118 минут спустя он находился в 10 м от вокзала Сен-Лазар, напротив выхода к пригородным поездам, и прогуливался, проходя расстояние в 30 м туда и обратно вместе с товарищем, возраст 28 лет, рост 1 м 70 см, вес 71 кг, который в 15 словах посоветовал ему переставить на 5 см строго по вертикали вверх пуговицу диаметром в 3 см.
В тот день мой внешний вид не давал мне никаких поводов для недовольства. Я как раз придумал новый наряд: в меру кокетливую шляпу и фасон плаща, который представлялся мне весьма удачным. Перед вокзалом Сен-Лазар встретил X, который попытался испортить мне все удовольствие, стараясь доказать, что мой плащ некрасиво распахнут и что я должен пришить еще одну пуговицу. Хорошо еще, что он не осмелился критиковать мой головной убор.
Чуть раньше я как следует осадил одного хама, который умышленно обходился со мной крайне грубо всякий раз, когда кто-то проходил мимо от входа или к выходу. Все происходило в одном из этих противных автобусонов, которые заполняются народцем именно в то время, когда я вынужден использовать сей вид транспорта.
Сегодня в автобусе рядом со мной, на площадке, стоял сопляк, из тех, что уже почти все выродились (и к счастью, потому что иначе мне пришлось бы убивать их на месте). Что до этого мальчишки лет двадцати шести — тридцати, то он меня раздражал особенно, и не столько своей длинной, как у ощипанного индюка, шеей, сколько этой дурацкой лентой на шляпе, даже не лентой, а какой-то веревкой баклажанного цвета. Что за ублюдок! До чего же мерзкий! Поскольку к этому времени в автобусе было уже много народу, каждый раз в толкучке при входе и выходе пассажиров я локтем пихал его под ребро. В конце концов он трусливо сбежал, не дожидаясь, когда в назидание я начну отдавливать ему ноги. А еще, чтобы его как следует поддеть, я бы ему сказал, что на его плаще недостает одной пуговицы.
Однажды около полудня в районе парка Монсо, на задней площадке изрядно заполненного автобуса, следующего по маршруту S (сейчас ему соответствует 84-й номер), я заметил персонажа с очень длинной шеей, на котором была мягкая фетровая шляпа с витым шнурком вместо ленты. Внезапно этот человек начал приставать к своему соседу, утверждая, что тот умышленно наступает ему на ноги всякий раз, когда пассажиры входят и выходят. Впрочем, он скоро прервал выяснение отношений и поспешил занять освободившееся место.
Через два часа перед вокзалом Сен-Лазар я вновь увидел его во время оживленной беседы с приятелем, который советовал ему обратиться к опытному портному, чтобы тот передвинул чуть выше верхнюю пуговицу и тем самым уменьшил разрез на его плаще.
Я толпотворительно автобусотрясся и заднеплощадничал в полуденно-лютецианском пространстве-времени[*], когда засоседил длинношеего кругоплетеного шляпсопляка. Который говорил одному пассажиранониму: «Вы менярошно толкаждаете разходямимо». Выплеснув это, свободоместно дорвался. В последующей пространственно-временности я увидел его вновь: он пред-сен-лазаритствовал с X, который ему говорил: «Ты бы придопугвил свой плащ» — и прокакобразно гдебъяснял.
Это был не корабль и не самолет, а наземное транспортное средство. Это было не утром и не вечером, а в полдень. Это был не старик и не ребенок, а молодой человек. Это была не лента и не веревка, а плетеный шнурок. Это была не процессия и не драка, а толчея. Это был не добряк и не злодей, а ворчун. Это была не правда и не ложь, а повод. Это был не стоймя и не лежа, а желающий сидя быть.
Это было не вчера и не завтра, а в тот же день. Это был не Северный вокзал и не Лионский вокзал, а вокзал Сен-Лазар. Это был не родственник и не посторонний, а друг. Это было не оскорбление и не насмешка, а совет по поводу одежды.
Одна мягкая, коричневая, раздвоенная шляпа с опущенными полями, опоясанная плетеным шнуром, находилась среди прочих шляп; ее бросало в дрожь от неровностей дороги, которые передавались ей через колеса автомобильного средства, перевозящего ее, шляпу. На каждой остановке во время перемещения пассажиров она, шляпа, ощущала довольно сильные боковые толчки, что в конце концов вывело ее из себя. Она выразила свой гнев посредством человеческого голоса, связанного с ней через массу плоти, структурно оформленной вокруг костной квазисферы с несколькими отверстиями, которая располагалась под ней, шляпой. Затем она, шляпа, внезапно села.
