Теперь стало ясно, что Темби не умрет, и ощущение счастья и победы наполнило весь дом. Вилли пришел поглядеть на ребенка и с нежностью сказал Джейн: «Чистая работа, старушка. Никогда бы не подумал, что тебе это удастся». Поваренок и бой как умели выказывали Джейн горячие дружеские чувства и даже принесли ей подарки — яйца и маисовую муку. А мать Темби, дрожа от радости, взяла на руки свое дитя, благодарила Джейн, и по лицу ее текли слезы.
Джейн, измученная, усталая, была слишком счастлива, чтобы отдыхать или спать; она думала о ребенке, который у нее родится. Она не была суеверной, и то, что с ней происходило, нельзя было назвать суеверием; просто она чувствовала, что встретилась со смертью лицом к лицу, что смерть с позором бежала от ее дверей и теперь у нее достанет сил творить жизнь, родить своих собственных красивых, крепких детей; она уже видела в своем воображении, как они резвятся подле нее, прелестные дети, зачатые в жестокой схватке с подлой смертью.
В течение месяца мать ежедневно приносила маленького Темби в лечебницу — отчасти для того, чтобы проверить, не вернулась ли к малышу болезнь, отчасти же потому, что Джейн все сильнее к нему привязывалась. Когда же Темби совсем выздоровел и больше не появлялся в лечебнице, Джейн справлялась о нем у поваренка, а иногда даже посылала за Темби: ей хотелось повидать его. Тогда негритянка, сияя улыбкой, приходила к черному ходу дома Мак-Кластеров; маленький Темби был привязан к ее спине, а старший мальчик держался за ее юбку. Радостно улыбаясь, Джейн сбегала по лестнице и с нетерпением ждала, когда отвяжут мешок от материнской спины и она увидит свернувшегося калачиком Темби, его огромные сверкающие глаза. Большой палец одной руки он засовывал в рот, а другой ручонкой для безопасности цеплялся за материнское платье. Джейн уносила мальчика в дом, чтобы показать Вилли. «Смотри, — говорила она с нежностью, — вот мой маленький Темби. Ну не прелестный ли негритенок?»
Темби подрос, стал толстеньким робким парнишкой, который неуверенно ковылял от матери к Джейн. Позднее, когда он уже научился крепко стоять на своих ножках, то, завидев Джейн, бегом бежал к ней и громко смеялся, если она подхватывала его на руки. В большом доме всегда находились для него фрукты или сласти; Джейн нежно обнимала мальчика, а Вилли встречал его веселой, добродушной улыбкой.
Темби было два года, когда Джейн сказала его матери: «В этом году, к началу поры дождей, у меня тоже будет ребенок». Негритянка уже ожидала третьего. И обе женщины, забыв о различии в цвете их кожи, вместе радовались рождению будущих детей.
Некоторое время спустя мать повела маленького Темби поглядеть на колыбельку, в которой лежал крохотный белый мальчик. Джейн протянула Темби руку и сказала: «Здравствуй, милый». Затем, вынув своего ребенка из колыбели, продолжала: «Подойди-ка сюда, погляди на моего малыша, Темби». Но Темби испуганно попятился и заплакал. «Глупый Темби», — ласково пожурила его Джейн и велела принести для него фруктов. Она не могла этого сделать сама, потому что держала свое дитя.
Джейн была совершенно поглощена новыми интересами и очень скоро обнаружила, что снова беременна. Она не забыла маленького Темби, но когда думала о нем, он представлялся ей все тем же неуверенно ступающим по земле карапузом, которого она так любила, когда была бездетной. Как-то она встретила мать Темби. Негритянка вела за руку ребенка. «А где же Темби? — спросила Джейн и только тут заметила, что это и есть Темби. Она ласково поздоровалась с мальчиком, но некоторое время спустя сказала Вилли: «Не правда ли, милый, жалко, что они так быстро становятся взрослыми». «Ну, вряд ли его можно назвать взрослым», — снисходительно усмехаясь, заметил Вилли, глядя на жену, державшую двух малышей на руках. «Куда же ты их денешь, когда у тебя будет целая дюжина и все они захотят вскарабкаться к тебе на колени?» — поддразнил он жену. И они решили повременить года два, а потом пусть родятся еще дети. У родителей Вилли их было девять душ. «Кто сказал: дюжина?» — лукаво воскликнула Джейн, отвечая ему в тон. «А почему бы нет? — спросил Вилли. — Мы можем себе это позволить». «По-твоему, значит, я все могу», — шутливо проворчала Джейн, потому что ей приходилось трудновато. Она не забросила работы в лечебнице, попрежнему там всем распоряжалась, и назначала питание для работников, и за своими детьми присматривала без посторонней помощи — у нее не было даже обыкновенной няньки-негритянки. Джейн и в самом деле нельзя было упрекать за то, что она совсем забыла маленького Темби.
