Они выпили по рюмочке, а потом мой хитрый свекор остаток с собой в баню прихватил. Закусить взял и отправился с сыном париться. Нам опять невдомек. Сердца у обоих здоровые, пусть идут! Мы с матерью Ивана остались вдвоем. Разговариваем спокойно. Рассказываем, что за год произошло. Я деревенские сплетни слушаю. Часа полтора прошло и тут слышим хохот за двором, да такой громкий!
А за домом, сразу за огородом, футбольное поле находится. Площадка ровная, большая. За ней баня. С весны до поздней осени на этом поле пацаны в футбол играют. Мужики часто толпятся, кто свободен. Болельщики так называемые. Девки молодые за кавалерами наблюдают. Мы сначала сидели спокойно, а хохот все сильнее и сильнее. Решили посмотреть. Вышли и застыли обе…
Свекор белье перепутал, оно в полотенца было завернуто и прихватил наше вместо своего. В бане напились, от жары развезло и не соображая, что делают, папа с сыном нацепили наши шмотки. С пьяных–то глаз им все равно было. К тому же решили, что успеют проскочить до дома и так, грязное белье одевать не стали. Только быстро не получилось, ноги заплелись, да и игра отвлекла. Они вылезли из бани, увидели футболистов и оба тут же забыли, как одеты, зато быстро приняли «участие» в игре.
И вот представьте картину. Мой огромный Ваня в бумазейном зеленом халате матери. Этот халат забит в ее длинные зимние панталоны до колен. А на босых волосатых ногах огромные тапки. При этом у него на голове находится полотенце, а в руках развеваются два лифчика, словно флаги. Свекор выглядел еще более «романтично». Он напялил мой махровый халат до земли, но не сумел завязать пояс. Халат полностью распахнут. Из–под него торчали костлявая грудь с седой порослью, мои голубые трусы в красных розочках и ноги, как спички. А на ногах у него обрезанные резиновые сапоги самого последнего размера с широченными голенищами. Не дать не взять кот в сапогах!
Мы увидели, как они, спотыкаясь на каждом шагу, бегут за мячом. Хотя, трудновато назвать бегом ковыляние и шатание во все стороны. Когда Ваня попытался пнуть мячик, вперед улетела тапка. Мяч он вообще не задел. Никто, кроме них, уже не играл. Ребятишки катались по лугу. Мужики хохотали. Девчонки отворачивались и смеялись. Мы кое–как отловили и еле увели наших «футболистов» с поля.
Уложили мужиков спать в чем были, а сами около часа успокоиться не могли. Утром наши благоверные в шоке были от своего вида. Свекра моего до сих пор в деревне «вратарем» зовут, а Ваню «знаменосцем»…».
Женщины снова расхохотались, представив мужиков, одетых в женские тряпки. Ярко накрашенная Светлана Вахромеева махнула рукой:
— Ой, девчонки, у вас хоть мужики гражданские, а мой–то военный! На седьмое ноября прошлого года они так с дружком «укушались», что домой на автопилоте добирались. А случилось это так…
«Мы живем на шестом этаже, а Полетаевы на седьмом. Шестого ноября наши мужики твердо пообещали, что придут «не позже восьми». Времени пробило девять, а их все не было. На улице как раз морозы ударили и ветер до костей пронизывал. В десять расстроенная Оксана Полетаева прибежала ко мне:
— Твой дома?
Я мрачно буркнула:
— Нет. Придут, шкуру спустим!
Злилась я не зря. В тот день утюг перегорел и лежала целая гора не глаженого белья. Надеялась, что мой придет во время и починит. Обе были «на взводе» и готовились устроить мужьям «встречу». В одиннадцать Оксана прибежала с тем же вопросом. Теперь мы начали беспокоиться. У обоих в головах мелькали картины одна страшнее другой. В конце концов решили, если в двенадцать не явятся, отправимся искать мужей. У нас балкон выходит в сторону подъезда. И словно кто толкнул выскочить на балкон в половине двенадцатого.
Наши мужья шагали в свете фонарей с «дипломатами» в руках. Но как они шли! Мой Сергей ростом ниже Кости, но они шли плечо в плечо. Длинный худой Костя выгнулся в дугу, словно лук. Расстояние снизу между их ногами было примерно в метр. Им не хватало дороги. Они влезали то на поребрик, то на тротуар и все–таки не расцеплялись и главное не падали! Друг для друга служили опорами. Через каждые несколько шагов, оба поправляли шапки, сползавшие на глаза. И поправляли руками, в которых были зажаты дипломаты, попадая другому по лицу уголком. Моя злость при виде этого зрелища пропала. Я стояла и тихонько хохотала над мужиками, которые ползли внизу.
