— А уж из револьверов-то палят, и говорить нечего, — продолжала Мелитина, — да это делу не мешает. Ну, до чего не везет мне, так всего этого и не увидишь! Надо же было ему забрать себе чего-то в башку дубовую, олуху такому!
— Выходит, и вам счастья нет, — сказала Жука. — Тяжко ведь вам от кино этого отказаться.
Обе призадумались, та, что наверху, и та, что внизу. Когда молчать стало невтерпеж, Мелитина сказала:
— В общем-то, чертово семя эти мужики. Таких гусей обштопать сам бог велел, вот как я это понимаю.
Она вытащила вязальную спицу, воткнутую в волосы, и молча принялась за вязанье, по-прежнему нагнувшись над колодцем.
Немного спустя она огляделась, не идет ли кто, и сказала:
— Слышь-ка, Жука, а что, если нам с тобой туда сходить…
— Да опомнитесь!
— Вот ты меня послушай, дай сказать. Никак в будущее воскресенье твой Клотер поведет корову в Варпуа на случный двор?
— Да.
— Так вот, я моему навру, что Чернушке невмоготу больше на луг ходить, пора, мол, ей под быка, а сама уж расстараюсь, чтоб нам управиться с сеном за субботу; вот ему и придется ее туда же вести в воскресенье. И коли оба из дому уберутся, не так скоро их обратно надобно ждать. А мы пока что успеем в кино сбегать!
Жука была подавлена смелостью этого замысла. Едва она представила себе, к чему может привести такой поход, по телу ее пробежала дрожь и бадья тотчас же качнулась. А Мелитина, наклонясь к ней, все круче гнула свое:
— Чего не пойти-то? Бояться нечего, они только к полуночи воротятся, в дымину пьяные. Тоже мне цацы нашлись, больно надо себе из-за них жизнь портить. Пойдем, говорю.
Жука еще не решалась. А прекрасная парочка все прохаживалась взад-вперед по прозрачной воде, миловалась по-городскому.
— А если узнает?
— Еще чего! Ты подумай, им же не обернуться раньше ночи, да еще, поди, заглянут к Пикле в кабак, вот и прикинь! Ну, как, согласна?
— Согласна, — прошелестело из колодца.
Пиньоль, одетый в пиджачную пару, вышел с коровой на дорогу и закричал:
— Эй, дед, идешь или нет?
— Погоди чуток, — откликнулась Мелитина из окошка, — дай ему воротничок пристегнуть.
Старик на кухне выходил из себя.
— Будет тебе, говорю, сам управлюсь, поди отвяжи Чернушку.
— Ладно, только смотри мне, чтобы дома был к семи часам, слышь? Коли припозднишься, огрею чем попало…
Это она нарочно громко выкрикнула, чтобы услышал Пиньоль. Деду Трелену стало обидно, что с ним на людях так обращаются. Пока Мелитина возилась в хлеву, старик вытащил деньги из заначки под часами. Потом вышел во двор, куда жена привела пятнистую, черную с белым коровенку.
— Собрался наконец, — сказал Клотер, — пошли, что ли.
— Пошли, — сказал старик.
Они уже шагали по дороге, когда старуха Трелен крикнула вслед:
— Никуда заходить не смей, понятно говорю? Муж, вконец разозленный, обернулся. Сказал, не повышая голоса:
— А я говорю, заткни хлебало.
Экран жестоко обманул ожидания Жуки и Мелитины. Сперва шел документальный фильм об американском свекловичном хозяйстве и они зевали от скуки. А во второй картине, на историческую тему, вовсе нельзя было разобраться. Мелитина мирно дремала, а Жука тщетно искала на экране хоть что-то похожее на тени, всплывшие из глубины колодца в тот вечер, когда Клотер баловался с девчонкой. Но вояка в гусарском мундире, успевавший раздробить сопернику череп и похитить девицу между двумя кавалерийскими атаками, ничем не напоминал нежного, красивого юношу, что улыбался свой невесте точь-в-точь как на глянцевых открытках, выставленных в табачной лавочке. Ее охватила глубокая печаль; ей почудилось, что ее обманула какая-то надежда, будто любимые друзья не пришли к ней на свидание.
После сеанса, когда сообщницы шли домой, Мели-тина кратко подытожила свои впечатления:
— В общем-то куда веселее смотреть, как у Пикле играют в кегли под пластинку «Темный вальс».
Жука только головой покачала.
— Однако уже одиннадцатый час, — продолжала Мелитина, — как бы наши обормоты раньше нас домой не заявились. Никак ты опять ревешь, девонька, с чего бы это?
Жука беззвучно плакала, и только плечи ее вздрагивали, словно от боли.
— Боишься, поди, что твой Клотер уже дома?
— Нет, об этом я и вовсе не думала.
— Так чего же на тебя нашло?
— Сама не знаю, — ответила Жука, — сама не знаю.
