— Куда мне, — говорит, — такую благодать принять?! Не ровен час надорвусь.
А про молодого иерея из города, отца Бориса, замечал:
— Нечеловеческая харизма!
Как-то проходя с братией мимо здания, где размещался Музей истории Земли, отец Савва раздраженно поинтересовался:
— Что же здесь экспонируется? Земля? — И добавил задумчиво: — Видать, они ее в микроскопы разглядывают! — А братии дополнительно пояснил: — Микроскопы — это приборы, типа как трубочки, в которые дорожные инспектора заставляют дуть.
Братия опасливо перекрестилась.
Пришли к отцу Савве наркоманы и говорят:
— Вот таблеток попили, больше наркотиками не увлекаемся, но уже месяц прошел, а жизнь как уголь черна и безвкусна, хоть опять на иглу, чтобы чувства вернуть.
— Отлично, — отвечал им отец. — На угле ладан возжигают. Одно без другого пустые вещи. Важно взаимодействие.
Будет взаимодействие, и чувства появятся. В конце концов, терять вам в мире, как я понял, нечего.
— Нечего, — согласились наркоманы.
— Тогда будем считать, что есть надежда на святость, — сказал отец Савва и повел их на монастырский огород репу окучивать.
Спустя три месяца один из наркоманов ушел за старыми чувствами, а другой через три года стал иеромонахом, а еще через год отпел первого.
Однажды отец Савва в монастырском саду имел беседу с прихожанами одного модного столичного храма. По окончании беседы он похвалил гостей за воистину столичное благочестие, но поскорбел, что в разговоре насчитал около сотни упоминаний настоятеля их храма и ни одного намека на Иисуса Христа.
— Но это ведь так очевидно! — не согласились они.
— Очевидна только жизнь, все остальное опытно, — смиренно возразил отец Савва и больше слов не говорил, опасаясь обвинений в обновленчестве.
Об экуменизме отец Савва суждений вообще не имел, брезговал. Приходилось исповедовать сей грех.
А когда однажды на архиерейском приеме его все-таки спросили об этом, то он ограничился замечанием, что у ангела с*бесом детей не будет, в силу бесплотности созданий.
— Но католики-то, — крикнули ему из-за соседнего стола, — тоже христиане!
— Бомба — тоже машина, но на ней на дачу не съездишь, — ответил отец Савва.
Отец Савва избегал богословов, обижать не хотел, да и ограничивать одной частной персоной вечность не решался.
— Что есть богословие? — говорил он. — Сосуд с драгоценными камнями. Так их размести или так — все одно сосуд с драгоценными камнями, где сам сосуд Священное Писание, а камни — опыты Святого Предания. На момент перекладки камней в сосуд часть камней остается на руках. Секунды. Но их вполне хватает на ереси. Лучше и не ворошить без особой надобности.
В канун Святой Пасхи к отцу Савве приехал поэт Виолентов испросить благословения на создание Истинно Христианской партии для скоропостижного прорыва в исполнительную власть.
— Брат мой возлюбленный, — ответил ему отец Савва. — Есть только одна истинно христианская партия — оное же — Православная Церковь, все остальное повод случайных людей получать зарплату за чужой труд.
— Вы не патриот! Родина гибнет! — возмутился поэт.
— Моя — нет, — крякнул монах, — а твоя давно в руинах, если ей еще одна партия нужна. Устроился бы ты, брат, на работу и в водке ограничился.
Под Рождество к отцу Савве приехал один молодой архиерей якобы за советом. Послужили они, сотрапезничали, и архиерей, так ничего и не спросив толком, отправился назад. Но перед отъездом все-таки попросил у отца благословения.
— На что же вас благословить, ваше преосвященство? — спросил отец Савва, упаковывая в багажник архиерейского автомобиля баночки варенья собственной консервации.
— На что благословишь, на то и благословляй, отче честный, — припал к его руке тот.
— Не носи белые носки под фасонную обувь, — благословил отец Савва, заплакал и как-то совсем по-отечески поцеловал архиерея в обе щеки.
