Папа:
— Пускает пузыри. Ну все, пора закругляться.
Я:
— О'кей. Приезжай скорее. Привези мне ахомки[1], здесь их нигде нет. Я люблю тебя.
Папа:
— Я лю…
И тут телефонная карта резко сдыхает. Ненавижу когда такое происходит. Для меня это всегда шок. Типа когда в небе вечером бесшумно летит вертолет, мне всегда кажется, что он сломался и сейчас свалится прямо на меня! Уловить рокот мотора — это такое облегчение!
Я видал настоящего мертвеца. На рынке в Канеши, где я когда-то жил. Одну леди с апельсинами сбил фургон, никто и не заметил, как он подъехал. Я представил, что раскатившиеся апельсины — это ее счастливые воспоминания, которые теперь ищут нового хозяина. Чистильщик ботинок попробовал стырить апельсины, что не укатились далеко, но папа и еще один человек заставили его сложить все в корзину Это долг праведника — наставить безбожника на истинный путь, даже если сам грешник не хочет наставляться. Это ведь ему только кажется, что не хочет, а на самом деле хочет. А настоящий праведник споет любой церковный гимн, не подглядывая в слова. Только пастор Тейлор да мистер Фримпонг знают все гимны наизусть, а они уже старые. Мистер Фримпонг такой старый, что у него в ушах живут пауки. Я сам видел.
В церкви мы вознесли особую молитву по мертвому пацану Мы попросили Господа принять его душу с миром и смягчить сердца его убийц, чтобы они пошли и признались. Пастор Тейлор обратился ко всем детям: мол, если увидим у кого нож, сказать ему.
Лидия чистила ямс для фуфу[2].
Я:
— У тебя нож! Пойду скажу про тебя!
Лидия:
— Отвали! Чем мне чистить, ложкой?
Я:
— А ты просто дыхни, все само почистится. У тебя дыхание, как у дракона.
Лидия:
— А у тебя, как у собаки. Опять вылизывал собачью дырку?
Это у нас любимая игра — кто кого круче обзовет. Обычно я выигрываю. Я набрал уже тысячу очков, а Лидия всего двести. Мы играем, только когда мама нас не слышит. Я ткнул себя в руку вилкой, хотел узнать, как больно будет и надолго ли останутся отметины. Решил: если ямки не исчезнут, можно всем говорить, что это волшебная печать, с которой я родился, — знак того, что я умею читать чужие мысли. Только отметины уже через минуту исчезли. Болело зато дико.
Я:
— Интересно, что будет, если тебя пырнут по-настоящему? Звезды увидишь?
Лидия:
— Хочешь проверить?
Я:
— Или пламя. Спорим, пламя увидишь. Мой «мустанг» в огне. У меня четыре машины: «мустанг», «жук», «лексус» и «сузуки-джип». Самый клевый — «мустанг». Он весь синий, а на капоте — огненные крылья. А царапин нет совсем, он у меня ни разу в аварию не попадал, я только любуюсь им. Даже если закрою глаза, вижу пламя. Наверное, смерть на огонь похожа, любая красота в огне сгорает.
* * *
Папа Маника показал мне, как завязывать галстук. В мой первый день в новой школе. Сначала я спрятал галстук в портфель, хотел сказать, что у меня его украли. Только все были в галстуках — я прямо испугался. А вместе с Маником пришел его папа. Он и научил меня завязывать галстук.
Папа провожает Маника в школу каждый день. Защищает сына от грабителей. А то у Маника однажды отобрали кроссовки. Один чел из Сонной Лощины, это банда такая. И закинул на дерево — видно, не подошли. А Маник не мог их снять, потому что толстый и на дерево залезть не может.
Папа Маника:
— Пусть только попробуют еще. В следующий раз будет другая история, ублюдки мелкие.
Папа у Маника крутой. Глаза вечно красные. Он умеет драться на мечах. В общем, хорошо, что мы с Маником не враждуем! Папа Маника надел на меня галстук и узел завязал. Потом показал, как снимать галстук, не развязывая. Надо ослабить узел, чтобы голова пролезла, и готово дело. И не надо каждый день завязывать узел. Можно сказать, узел на всю жизнь. Да, я победил этот проклятый галстук!
В новой школе гимнов не поют. А в старой самая ржака была, когда Кофи Аллоти слова перевирал:
Перед престолом небесным
Мы молитву к Тебе вознесем,
Чтоб не ставил подножки нам, грешным,
И не вздумал палить нас фигней.
Чесслово, все перлись от него. Так и звали: Кофи Приколист.
Поначалу мы с Лидией на переменах держались вместе, а теперь у каждого завелись свои друзья. И если мы с ней случайно пересечемся, то притворяемся, что не знакомы. Кто первый скажет «привет», тот полный лох. На переменах я играю в бомбового смертника или в зомби. Бомбовый смертник — это когда с разбегу врезаешься в кого-то со всей дури. И если он падает, то тебе сто очков. А если просто зашатается — десять. Кто-нибудь один всегда стоит на стреме, потому что играть в бомбового смертника запрещено. Если учитель застукает, то оставит после уроков.
