И тут меня осенила догадка! Наверное, моя болезнь как раз и заключалась в том, что я видел эти проклятые сны, пытающиеся выступить эквивалентом эмоций, испытываемых человеком при рождении. А бессовестный врач, зная историю моей болезни, попросту надо мной посмеялся.
Вдохновленный своей внезапной догадкой я подошел к ближайшему по отношению ко мне кабинету и, вглядевшись в привинченную к двери табличку, прочел следующие слова: «Незаслуженно обиженный. 1975.» Заинтересованный, я простоял несколько секунд в нерешительности, а потом взялся за железную ручку и, открыв дверь, вошел внутрь.
Глава 5. Незаслуженно обиженный
То, что открылось моему взору, не поддавалось никакому объяснению. В увешанной всякой мишурой комнате сидел самый настоящий клоун.
— А вот и ты! — радостно крикнул он и, сделав сальто в воздухе, оказался у меня за спиной, отрезав мне, таким образом, путь к отступлению.
— Оглянись вокруг, — крикнул он.
Я последовал его совету и, осмотревшись, пришел к выводу, что комната, которую занимал этот крашеный акробат, была как минимум раз в пять больше чем та, в которой сегодня нашел себя я. Мне стало немного завидно. Кроме того, комната очень походила на миниатюрный цирк — везде были понаставлены предметы, так или иначе, с ним связанные. В углу я заприметил огромного надувного слона, а вверху висела люстра, сделанная в виде клоунской головы. Тут я сообразил, что, скорее всего, попал в палату какого-то пациента. Нужно было как-то выбираться. Однако клоун явно не намеревался так просто меня отпускать. Указав пальцем на столь же безумную, как и все в комнате, красную надувную кровать, он предложил мне сесть. Я последовал его приглашению и, усевшись, вгляделся в загримированное лицо, пытаясь отыскать там историю неизвестной мне болезни. Огромный напомаженный рот улыбнулся и произнес:
«Помнишь, не помнишь
сам и не знаешь,
кто я такой,
а обижаешь».
— Что? — удивился я.
Клоун безумно улыбнулся и выдал следующее:
«Как-то раз, на дне рожденья,
мальчик маленький обидел.
Ты ж в моем стихотворенье,
Вижу, мало что увидел».
— Я вас не понимаю, — раздраженно проговорил я. Клоун радостно пробормотал:
«Вижу, что не узнаешь,
знаю, это не есть ложь
ну а я тебя запомнил,
ты ведь жизнь мою испортил».
— Мы случайно не знакомы? — спросил я, сбитый с толку его стихами.
«В прошлом мы с тобой встречались
и зачем-то поругались,
ты обидел ни за что,
ты сказал, что я ничто».
— Извините, дело в том, что у меня провалы в памяти, и я почти что ничего не помню, — сказал я.
— Вы хотите сказать, что знали меня еще мальчиком? — стихи наталкивали меня на совершенно неожиданные мысли.
«Верно, малый, говоришь,
ты тогда был впрямь малыш».
— Извините, я, правда, ничего не помню. Но если я вас чем-то обидел, то простите меня, пожалуйста, — сказал я.
Клоун посмотрел на меня неожиданно серьезным взглядом и кивком головы указал мне на дверь.
— Вы хотите, чтобы я ушел? — сказать по совести, я надеялся на утвердительный ответ.
Клоун промолчал. Я подошел к двери и, взглянув на него, в последний раз произнес:
— До свидания!
— И помни, — сказал он вдруг, — игра уже началась. Теперь ты в Доме плачущих ангелов. И она знает, что ты здесь. Торопись! Она уже в пути!
Сказав это, клоун прошел к большому стенному шкафу, залез в него и больше уже не показывался. Я подождал немного, а потом открыл дверь и покинул, наконец, этот безумный балаган.
Глава 6. Обманутая и брошенная
Когда я вышел наружу, меня всего буквально-таки распирало от ярости. Судя по всему, этот проклятый врач решил надо мной подшутить и отправил в то крыло больницы, где содержались умалишенные. «Ну ладно! — подумал я. — Я устрою здесь такой цирк, какого вы еще не видели! Такой цирк, уважаемый доктор, что из-за него вас погонят из этого заведения к чертовой бабушке!»
Внезапно до меня дошло, что снаружи все несколько изменилось. Во-первых, холоднее стало как минимум раза в три, во-вторых, на почти идеально чистых еще минуту назад дверях теперь виднелись весьма большие паучьи сети и, в-третьих, что особенно меня заинтриговало, откуда-то издалека, стала раздаваться негромкая музыка. Однако желание проучить белохалатчатого выскочку было настолько велико, что я взял себя в руки и подошел к следующей двери. Прочтя на табличке надпись «Покинутая и брошенная.1976.», я навестил тамошнего хозяина. Точнее хозяйку. Внутри находилась маленькая девочка лет шести. Правда, вот только одежда на ней была не совсем детская — белое свадебное платье. Девочка сидела на маленькой кроватке и плакала.
— Не плачь, — произнес я.
Девочка подняла на меня заплаканные глазки и, поджав губки, сказала:
— Ты обманщик!
— Это еще почему? — удивился я.
— Ты меня предал.
— Когда это? — проговорил я удивленным голосом.
— Не скажу! — ответила девочка.
— Но что я сделал? — спросил я, пытаясь докопаться до истины.
— Обманул меня! — был ответ.
— Как?
— Уехал.
— Куда?
— Не знаю.
— Ну и что?!!
— Я без тебя плачу! — девочка отвернулась и снова заплакала.
— Откуда ты меня вообще знаешь? — вырвалось у меня.
— Мы с тобой в одной группе!
— Где? — переспросил я.
— В одной группе, в садике.
— По-моему, я слишком стар для садика, — улыбнулся я.
— Опять врешь! — обиженно махнула она на меня рукой.
— Почему вру? — вновь удивился я.
— Потому что я на полгода старше тебя, — поучительным тоном проговорила девочка.
Мне захотелось поскорее убраться из этой палаты. И потому я скрестил руки на груди, придал лицу серьезное выражение, голосу твердость и громко спросил: «Хорошо, чего ты от меня хочешь?»
— Ты обещал на мне жениться.
Глаз мой предательски стал подергиваться, сбивая столь удачно состряпанный имидж строгого, уверенного в себе взрослого. Однако я снова взял себя в руки и произнес: «Но я не могу этого сделать!»
Девочка громко зарыдала.
— Послушай, — в отчаянии сказал я, — ты очень хорошая, милая девочка, ты обязательно найдешь себе в будущем хорошего мужа. А я… я правда сожалею, что не могу на тебе жениться.
— Честно-честно? — спросила девочка, перестав как-то вдруг сразу плакать.
— Честно-честно! — поспешил заверить ее я.
— Ну тогда иди, — сказала она и, улыбнувшись, открыла мне дверь.
Я вышел. Однако перед тем как дверь успела захлопнуться, мне мельком удалось увидеть, как она сбросила с себя преждевременную фату.
Снаружи все стало выглядеть еще более мрачно. Вокруг стоял дикий холод, под ногами моими хлюпала грязь, которой прежде тут не было и в принципе быть не могло, а едва уловимая прежде мелодия звучала теперь громко и отчетливо. Была она сродни тем, что звучат в фильмах ужасов в самые напряженные моменты. Довершали же и без того холодящую кровь картину дверные поскрипывания, шум ветра и чьи-то стоны. Вскоре у меня появилось неприятное ощущение, будто бы за мной кто-то наблюдает. Срочно нужно было отыскать главврача. Однако для этого, по всей видимости, пришлось бы вернуться в приемное отделение, к этому нахальному медику, что так зло надо мной подшутил, а мне этого жутко не хотелось. С другой стороны, блуждать тут мне тоже не очень нравилось. Ладно, черт с ним! Возвращаюсь обратно. Я глубоко вздохнул и уже собрался было уйти, как вдруг мое внимание привлекла надпись на одной из дверей. Надпись гласила: «Самый первый. 1976.»
— Ну, если самый первый, — подумал я, — то это, наверное, главврач и есть.
Впрочем, прежде чем войти, я еще некоторое время колебался — после встречи с клоуном и девочкой я был по горло сыт общением с душевнобольными. Однако могло и получиться. Я отворил дверь.
— Привет! — сказал мне одетый в ковбойский костюм парень лет двадцати пяти.
— Привет, — невесело пробормотал я.
— Черт, как же я рад, что ты до меня дошел!
— Вы главврач? — спросил я, сознавая всю нелепость этого вопроса.
— Нет, старина, я твой лучший друг!
— Кто? — переспросил я.
— Боюсь у нас не так уж много времени, мне еще нужно успеть тебе кое-что рассказать.
Потом он вытащил из кармана своих ковбойских брюк большущую сигару и, закурив ее, сказал:
— Меня зовут Кит.
— Дурацкое имя, — сам того не желая, произнес я. Ковбой усмехнулся и, лихо заломив на бок свою самую что ни на есть ковбойскую шляпу, сказал:
— Его дал мне ты.
— Что? — удивился я.
— Слушай меня внимательно и не перебивай, — проговорил он вместо ответа.