Дождалась, когда они войдут в подъезд. Лифт уже не работал. Прошло пять минут, десять, пятнадцать — никого. У меня мысли другие полезли — кого позвать, чтобы втащить мужиков. Решила выйти из квартиры на лестничную клетку и проверить, где они. Снизу слышались странные звуки «шур–ур–ур, шур–ш–ш-ш» и «бум–бум–бум–бум». Я выглянула в пролет и едва не упала. Костя и Сергей по–прежнему шли, намертво сцепившись плечами. Эти странные звуки издавали их дипломаты. Один портфель шуршал по стене, а второй бил по перилам. Каждый шаг давался нашим благоверным с трудом, но они поднимались.
Минут через пять оба встали передо мной, качаясь из стороны в сторону, словно осиновые листики. Как они не падали, для меня было и остается загадкой по сей день. Стоявшие углом два капитана в сбившихся шапках и с закрытыми глазами! Они шли на автопилоте и мое присутствие попросту почуяли. Оба стояли с застывшими дурацкими улыбками на лицах. Я, пытаясь удержаться от хохота, четко произнесла, чтобы они поняли:
— Костя, я Сергея заведу в квартиру, а ты постоишь. Потом уведу тебя к Оксане.
Они оба дружно кивнули, так как были не в состоянии говорить. Улыбки с лиц так и не сошли. У обоих вырвалось из горла:
— Хы!
Приставив длинного Костю спиной к стене в углу, кое–как ввела мужа в квартиру. У нас весовые категории с Сергеем несколько разные, так что шли, куда он туда и я. Все же зашли в прихожую. Коридор у нас довольно длинный. Под зеркалом стоит тумбочка, на нее я усадила супруга и попросила:
— Сиди здесь. Я Костю уведу, приду и помогу тебе раздеться.
Тот же звук «Хы!» и кивок были мне ответом. Вышла из квартиры, но вместо того, чтобы сбегать за Оксаной и вдвоем оттащить Костю, сдуру потащила его сама. Развернула спиной к себе. Крепко ухватилась сзади за шинель и скомандовала, толкая к лестнице:
— Шагай! Ступенька, ступенька, ступенька…. Поворот. Два шага. Снова ступеньки…
Под мои команды он переставлял ноги, но не более. Несколько раз приходилось напрягать все силы, чтобы он не рухнул спиной на меня. Кое–как добрались до дверей. Едва я протянула руку к звонку, как Костя начал заваливаться. Я вцепилась в него, удерживая обоими руками. Нашла равновесие. Попыталась достать звонок другой рукой и снова Полетаев опасно накренился в сторону. Мне ничего не оставалось делать, как попинать дверь ногой. Оксанка, на мое счастье, не спала и сразу открыла. Увидев мужа в таком состоянии, ее лицо вытянулось, а я глупо хихикнула:
— Ругать бесполезно! Завтра приходи ко мне, посмеемся. Я видела, как они шагали. Это что–то!
Она немного пришла в себя и попросила:
— Помоги мне, пожалуйста, стащить с него шинель и оттащить на диван.
Кое–как мы справились с бесчувственным Костей. Сопротивления он не оказывал, только мычал что–то нечленораздельное и длинное. Мне показалось, что он пел. Я поделилась с Оксаной своей догадкой. Полетаева вспыхнула:
— Мы мучимся, а он еще и поет! Вот гад!
Я отправилась домой, думая, что мне еще и со своим супругом надо разобраться. Оксанку звать на помощь не хотелось. Она довольно слабая физически. Открыла дверь и остолбенела…
Сергея на тумбочке не было. Вместо него стоял сапог, а на нем висел галстук. Я опешила. Возле тумбочки лежала смятая шапка, на ней стоял второй сапог, а на нем, очень аккуратно свернутый, покоился шарф. Далее по коридору в порядке раздевания лежали: шинель, носок, рубашка, потом почему–то китель. Из спальни торчали голые пятки.
Мой супруг спал, до половины забравшись на кровать. В общем, верхняя часть туловища на кровати, а нижняя на полу. Брюки были спущены до колен, а на подушке лежала рука с зажатым вторым носком. С великим трудом я втащила тело Сергея на кровать и забрала вонючий носок из руки. Он даже не мычал, как Костя. В общем, труп! Утром ни тот ни другой ничего не помнили. Как пришли домой, что дальше происходило — ничего! Мы с Оксанкой до сих пор прикалываемся над ними и просим изобразить «походку пьяных капитанов». В трезвом виде у них ничего не выходит».
Подруги долго хохотали над мужьями. Затем разговор снова вернулся к ним самим. Сидели до полуночи, рассказывая друг другу о детях. Снова и снова возвращаясь к ушедшей юности…