Отца Савву наставлял архимандрит Владимир, из южных краев; помимо сугубых откровений духовный отец привил отцу Савве вкус к самостоятельному суждению и ясному, но схематичному изложению мысли. Когда духовный отец лежал на смертном одре, к нему подвели тогда еще иеромонаха Савву, и архимандрит тихо завещал ему не забывать кормить рыбок в его покоях, поскольку все остальные наставления он уже сделал раньше. За сим он прикрыл веки и с улыбкой отбыл в желанные края.
— Скажите, — вопросил отца Савву молодой послушник, — можно ли спастись?
— Практически невозможно, — ответил тот, — но стоит попробовать.
— С чего же начать? — продолжил расспросы тот.
— Позвони маме, — посоветовал отец Савва и признался: — К сожалению, такая возможность мне самому представляется нечасто.
В далекие богоборческие времена к отцу Савве прибыли сотрудники специальных служб и настойчиво попросили конфиденциально охарактеризовать насельников монастыря.
Отец Савва тут же благословил монастырского врача иеромонаха Дионисия выдать гостям медицинские карты насельников и томик Святого Евангелия.
А через год священноначалие благословило отца Савву поехать в Афины на богословскую конференцию, но власти добра на выезд преподобного за рубеж не дали.
Сам же отец Савва, очень не любивший опасные перелеты на «железных птицах», с тех пор начал поминать знакомых сотрудников специальных служб за проскомидией словами: «Помоги, Господи, заблудшим сотрудникам специальных служб обрести разум и не растерять полезности».
Говорят, что когда-то, до пострига, отец Савва был женат, имел детей, крупный общественный пост и отвратительное реноме. Овдовев и вырастив детей, отец избрал путь монашествующего, за что тут же подвергся нападкам как со стороны священноначалия, так и от своих светских подельщиков. Это позволило ему в короткий срок избавиться от всего лишнего и ступить на путь умного делания. В чем он довольно преуспел и прослыл в своей округе непререкаемым духовным авторитетом. Но как-то, в очередной раз усмотрев в окне монастырской бани несколько десятков пар глаз, блещущих духовной жаждой, он начал вкушать, естественно вне поста, брашные яства и купил мотоцикл. Интерес к нему заметно поубавился, вот тут-то и у него наконец появилась возможность заняться сугубой молитвой вне плановых пророчеств и массовых экзерсисов.
Вновь к отцу Савве на Вербное воскресение приехал поэт Виолентов и привез список пастырей-евреев, по его мнению, изнутри разрушающих Православную Церковь.
— Помилуйте! — даже не взглянув на список, вздохнул преподобный. — Я не могу понять, что именно вас тревожит в родном народе? Пастыри они хорошие, люди солидные.
— В каком родном народе? — попытался возмутиться поэт.
— Так ваша настоящая фамилия, если я не ошибаюсь, Рабинович? Я ведь лично крестил вашего покойного папу Исаака Абрамовича, — уточнил отец Савва. — Отличный был портной.
Поэт не нашелся, что ответить, и спешно покинул монастырь. Через неделю в местной либеральной газете появилась статья «Отец Савва — кровавый антисемит». Подписанная тем же г-ном Виолентовым.
Отцу Савве на ближайшем же епархиальном собрании на всякий случай «поставили на вид».
— Матушка Магдалина, — обратился он на архиерейской трапезе к своей соседке по столу, экономке местного женского монастыря и даме яркой еврейской наружности, — ума не приложу, чем же я ему насолил?
— Что вы, что вы! — улыбнулась она. — Не обращайте внимания. Мой народ прожил такую сложную, насыщенную историю, что ему просто на месте не сидится. Восток все-таки!
Как-то отец Савва грустно заметил своему послушнику: «Интереснее всего смотреть на себя, приятнее всего смотреть на горизонт, но, увы — это только досуг. Смотри под ноги».
Как-то в монастырь к отцу Савве приехали туристы, буддистские монахи. Делать нечего, пришлось общаться.
— Не согрешишь — не покаешься, — любезно поделились они своим знанием о православии.