Через час или два я вновь увидел, как она, шляпа, перемещалась взад и вперед на расстоянии приблизительно одного метра шестидесяти шести сантиметров от земли перед вокзалом Сен-Лазар. Какой-то приятель советовал ей пришить дополнительную пуговицу к ее плащу... дополнительную пуговицу... к ее плащу... сказать ей такое... ей, шляпе!
В тубовасе S сча кип; какой-то тукъебс (цвад дети шита тел) с линдной хуйдо ешей и пляшой, шукаренной ревеквой вместо тылен, сропил с гудрим пустневешетником, которого он ябвонил в том, что тот его локтает пицесально. Онактючив таким образом, он трусмеляется к собводному смету.
Сач супстя я савно втачесрю его на мирской лопщади, перед козвалом Нес-Залра. Он лыб с авортищем, который ему горовил: «Пширил бы ты плодонительную поцувигу к своему щаплу». Он ему запокал где (разрез).
В автобусе (который не следует путать с автопсией опуса) я высмотрел (не замастыривая) одного персонажа (не перса с ножом), украшенного (а не ух страшенного) шляпой (но не плешью) с круговым плетеным шнурком (но не с упругой шкурной плеткой). Он был обладателем (но не бил воблой по лбу дательно) длинной шеи (а не дрянной шлеи). Поскольку толпа напирала и давила (не пердела, делая вид), один новоявленный пассажир (не вонью вяленый жиропас) двинул вышеназванного (не крышей двинутого). Тот возбух (не стух в бозе), но, увидев свободное место (не уд вдев в сдобное тесто), к нему устремился (не ус рея мылся).
Позднее я его заметил (не его зам этил) перед вокзалом Сен-Лазар (а не в загс-холле в сени лаза азарта); он беседовал с другом (не бес сетовал стругом) о пуговке на одежде (которую не следует путать с луковкой надежды).
Однажды я угодил в автомобил, который меня (как и остальных мудил-простофил) перевозил от стропил Контрэскарп до вилл Шамперре. В нем мельтешил и чудил один дрозофил: хил, субтил, инфантил, шея-шпил из одних жил. Всех смешил его стил. Нацепил на свой рыл бандурил (текстил, винил, акрил), накрутил канитил из шимшилл и удил. Какой-то горилл изо всех сил его давил и изводил: норовил уничижить его в утил. Дрозофил завопил: «Гамадрил! Дебил!», но скрыл свой пыл, отступил от перил и обезопасил свой тыл.
Спустил сто минутил я его узрил около Бастил, где он говорил с одним из кутил по поводу пуговил, пуговил, которые не пришил на свой дождевил.
Имею честь проинформировать Вас о нижеследующих фактах, беспристрастным и одновременно возмущенным свидетелем которых я оказался.
В тот день, приблизительно в полдень, я находился на площадке автобуса, который следовал по улице Курсель в направлении площади Шамперре. Указанный автобус был заполнен пассажирами и даже — осмелюсь заявить — более чем заполнен, ибо кондуктор впустил в салон сверхдопустимое количество претендентов на право проезда, сделав это без какого-либо законного основания, но лишь по причине чрезмерной доброты души, которая граничила с фактическим попустительством и в итоге привела к нарушению установленных правил. На каждой остановке приток и отток входящих и выходящих пассажиров создавал определенную толчею, которая вызывала протест — впрочем, не очень энергичный — одного из них. Считаю своим долгом заметить, что чуть позднее он сел, как только представилась соответствующая возможность.
К этому краткому изложению могу добавить следующее примечание: спустя какое-то время мне пришлось наблюдать этого же пассажира в сопровождении мужчины, личность которого я не сумел установить. Сюжетом их оживленной беседы являлись вопросы эстетического характера.
Принимая во внимание эти обстоятельства, прошу Вас дать рекомендации относительно выводов, которые мне следует сделать из изложенных фактов, а также поведения, которого, по Вашему мнению, предстоит придерживаться в дальнейшем.
В ожидании Вашего ответа прошу принять, сударь, заверения в моем совершеннейшем почтении.
В своем новом романе, написанном в свойственной ему блестящей манере, известный романист X, перу которого мы уже обязаны столькими шедеврами, постарался изобразить чрезвычайно характерных персонажей, действующих в ситуации, понятной как взрослым, так и юным читателям. Интрига разворачивается вокруг встречи в автобусе главного героя с довольно загадочным персонажем, который вступает в конфликт с одним из появившихся пассажиров. В финальном эпизоде мы видим, как эта таинственная личность с большим вниманием слушает советы своего друга, наставника по части дендизма. Рубило мастера дарит нам чарующее ощущение редкой и радостной гармонии.