Ничего не скажешь, с Пиньолем шататься — одно удовольствие. Повсюду у него друзья, и на угощение он никогда не скупится. Чуть осовелые от выпитого приятели неторопливо шествовали домой, бок о бок со своими коровами. Когда завиднелись крайние дома деревни, старик подал мысль:
— А не завернуть ли нам к Пикле, что скажешь? Ведь еще и девяти нет.
— И то верно, дед, опрокинем с ходу стаканчик и по домам.
— Как это по домам? Я же тебе говорю, времени у нас хоть отбавляй.
— Да ведь я не за себя, за вас беспокоюсь: как бы Мелитина вам сгоряча по шее не накостыляла.
— Куда ей, стерве, она только глотку драть горазда.
У Пикле было полно. С приходом Пиньоля все оживились. Его отовсюду окликали, каждый звал его за свой стол. Кругом гоготали во все горло, веселье так и бурлило, куда ни глянь. Вот он какой был, Пиньоль. Стоит ему заглянуть в кабак, вино сразу так и заиграет. Пиньоль потянул старика за рукав к одному из столов:
— Здорово, Могле, здорово, Клавен, вот к вам-то я и подсяду! Жюльетта, устрой-ка нам литрушку белого.
Польщенные присутствием Пиньоля за столом, Могло и Клавен заказали еще по бутылочке. Старик, не желая отставать в подобном состязании на щедрость, закричал:
— Тащи-ка нам сюда водочку, Жюльетта, я угощаю!
До чего же хороша виноградная водка, с этим яблочным привкусом, от которого приятно щекочет в носу! Так сказал Пиньоль, и все с ним согласились.
— Перекинемся еще разок в картишки, — сказал Могле.
Сыграли три партии, запили белым вином. Игра пошла веселей.
Пиньоль вопил писклявым голоском:
— Держись, Клавен, вот сейчас как дам по усам!
Старик совсем упился и уже не различал козырей. Он бил каждую карту, какая попадалась, приговаривая кротко и тупо:
— Твой король треф? А я ему перо в зад!
— Да ты чего! — орал Пиньоль. — Его козырем крыть надобно!
— А я ему перо в зад, — упрямился старик.
К одиннадцати часам дед Трелен и Пиньоль остались одни в кабаке, совсем пьяные. Сидели и оторопело таращились друг на друга через стол.
— Коли были у тебя козыри, с козырей бы и ходил, — повторял Пиньоль.
Старик уже и говорить не мог, только головой кивал, соглашался.
— Не пора ли нам коров домой вести, а, дед? — сказал наконец Пиньоль.
Коровы побрели знакомой дорогой, хозяева за ними.
Старик, позабыв о Пиньоле, отвел свою корову в хлев и сам рухнул на кучу соломы. Он уже задремывал, когда через раскрытую настежь дверь донесся пронзительный голос Пиньоля:
— Погоди у меня, вредная тварь, я те научу вежливому обхождению!
Пиньоль начал было уже раздеваться у себя в комнате, как вдруг спохватился, что Жуки нет в кровати.
«Куда она подевалась в такой час?» — подумал он.
Пиньоль обошел все три комнаты своего дома, заглянул на гумно и в конюшню.
— Чудеса какие-то, — пробормотал он.
Позвал:
— Жука! Эй! Жука!
Жука не откликалась. Стоя посреди двора, Пиньоль размышлял об этом непонятном исчезновении. Внезапно взгляд его упал на колодец. Ужас охватил его.
— Черт те что, — сказал он, — нет, все-таки, быть такого не может. Да неужто я ее спустил в колодец перед уходом?
От волнения с него и хмель-то вроде бы соскочил. Он подбежал к колодцу и позвал, наклонясь над срубом:
— Жука! Жука!
Цепь была отпущена во всю длину, он потянул. Цепь свободно пошла вверх. Жены в бадье не было… — уже не было, — подумалось ему. Незадачливого гуляку даже озноб пробрал, он сел на каменный лоток возле колодца и попытался собраться с мыслями. Но испуг и винные пары начисто отшибли у него память, и он никак не мог припомнить, что же случилось перед его уходом. Одна мысль тупо засела в голове:
— Неужто я ее спустил в колодец перед тем, как уйти?
Сова закричала в густых ветвях орешника, и от этого крика нестерпимый страх обуял Пиньоля. Дрожа так, что зуб на зуб не попадал, он забрался в каменный лоток и лег там ничком; над ним гукала сова, звала Жуку:
— Жука, ау, Жука!..
Пиньоль вылез из лотка и побежал домой. Открывая дверь спальни, он вздрогнул от какого-то едва слышного шороха и чуть было не свалился без памяти. Потом все же вошел, поборов страх. Жука стояла в комнате, раздевалась. Пиньоль схватил ее за руки, засыпал невнятными вопросами:
— Куда подевалась? Где была-то?
— Где была? — спокойно ответила Жука. — В кино ходила.
У Пиньоля такая тяжесть свалилась с души, что он даже не мог сразу разозлиться. Только стиснул зубы и пробурчал:
