Уже полнеба зарделось, заиграло зарей, уже верхушки деревьев стали ловить красноватые отблески восхода, когда наконец Усков понял причину отказа мотора: он повернул к Сережкину свое мокрое от пота одутловатое лицо и сказал жалобно и тихо:
– Бензин весь кончился.
– А, чтоб тебя рыбы съели! Тюфяк с мякиной, – обругал его в сердцах Сережкин. – К берегу давай. Пешком дойдем!
К Переваловскому подходили часам к одиннадцати пополудни. Вдоль по берегу Бурлита упорно месил глинистые отмели массивными сапогами Сережкин; шел погибисто, наклонив лобастую голову, и тянул на длинной веревке моторную лодку. По его следам устало и тупо переставлял коротенькие ноги Усков. Возле сельского водопоя на Бурлите их встретил конюх Лубников. Этого человека не обходила стороной ни одна новость. У него был удивительный нюх на всякого рода происшествия; он страсть как любил все пересказывать, причем каждый случай в его устах получал необычную окраску и уходил от него по миру на самых фантастических ходулях. Вот и теперь, придерживая одной рукой вороного жеребца, он второй приветливо махал Сережкину. На нем, словно на колу, трепалась синяя рубаха и выпущенные поверх сапог серые штаны.
– Поймал его, голубчика! Ну, молодец ты, старшина! – восторженно изливался Лубников, подходя к Сережкину и с любопытством поглядывая на Ускова. – А ведь я так и сказал следователю: насчет побега Ускова не беспокойтесь… Его Сережкин из-под земли достанет. У него, говорю, у вас то есть, не сорвется. Поймал, поймал. Ну-к, подержи-ка жеребца-то, я на него полюбуюсь, на красавчика! – Лубников ткнул повод в руки Сережкину.
– Пошел ты к черту со своим жеребцом! – сердито оборвал конюха Сережкин. – Чего мелешь! Кто поймал Ускова? Я? С какой стати?
Лубников в крайнем удивлении отступил на шаг от Сережкина.
– Да ты что, старшина? – всплеснул он руками. – Дак он же магазин собственный обокрал… Его четыре часа ищут везде. А ты, можно сказать, с государственным преступником прогулки гуляешь…
– Какой магазин? – испуганно спросил Усков. – Мой?
– Да, твой, – передразнил его Лубников. – Держи карман шире. Был твой…
– Ты это правду говоришь? – снова спросил Усков, бледнея.
– Да брось ломаться! Старшина, арестуй его, а то убежит.
У завмага затряслась челюсть.
– Василь Фокич, ты привяжи лодку-то, а я уж побегу, – взмолился он и, не дожидаясь ответа, катышем покатился по лугу к селу.
– Держи его! – гаркнул было Лубников и, закинув поводья на холку жеребца, хотел броситься вдогонку.
– Легче! – придержал его за локоть Сережкин. – Что у вас тут стряслось?
– Нет, уйдет, ей-богу уйдет!.. – сокрушался готовый сорваться в погоню Лубников, глядя, как бежит Усков.
– Успокойся, никуда он не денется. Рассказывай, что обокрали?
– Сельповский магазин и обокрали. Когда драку устроили сплавщики, наши-то все убежали в сопки. Я-то, конечно, остался на своем посту, в конюшне, значит. Думаю, нагрянут, живым не дамся. А к утру стихло все. Иду домой из тайги, то есть из конюшни, вижу: сквозь щели в ставнях магазина будто огонь светит. Кто такой, думаю, там? Одному-то мне нельзя: ну-ка, что не в порядке? Протокол надо составить при свидетелях. Я к председателю. Пошли мы с ним к магазину, а там дверь-то не заперта. Смотрим – все три замка открыты честь по чести – ключами, а закрыть-то, видно, не успел вор. Наверно, я его и спугнул. Мы, конечно, тоже не вошли в магазин, а по телефону в район сообщили. И оттуда оперуполномоченный со следователем в момент прикатили к переправе, а с переправы мы их на машине сюда доставили. Как следователь-то посмотрел, так и сказал: мол, известное дело, кража сделана лицом причастным. И ключи у вора оказались: открыли-то ключами, а замки для видимости чуть помяли. Но это уж опосля.
А оперуполномоченный говорит: использование ворами отвлекающих обстоятельств, то есть драки. Это я уж точно запомнил. Ну-ка, позвать сюда Ускова, говорит! Хвать-похвать, а Ускова и след простыл. Но вещей-то много украдено. Следователь говорит, тут не один работал. А я так полагаю: Усков, должно быть, навел воров, а потом глаза отводил.
– Кому? – спросил Сережкин.
– Известное дело, вам, – ответил Лубников.
– Чепуху говоришь, – пробасил старшина, но рассказ Лубникова заставил его задуматься. Загадочно теперь выглядела история Ускова с мотором и с бензином. «Странно, – твердил про себя Сережкин, – и подозрительно. Но не будем торопиться».
