих сомлели в перегретой библиотеке во время его выступления, а некоторые учителя втайне пожелали, чтобы ученики вообще никогда не приезжали. Сентябрьский воздух за стенами был соблазнительно благоуханным, желтоватым от цветочной пыльцы и насыщенно-лимонного солнечного света. У реки, рядом с ангаром для каноэ, шелестели листвой плакучие ивы, роняя сережки на влажную землю. Прозрачное журчание медленно текущей воды ощущалось даже в библиотеке, возможно, потому, что само здание было выстроено из речных камней, испещренных вкраплениями слюды плоских серых кусков скалы, которые за доллар в день таскали с берега местные мальчишки, чьи руки кровоточили от прилагаемых усилий. Эти трудяги с тех пор проклинали Хаддан-скул всю оставшуюся жизнь, даже во сне.
Как обычно бывает, народ проявлял гораздо больше интереса к тем, кого только что приняли на работу, а не к старым, проверенным коллегам. В любом небольшом замкнутом сообществе неизвестное притягивает гораздо сильнее, и Хаддан-скул не была исключением из правил. Большинство преподавателей бессчетное количество раз обедали с могучим Бобом Томасом, заместителем декана по воспитательной работе, и его миленькой женой Мэг, а также неоднократно сиживали у стойки бара в гостинице «Хаддан-инн» с Даком Джонсоном, который тренировал футбольную команду и неизменно впадал в меланхолию после третьей кружки пива. То прекращающийся, то возобновляющийся роман между Линн Вайнинг, учительницей рисования, и Джеком Шортом, женатым учителем химии, являлся постоянным предметом обсуждения и детального анализа. Их взаимоотношения были совершенно предсказуемы, как и большинство любовных интриг, случающихся в Хаддан-скул: сбивчивое бормотанье в учительской, судорожные объятия в заведенной машине, поцелуи в библиотеке и разрыв в конце семестра. Вражда была куда интереснее, как в случае с Эриком Германом (преподаватель древней истории) и Элен Дэвис (преподаватель американской истории и руководитель кафедры на гуманитарном отделении), которая работала в Хаддан-скул больше пятидесяти лет и о которой говорили, что с каждым днем она становится все противнее, словно молоко, выставленное в кувшине скисать на полуденном солнце.
Несмотря на жару и нудную лекцию доктора Джонса, ту же самую, которую он повторял каждый год, несмотря на приглушенное жужжание пчел за открытыми окнами, под которыми до сих пор цвела живая изгородь из китайских роз, присутствующие обратили внимание на нового штатного фотографа, Бетси Чейз. С первого взгляда было ясно, что Бетси вызовет больше пересудов, чем любая многолетняя вражда. И дело было не только во взволнованном выражении ее лица, привлекающего взгляды, и не в высоких скулах и темных непослушных волосах. Люди с неудовольствием рассматривали ее совершенно неуместный наряд. Эта привлекательная женщина, судя по всему, была начисто лишена здравого смысла, раз надела старые черные брюки и вылинявшую черную футболку — столь безобразная одежда порицалась даже на учащихся Хаддан-скул, не говоря уже о членах преподавательского состава. На ногах у Бетси были резиновые шлепанцы из ассортимента дешевой лавки, ничего не стоящая обувь, сопровождающая каждый шаг хлопаньем по пятке. Мало того, она сунула в рот шарик жевательной резинки и уже скоро, подумав, что никто ничего не замечает, выдула пузырь — даже те, кто сидел в последнем ряду, услышали сладкий «чпок». Дэнис Харди, преподаватель геометрии, сидевший сразу за ней, потом рассказал всем, что Бетси распространяет вокруг себя сильный аромат ванили, очевидно, чтобы перебить запахи реактивов из темной комнаты для проявки фотопленки; эти ее духи так напоминали о выпечке, что встречающиеся с Бетси люди испытывали насущное желание съесть овсяного печенья или бисквитное пирожное.
Прошло всего восемь месяцев с тех пор, как Бетси наняли сделать снимки для ежегодника. Школа не понравилась ей с первого взгляда, сразу показалась слишком ханжеской, слишком картинно идеальной. Когда Эрик Герман пригласил ее на свидание, она удивилась приглашению и даже с подозрением отнеслась к нему. Она пережила уже достаточно неудачных романов, однако согласилась поужинать с Эриком, все еще не теряя надежды, несмотря на статистику, обещающую ей жалкую и одинокую старость. Эрик оказался гораздо энергичнее тех мужчин, к которым она привыкла, всех тех мрачных философов и художников, которые не в состоянии прийти куда-либо вовремя, не говоря уже о том, чтобы проявить хоть толику практичности и отложить что-нибудь на старость. Не успела Бетси осознать, что происходит, как уже приняла предложение руки и сердца и подала заявление о приеме на работу на факультет искусств. Ивовая комната в гостинице Хаддана уже была заказана для них на июнь, а Боб Томас, заместитель декана по воспитательной работе, твердо обещал выделить им один из вожделенных факультетских коттеджей, как только они поженятся. Но до того времени Бетси останется воспитательницей при «Святой Анне», а Эрик по-прежнему будет занимать должность старшего воспитателя в «Меловом доме», спальном корпусе для мальчиков, выстроенном так близко к реке, что грозные хадданские лебеди зачастую гнездились прямо на заднем крыльце и хватали входящих за одежду, пока их не прогоняли метлой.
