К возвращению родителей Нены Даконте они уже настолько преуспели в науке любви, что жизнь сводилась у них только к этому, и они занимались любовью когда угодно и где угодно, стараясь каждый раз обрести ее заново. Вначале они совершенствовались в спортивных автомобилях, которыми отец Билли Санчеса пытался загладить свою вину перед сыном. Потом, когда автомобили стали для них пройденным этапом, они забирались по ночам в пустые раздевалки Марбельи, где их впервые свела судьба, и даже проникли в маскарадных костюмах во время ноябрьского карнавала в номера бывшего квартала рабов «Гефсиманский сад», под крылышко к сводницам, которые всего несколько недель назад вынуждены были терпеть Билли Санчеса с его бандой каденерос [2]. Нена Даконте предавалась тайной любви с тем же неистовым самозабвением, которое раньше растрачивала на саксофон, так что в конце концов укрощенный ею разбойник понял, что она имела в виду, говоря, что с ней ему придется стать негром. Билли Санчес всегда отвечал ей взаимностью и был столь же безудержен. Поженившись, они отправились в свадебное путешествие, и пока стюардессы дремали, пролетая над Атлантическим океаном, отдали дань любви, с трудом втиснувшись в туалет самолета и умирая больше со смеху, чем от наслаждения. Только они знали тогда, через сутки после свадьбы, что Нена Даконте уже два месяца беременна.
Так что прибыв в Мадрид, они отнюдь не чувствовали себя пресыщенными любовниками, однако располагали достаточными резервами, чтобы вести себя с целомудрием новобрачных. Родители обоих все предусмотрели. Перед высадкой из самолета работник протокольного отдела Министерства иностранных дел поднялся в салон первого класса и вручил Нене Даконте шубку из белой норки с блестящими черными полосами, свадебный подарок ее родителей, а Билли Санчесу – барашковую куртку, последний «писк» моды в ту зиму, и ключи от машины, на которых не была указана марка – это был сюрприз, ожидавший его в аэропорту.
Дипломатическая миссия ждала их в зале для официальных лиц. Посол и его жена были старинными друзьями обеих семей, а посол, к тому же, был врачом, присутствовавшим при рождении Нены Даконте, и встретил ее с букетом роз, таких румяных и свежих, что даже капли росы казались на них искусственными. Смущенная своим довольно ранним замужеством, Нена шутливо расцеловалась с послом и его супругой и взяла розы. При этом она уколола палец шипом на стебле, но нашла изящный выход из положения.
– Я нарочно это сделала, – сказала она, – чтобы вы обратили внимание на мое кольцо.
И действительно, вся дипломатическая миссия восхитилась блеском кольца, подумав, что оно должно стоить бешеных денег – не столько из-за самих бриллиантов, сколько из-за того, что кольцо было старинным и в очень хорошем состоянии. Никто, однако же, не заметил, что палец начинает кровоточить. Всеобщее внимание переключилось на новый автомобиль. Посол мило подшутил, приказав привезти машину в аэропорт, обернуть ее целлофаном и завязать наверху огромный золотой бант. Но Билли Санчес не оценил его юмора. Он так сгорал от нетерпения увидеть машину, что одним рывком разорвал обертку и аж задохнулся. Перед ним была последняя модель «бентли» с откидывающимся верхом и сиденьями из натуральной кожи. Небо было похоже на пепельную накидку, с Гуадаррамы дул резкий ледяной ветер, и стоять на улице было не особенно приятно, но Билли Санчес пока не ощущал холода. Он продержал дипломатическую миссию на улице, не отдавая себе отчета в том, что люди замерзают из-за своей вежливости, и не успокоился, пока не изучил машину вплоть до последнего винтика. Потом посол сел с ним рядом, чтобы показать дорогу в официальную резиденцию, где устраивался обед. По пути он пытался обратить внимание Билли на главные городские достопримечательности, но Билли Санчес был, по-видимому, полностью заворожен автомобилем.
Он впервые выехал за пределы своей страны. Дома Билли перепробовал множество частных и государственных школ, все время повторяя один и тот же курс, пока его с ореолом изгоя не вышибли в свободное плавание. Вначале вид города, непохожего на его родной, кварталы пепельно-серых домов, в окнах которых средь бела дня горел свет, голые деревья, отдаленность от моря, – все нагнетало в нем чувство беззащитности, которое он старательно загонял внутрь. Однако чуть погодя Билли, сам того не подозревая, попал в первую западню забвения. Над городом пронеслась внезапная, безмолвная метель, первая в ту зиму, и когда, отобедав, молодожены вышли из дома посла, чтобы отправиться в путешествие во Францию, они увидели город в сверкающем снегу. Тут уж Билли Санчес позабыл про машину и на глазах у всех, прямо в пальто повалился посреди улицы на землю, испуская радостные вопли и осыпая волосы пригоршнями снежной пыли.
Нена Даконте впервые осознала, что ее палец кровоточит, только днем, который после метели стал прозрачным; они тогда уже покинули Мадрид. Она удивилась, потому что аккомпанировала на саксофоне супруге посла, любившей после официальных обедов попеть оперные арии на итальянском языке, и безымянный палец ее почти не беспокоил. Потом, указывая мужу кратчайшие пути до границы, она машинально посасывала палец всякий раз, когда он начинал кровоточить, и только когда они добрались до Пиренеев, ей пришло в голову поискать аптеку. Но тут ее сморил накопившийся за последние дни сон, а проснувшись с кошмарным чувством, будто их машина едет по воде, Нена долгое время не вспоминала про платок, обмотанный вокруг пальца. Светящиеся часы на панели автомобиля показывали начало четвертого. Нена прикинула в уме, сколько километров они проехали, и сообразила, что машина уже миновала Бордо, Ангулем и Пуатье и теперь проезжает мимо Луарской плотины, затопленной водой. Сквозь туман просачивался лунный свет, и очертания замков среди сосен были словно из рассказов о призраках. Нена Даконте, знавшая эти места наизусть, подсчитала, что до Парижа часа три езды, а Билли Санчес по-прежнему был как огурчик.
– Ты бешеный, – сказала она ему. – Больше одиннадцати часов ведешь машину и ничего не ешь.
Муж все еще парил в облаках, опьяненный ездой на новом автомобиле. Несмотря на то, что в самолете он спал мало и плохо, он чувствовал себя бодрым и был в состоянии доехать к рассвету до Парижа.
– Я все еще сыт обедом в посольстве, – сказал он и добавил ни с того ни с сего: – В конце концов, в Картахене народ только из кино выходит. Там сейчас около десяти.
Тем не менее, Нена Даконте опасалась, что он заснет за рулем. Она открыла одну из бесчисленных коробок с подарками, которые им сделали в Мадриде, и попыталась засунуть ему в рот кусочек засахаренного апельсина. Но он отстранился.
– Мужчины не едят сладкого, – сказал Билли.
Незадолго до Орлеана туман рассеялся, и огромная
луна озарила заснеженные поля, однако ехать стало труднее из-за наплыва громадных грузовиков и цистерн с вином, направлявшихся в Париж. Нена Даконте охотно сменила бы мужа за рулем, но она даже заикнуться об этом не смела, потому что при первом же свидании он заявил, что для мужчины нет большего унижения, чем когда жена везет его на машине. Она чувствовала себя свежей после почти пятичасового сна и, кроме того, была довольна, что они не остановились в провинциальной гостинице, которую она знала с детства по многочисленным путешествиям с родителями. «Нигде в мире нет таких пейзажей, – говорила она, – но там можно умереть от жажды, потому что бесплатно там тебе никто и стакана воды не подаст». Нена была настолько в этом убеждена, что в последнюю минуту положила в дорожную сумку мыло и рулон туалетной бумаги, – ведь во французских гостиницах мыла никогда не бывало, а туалетной бумагой служили газеты за прошлую неделю, разрезанные на квадратики и нацепленные на крючок. Единственное, о чем она в тот момент сожалела, так это о впустую потраченной ночи без любви. Муж не заставил себя ждать с ответом.
– Я как раз подумал: вот жуть была бы – если бы мы улеглись с тобой на снегу, – сказал он. – Прямо здесь, если хочешь.
Нена Даконте обдумала это на полном серьезе. В лунном свете снег на обочине казался рыхлым и теплым, но по мере их приближения к Парижу движение становилось все напряженней, виднелись освещенные заводские комплексы и масса рабочих на велосипедах. Будь сейчас лето, было бы совсем светло.
– Лучше подождать до Парижа, – сказала Нена Даконте. – Чтоб в тепле и на постельке с чистыми простынями, как женатые люди.
– Первый раз ты меня прокатываешь, – хмыкнул он.
– Естественно, – усмехнулась она. – Мы же с тобой в первый раз женаты.
Незадолго до рассвета они умылись, сходили в туалет в придорожной закусочной и выпили кофе с горячими рогаликами у стойки, где завтракали, попивая красное вино, шоферы. В туалете Нена Даконте заметила на своей блузке и юбке пятна крови, но отмыть их даже не попыталась. Она выбросила набухший от крови платок, надела обручальное кольцо на другую руку и тщательно помыла с мылом пораненный палец. Укол было почти незаметен. Однако стоило им вернуться в машину, как палец вновь закровоточил, и поэтому Нена Даконте высунула руку в окно: она была уверена в том, что ледяной ветер, продувавший поля, обладал прижигающим действием. Это опять оказалось пустой затеей, но Нена все еще не тревожилась.