Возле магазина сельпо в огороженном неошкуренными жердями травянистом палисадничке толпился народ. В центре палисадника за непокрытым столом сидел мрачный седовласый районный следователь Перебейнос и писал протокол. Возле него стоял, переминаясь с ноги на ногу, Усков. На нем висел тот же брезентовый плащ. Он вытирал тыльной стороной ладони пот с лица, но только размазывал грязь и часто шмыгал носом. Худенький, светловолосый лейтенант милиции Коньков, поблескивая очками, говорил, осаждая толпу:
– Граждане, прошу податься! Назад, назад, еще немного…
Народ, увидев Сережкина, загомонил:
– А вот и Власть тайги!
– Эк, бедняга, уморился. Смотри, какой грязный!
– Говорят, его в болото Усков затянул ночью-то.
– Хитер… А прикинулся божьей коровкой.
– От закона не уйдет.
Сережкин медленно прошел мимо толпы, поздоровался с оперуполномоченным и следователем, посмотрел в упор на Ускова. Усков кашлянул в кулак и, разведя руками, сказал упавшим голосом:
– Вот оно как все обернулось-то.
– Что украдено? – спросил Сережкин следователя.
– Вот список, смотри. Пока предварительный, уточняем еще.
Перебейнос сунул в руки Сережкину лист с длинным перечнем украденных вещей. Старшина отметил несколько кусков крепдешина и драпа, беличью шубу, костюмы…
– В магазине не убрано еще? – спросил он Конькова.
– Нет еще, все так оставлено, – ответил лейтенант.
Сережкин вошел в магазин.
Там был относительный порядок. На прилавке стояла керосиновая лампа, чуть поодаль распитая бутылка коньяку, а рядом банка недоеденных рыбных консервов. Видно было, что воры действовали наверняка и не торопились, даже за успех выпили и нагло выставили напоказ пустую бутылку и консервы. Сережкин осмотрел бутылку и банку: нет ли следов пальцев? Нет, все было тщательно обтерто, «Опытные», – отметил про себя старшина. Затем он осмотрел замки. Было ясно, что они открыты ключами, а потом для виду помяты. Теперь эти ключи лежали на столе перед следователем как вещественное доказательство. Усков вынул их из кармана. Это были единственные ключи, других таких не было, по крайней мере в селе.
Усков отрицал всякую причастность к воровству. На вопрос, откуда же у воров ключи взялись, ответил:
– Не могу знать.
«Кто же мог обокрасть магазин? – ломал голову Сережкин. – Неужели Усков? Неужели он меня так ловко обманул?» – «Да нет, не может быть», – возражал он сам себе. Чутье человека, привыкшего разгадывать повадки преступника, отрицало эту возможность. «Ну кто же? Если Рябой с Варлашкиным, то откуда у них ключи? А может, кто еще в сговоре с Усковым? – снова сомневался он. – Вот и разберись тут…»
Но разбираться надо. С особой силой почуял это Сережкин, когда следователь Перебейнос, закончив составлять протокол, сказал Ускову:
– Ну-с, а вас, дорогой-хороший, придется взять с собой… Расскажете нам, что и как, и поподробнее.
– Чтоб сговору не было с сообщниками, – шепнул Сережкину Коньков.
Усков робко посмотрел в смоляные выпуклые глаза Перебейноса и, ссутулившись, покорно сказал:
– Ну что ж, раз надо – я пойду. Ты уж, Василь Фокич, извини, но я тебя попрошу, окромя некого… Не дай пропасть задаром!.. – растерянно и жалобно глядя на Сережкина, попросил Усков.
– Да ты что, чудак? Ты не того… тебя держать не станут. Допрос только снимут. Сам понимаешь, без этого нельзя, – утешал старшина Ускова.
– Да, да, как же, понимаю, – тупо глядя в землю, отвечал Усков.
Пока поджидали колхозный грузовик, чтобы доехать до переправы, оперуполномоченный Коньков говорил Сережкину с плохо скрываемой иронией о том, как они с Перебейносом определили возможного вора. Рассказывая, Коньков поминутно поднимался на носки и покачивался, словно от дуновения ветра: тоненький, аккуратно затянутый в темно-синий китель, с мягкими белокурыми волосами, выбившимися из-под фуражки, он рядом с массивным и прочно стоящим на земле Сережкиным казался хрупкой фарфоровой статуэткой.
– Неспокойно у тебя, Василь Фокич, неспокойно, – говорил, покачиваясь на носках, Коньков. – Сплавщики хулиганят на селе, по собакам стреляют. Этим шумом пользуются ловкачи и лезут в магазин, а ты, мой друг, в это время по тайге разгуливаешь с вероятным сообщником вора!
– Кто украл – это еще вопрос, – угрюмо сказал Сережкин.
– «Вопрос, которого не разрешите вы!» – продекламировал Коньков, любивший щеголять цитатами.