Ей пришлось вспомнить о нем однажды вечером, когда Вилли, как обычно в конце каждой недели, обсуждал со своим помощником положение дел на ферме. Снова не хватало рабочих рук, а дожди были обильные, и земля заросла сорняками. Как ни быстро работали негры, сорняки, казалось, разрастались еще быстрее. Вилли предложил на несколько недель нанять детей, которые пока еще сидят дома с матерями. Он и раньше уже нанимал на легкую работу негритят в возрасте от девяти до пятнадцати лет, и был уверен, что есть ещё немало ребят, которые могут пригодиться ему на ферме. Помощник Вилли обещал проверить, нельзя ли найти еще кого-нибудь.
Вскоре после этого разговора поваренок, улыбаясь, позвал Вилли и Джейн к входной двери, и они увидели маленького Темби — ему уже исполнилось шесть лет. Он гордо стоял там, рядом с отцом, который тоже улыбался во весь рот. «Вот для вас работник», — сказал отец Темби, обращаясь к Вилли и подталкивая вперед мальчика. Опустив голову и засунув пальцы в рот, Темби топтался на месте, как теленочек. Теперь он казался таким маленьким и беспомощным, что Джейн растроганно воскликнула: «Но, Вилли, он еще совсем ребенок!» Темби был почти голый, если не считать нитки бус на его толстеньком животике. Отец Темби объяснил, что его старший мальчик — ему восемь лет — вот уже год пасет телят и почему бы Темби не помочь ему.
— Мне не нужны два пастуха для телят, — возразил Вилли. А потом, нагнувшись к Темби, спросил: — Так, большой человек, сколько денег ты хочешь получать?
Темби еще ниже опустил голову и, переминаясь с ноги на ногу, пробормотал: «Пять шиллингов». «Пять шиллингов в месяц! — возмутился Вилли. — Еще чего! Столько получают десятилетние негритята. — Но, почувствовав руку Джейн на своем плече, поспешно добавил: — Ну, ладно, четыре шиллинга и пять пенсов. Можешь помогать своему большому брату ходить за телятами». Джейн, Вилли, поваренок и отец Темби сочувственно улыбались, глядя, как мальчик, задрав голову, еще больше выпятил животик и, сияя от гордости, заковылял по дорожке. «Да, — вздохнула Джейн, — не думала я… Маленький Темби! Ведь, кажется, только вчера…».
Темби, удостоенный набедренной повязки, стал вместе с братом пасти телят. И когда оба мальчика шествовали за своим стадом, все оборачивались и с улыбкой глядели на крошечного черного человечка, который с важным видом, с полным сознанием значительности своей особы размахивал хворостинкой (отец специально срезал ее для Темби в зарослях), словно совершенно взрослый погонщик, следующий за упряжкой волов.
Телятам полагалось весь день находиться близ крааля; когда коров угоняли на пастбище, Темби садился на корточки рядом с братом под деревом и следил за телятами, с криком вскакивая, если какой-либо из них пытался отбиться от стада. В течение года Темби считался помощником пастуха; а затем его брата включили в партию старших негритят, работавших мотыгой. Темби тогда исполнилось семь лет, и он уже отвечал за двенадцать телят. Некоторые из них были выше его ростом. Обычно такую работу выполняли гораздо более взрослые ребята; но Мак-Кластеру, как и всем фермерам, постоянно не хватало работников, и он был рад буквально каждой паре рук, которую можно было использовать на ферме. «Знаешь, Джейн, твой Темби теперь уже настоящий пастушонок», — со смехом сказал как-то Вилли. «Что! — воскликнула Джейн. — Такой маленький! Да это же невероятно!» Вспомнив о Темби, она ревниво поглядела на своих собственных ребят; Джейн принадлежала к той категории женщин, которым неприятна самая мысль, что их дети могут стать взрослыми. Но теперь у нее было трое сыновей, она действительно была очень занята и забыла про маленького черного мальчика.
Затем однажды произошла катастрофа. Было очень жарко, и Темби заснул под деревом. Его отец явился в дом Мак-Кластеров и, смущенно извиняясь, сообщил, что телята забрались на кукурузное поле и потоптали посевы. Вилли рассердился. Сердиться, правда, было бесполезно, потому что делу все равно нельзя было помочь: телят пасли дети, так как взрослые были нужны для более важной работы, а к тому же можно ли всерьез сердиться на ребенка в возрасте Темби? Вилли велел привести Темби и строго отчитал за совершенное им страшное преступление. Возвращаясь домой, Темби горько плакал; спотыкаясь, брел он в поселок; отцу пришлось вести его за руку; слезы так стремительно текли из его глаз, что Темби не различал, куда идет. Но, несмотря на его слезы и раскаяние, недолгое время спустя все повторилось снова. Он заснул в убаюкивающе-жаркой тени, а когда проснулся под вечер, оказалось, что все телята удрали в поле и вытоптали целые акры кукурузы. Испугавшись предстоящего наказания, Темби с плачем убежал в заросли. Отец нашел его там только поздно вечером и легонько отшлепал за то, что он удрал.