Зомби — это просто зомби. Чем лучше изобразишь, тем больше тебе очков.
А если играть неохота, можно разными штуками меняться. Чаще всего меняются футбольными наклейками и конфетами, но вообще-то махнуться можно кто чем захочет. Чевон Браун и Салим Хан раз поменялись часами. У Салима Хана тикалки показывают время на Луне, но у Чевона Брауна даже круче — из настоящего титана. Но у обоих хитовые часы. Все были довольны сделкой, но потом Салим Хан захотел поменяться обратно.
Салим Хан:
— Я передумал, вот и все.
Чевон Браун:
— Чел, мы ударили по рукам.
Салим Хан:
— Я скрестил пальцы, не счетово!
Чевон Браун:
— Отсоси! Две плюхи.
Салим Хан:
— Щас. Одну.
Чевон Браун:
— Тогда в лобешник.
Салим Хан:
— В плечо.
Чевон Браун:
— Ну и жопа ты!
Ну Чевон Браун и вломил Салиму Хану, как дал в плечо, чуть руку ему не оторвал. А сам виноват, нечего идти на попятный. Но он просто испугался, что его мама взбесится.
У меня часов пока нет, да и не нужны они мне. В школе есть звонок, а в классе — стенные часы. А после школы я и так знаю, сколько времени, живот у меня получше всяких часов. Как есть захочется, значит, пора домой, не запутаешься.
Я был мертвым пацаном. З-Омби показывал на мне, как втыкать нож. Только вместо чикалки использовал пальцы. Ну и острые они у него. З-Омби говорит, когда решил кого порезать, надо делать все быстро, потому что нож — вроде как часть тебя самого.
З-Омби:
— Когда режешь, надо чувствовать, куда бьешь. Если попал в кость, то самому внапряг будет. Лучше в мягкое втыкать, проще всего в брюхо, тогда все ништяк и сам ты ничего не почувствуешь. Когда я в первый раз пластал, козел мне подлянку кинул. Все кишки вывалились. Я чуть харч не метнул. Потом узнал, что надо с лаской резать. Тихонько и к болту поближе. Больше так не попадаю.
Шиззи:
— А у меня, когда в первый раз чувака пырнул, перо застряло. Ну, за ребро зацепилось. Я дерг, дерг. Отдай ножик, тварь!
Резак:
— По-быстрому надо. Воткнул — и ноги. Не хер сопли жевать.
Убейца молчит. Как немой. Наверное, никого еще не резал. А, может, стольких прирезал, что ему уже и неинтересно. Поэтому его и прозвали Убейца.
Попался З-Омби на глаза — теперь стой и не шевелись, изображай мертвеца. З-Омби не любит, когда трепыхаются. Схватил меня и держит. Хочешь не хочешь, а слушай. Хотя мне было даже любопытно. Как в детстве, когда я в первый раз попробовал пюре из бобов. Гадость, а бросить нельзя. Едой не швыряются. Грех.
Ребра у меня еще долго ныли, хотя З-Омби давно уже от меня отстал и пошел своей дорогой. Просто жуть. У З-Омби изо рта пахло табаком и шоколадным молоком. Совсем не страшно.
По субботам мы ходим на рынок. Он весь под открытым небом, так что, пока мама покупает, здорово намерзнешься. Приходится покрепче сжимать зубы, чтобы не стучали. Да я бы сколько угодно терпел, если бы мама покупала все эти классные вещи вроде авто с дистанционным управлением или самурайского меча. Меч, правда, из деревяшки, но выглядит супер. Если бы у меня были финансы, я бы точно такой меч купил, чтобы отгонять непрошеных гостей.
Мой любимый лоток — со сладостями. Тут продают конфеты «Харибо» всех видов. У меня есть цель — перепробовать их все. Пока я и половины не попробовал. А их, наверное, миллион. Мармеладки «Харибо» выпускают в форме всего чего угодно, чес-слово. Тут тебе и кока-кольные бутылки, и гусеницы, и молочные коктейли, и плюшевые мишки, и крокодилы, и яичница, и куколки, и клыки, и вишенки, и лягушки, и целая куча всего. Кока-кольные бутылочки — самые крутые.
Не люблю только желейных младенцев. Жохан. Самые настоящие покойники. Мама каждый день видит мертвых детей на работе. Поэтому я никогда не покупаю мармеладных младенцев, не хочу напоминать ей.
Мама все глаза просмотрела — искала голубиное гнездо. Я помолился про себя, чтобы не нашла.
Я:
— Это несправедливо. Все потому, что Лидия их боится.
Лидия:
