Надо сказать, что теперь я всё-таки знаю, как надлежит клеить разные виды обоев. Хоть это успокаивает.
В Болгарии я, Скворцов, купил Еленушке гранатовое ожерелье, чтобы подарить к предстоящему разводу, а потом забыл его дома в ответственный день. В результате подарил той, на чьей шее оно с трудом застегнулось, хотя она, конечно, девочка как девочка: бедная, глупая и с головой беда совсем, хоть и не без способностей когда-то была.
Я Вилли Посторонним, летаю, где хочу. Здравствуй, Постум! Помнишь там кого-то некрасивую, но со стройными ногами. Помнишь, Постум? Вспомни, товарищ! Вспомни, товарищ Постум! Гражданин Постум! Господин Постум! Постум господен! Ваше сиятельство! Гребенщиков воистину…
Подуйте мне, пожалуйста, в ушко! Да, пожалуйста!..
Тогда Тесей вышел из комнаты, и снова Елена заплакала одними глазами беззвучно, обняла плюшевого медвежонка, уснула в тоске, и увидела город Солнца.
Кампанелла подошел к ней сзади, обнял за плечи и молвил человеческим голосом: «Пойдём, любимая! Это всё я построил! Я! Я!! Я!!!»
Тут-то он и выпустил изо рта соломинку и упал к Алёнушке в объятия. Хармс засмеялся, а девушка продолжала спать, когда старуха-мать наконец-то вывалилась из окна.
Адам сказал Еве: «Я тебя хочу», и Ева сказала: «Где ты был, Адам?» А змеи здесь не при чем.
Волшебники живут в лесах, феи живут в городах, Иван-царевичи ходят в шкурах и живут в пещёрах.
Странные вещи происходят вокруг. О, город Ершалаим! Чего здесь только не бывает! Сборщик податей бросил что-то такое на землю.
Приплясывали золотые петушки, и кому-то было неладно. Ой, не надо! Ой, не надо! Ой, не надо!
Ой, не надо бы! Якобы да кабы, в самом деле, во рту выросли грибы, и многие из счастливчиков отравились. Бы.
Пастушок Даниил дудел в свою крошечную дуду, которую заботливо смастерили для него Саввка и Гришка. И я играл, дудел, и многие из нас играли.
Лякримоза! Лякримоза! а я маленький такой, такой, такой! Ким Бессинджер.
Всё, начиная с первой строчки и до последней буквы, написано мной на уроках по музлитературе, которые проводятся мной еженедельно, по субботам с 10.30 до 13.30. Я начал писать «Псевдо» во время «Страстей по Матфею», а сейчас — «Реквием» Моцарта.
Надо сказать, что в пятницу мы с Серёжей закончили ремонт одной частной квартиры, и теперь у меня будет время писать не только на уроках. Тогда, вот увидите, всё пойдёт по-другому, и мысль потечёт иначе. Всё будет иначе…
В среду, когда мы купили «Gibson» и пришли ко мне попить чаю в составе: я, Серёжа, Вова, вышел спор: кто сказал «я знаю, что ничего не знаю!» Сократ или Аристотель? В самом деле, кто? Может Вы знаете? Если это так, то бишь знаете, напишите мне по адресу: Москва, 103104, Малая Бронная улица, дом 12, квартира — 20, Скворцову Максиму. В принципе, адрес может поменяться, о чём я непременно поставлю в предварительную известность.
И вот встретились Тесей и Аристотель и заспорили. Примирила их только смерть Ахиллеса, но тогда Андрей Рублев пришёл в наш горестный мир и молвил человеческим голосом: «Больно мне. Камень на сердце у меня. Словом, нелегко».
«Скоро лето пройдёт, словно и не бывало». — Бог-отец сказал, а сын жертву принес. И вспоминал с грустью о прошлом, а Сталкер здесь не при чём. Такой вот, блядь, амаркорд.
Елена написала очень грустную сказочку про тучку, бедная моя, а Мила писала какую-то рифмованную хуйню, вроде «…но поклонники модернизма занимают в партере места». (При этом забавно то, что слово «места» являлось рифмой к слову не то «красота», не то «чистота».) Совсем охуела, бедняжка.
А Богоявленный не только писал, но ещё и пел: «…Этой осенью моя женщина, (что-то такое там), больна…», чем и пленил сердце определённой особы. (Если не сказать, особи.)
Потом занялись английским языком. Мила взялась преподавать. Так попробовали, сяк попробовали — и… наконец получилось.
«Вот тебе и раз», — апостол Штирлиц сказал, а Шостакович (Шостик) сочинил «Родина слышит, родина знает».
Ой, не надо! Ой, держите меня, мама моя дорогая!..
Роман Фёдоров, старший брат моей первой жены, однажды показал мне пистолет и ещё десять тысяч рублей живьём в ту пору, когда за один доллар давали пятнадцать.
Рыба. (Это так у Куфтина в одном тексте, который он читал в квартирке, где одно время жила Банге (это в Отрадном.)) Рыба…
Надо сказать, что последний урок сегодня, 4-го марта 1995-го года подошел к концу.
До поры до времени многое прощалось Голиафу, Тесею и Елене. А Отцу, Сыну и Святому Духу напротив. Более того, как вы знаете, всё кончилось Нюрнбергским процессом. Были предъявлены известного рода обвинения, и восторжествовал род человеческий!
Открывает, открывает, открывает щука рот, но не слышно, но не слышно, но не слышно, что поёт. Поёт ли?
Что-то такое есть в том, что «Псевдо» я пишу где угодно, только не дома. Сейчас, например, станция «Студенческая». Это я еду. Это я еду к Анне Абазиевой несчастной. Чего хочу? Трахнуть — не трахнуть? Даст — не даст? Даст! Взять — не взять? Не взять. Взять. Не взять! Взять! Ни дать, ни взять!.. Ять! Ять твоя мать! Я твоя мать!
«Я мать твоя!» — баба-Яга возопила. Печечки горят, горят, горят! Снежная королева хороводы водила, чистоту блюдила, этому дала, этому дала, а этому не дала. Ой, коляда! Ой, люли-люли! Берёзонька, Оленька, Славушка-Гаврилушка. Милушка, МилУшка…
Скоро придут отпрыски мои во Спиридоньевский переулок, где дом стоит, в коем мою первую жену её второй муж ебёт регулярно. Придут и напишут мелом на асфальте перед домиком этим, что напротив «Марко Поло», неподалеку от коего Палмер, Севостьянов и Петруха Дольский играли за деньги джаз: Мила Милосская — сука хуёвская! Куда смотришь, сучье вымя?! А?! А?! (Это я соседу в метро.)
Вечный спектакль этот мне надоел. Его играет всякий. Умён — не умён? Вот бы знать…
Эту фразу «вот бы знать» одно время повадился говорить Дулов. А ещё повадился говорить: «Я не разбираюсь». Экий сокол! Дескать, детей мал-мала. Гомосексуальная тематика у Платонова. Точнее говоря, транссексуальная. Называние. Справа от меня сидит симпатичная баба с нежной кожей, писклявым голоском и в белой шубе богатой. Пизда! Шестое марта на дворе! Какие шубы, ебёна мать?!
Ходит грустная Елена. Ходит по миру и не плачет. Я вот к Анне еду, а Ленка работает в Третьяковке. Бродит сейчас от картинки к картинке. «Хи-хи-хи», — раздается справа. Это писклявую бабу ебарь её чем-то развеселил. Мы едем, едем, едем.
Определенно, в метро лучше, чем на уроках. Лучше писать. Был у меня друг Пишичитай, а у Айболита был друг Тянитолкай, а у Кошеверова есть Наташа, а у Данте была Беатриче, а у Лауры был Петрарка (мудило грешное), а у Шефа есть Добридень, а у гагар есть Гаврилов. Смысл последний не всем, вероятно, понятен, да и бог с ним.
(Если кто-то считает разы, то не обессудьте, если написал «Бога» не с той буквы. Простите за сим, низко кланяюсь от Елены Ивановой, в девичестве Зайчиковой. Мальчиковой.)
Хочу, чтобы Пащенко по прочтении «Псевдо» сказал: «В жизни ничего подобного не читал!» Трагизм. Трагизм.
Позвонил я как-то Лене, а голос у неё какой-то запыхавшийся, как будто трахалась только что, а она говорит, нет, говорит, я на дудочке играла. (Это которую я на день рождения ей подарил.)
Так и вошла она в лабиринт, бедняжка. Тесей выхватил пистолет и выстрелил Роману Фёдорову (Теодорову) в ухо, словно Дубровский медведю, словно Мцыри барсу. Два раза повернулся ключ. Открывают. Приехали.
Спустя два с половиной часа — ничего. Смешно. Конечно, без косметики и с естественным цветом волос она бесспорно выигрывает. Позвал замуж. Не впервой. Согласилась. Смешно.
У Ани живет Семён-гомосексуалист. Стриптизёр. Я поспал у неё полтора часа, проснулся и уехал.
«Когда приедешь?» «Скоро». «Завтра?» «Хорошо». Не приду никогда. Посмеялись и хватит.
Вот тебе и зима, а вот тебе весна, а вот тебе длинный и толстый хуй! У девочки Ирочки горлышко болит. Перепёлочка воистину.
С каждым часом все лучше и лучше. Сарданапал, привет тебе, привет! Когда это кончится? Да как тетрадочка кончится, так и всё. Вам, потребителям уже готовой продукции, проще. Можно заглянуть в конец и сказать: да на такой-то странице все это кончается. А мне — ой, нескоро.
Экие трогательные девочки уселись напротив меня, чуть слева. Одна в белой курточке, другая в клетчатом пальто, третья, ближайшая в зеленом.
Всех, всех баб поймаю и посажу в тетрадку. Буду иногда открывать заветные странички и трахать бессмысленно и беспощадно.
Переворот, ебёмте. День такой сегодня. Солнечно-весенний. Хочу, хочу, хочу!!!
И вошла в лабиринт Елена, и в каждой комнате оставляла она по вещичке; платье, туфли, чулки, комбинацию, лифчик и, наконец, трусы.
Много дней странствовала голая Елена по лабиринту и не находила выхода. Скучный Иван-царевич неотступно следовал за ней в своих снах…
