— да.
— может, ты отвезешь меня в аэропорт? мы могли бы поговорить по дороге.
— конечно.
славик припарковал раздолбанную девятку у «националя» и набрал готтфрида. через пятнадцать минут тот вышел, закинул чемодан в багажник и плюхнулся на пассажирское сиденье.
— готтфрид, я долго сомневался, но в итоге решился. дело в том, что я пишу рассказы. я никому никогда их не показывал, потому что боюсь, что они плохие. такие же никудышные, как у моего отца. но, может, тебе будет интересно? может, ты посмотришь, когда будет нечего делать и скажешь, что думаешь?
славик протянул готтфриду пухлый конверт.
— конечно, слава! конечно, мне будет интересно!
— спасибо.
готтфрид взял конверт и со второй попытки втиснул его в сумку. славик включил поворотник и вырулил на тверскую.
— на самом деле, слава, ты несправедлив в оценке творчества своего отца. ты просто не знаешь. как раз об этом я и хотел с тобой поговорить. мне удалось многое выяснить за эти две недели. но я должен попросить тебя никому об этом не рассказывать, пока я не опубликую свою статью.
— нет проблем. я все равно ни с кем не общаюсь. а в чем, собственно, дело?
— «circle of life», слава, написал твой отец.
славик в последнюю секунду ушел от столкновения с резко затормозившим перед ним майбахом.
— что за бред, готтфрид?
— это не бред. слушай.
готтфрид прокашлялся.
— твой отец познакомился с лисичкиным в литературном институте. говорят, они были большими друзьями, все время проводили вместе, вместе пили водку и вместе выебывали блядей. потом институт закончился, и лисичкин вступил в партию. а твой отец — нет. лисичкин стал членом… как это… writers guild…
— союз писателей.
— да. поэтому его везде печатали. а твоего отца — нигде. ему очень были нужны деньги, и лисичкин предложил помощь. но для того, чтобы твоего отца приняли в writers guild, ему нужно было издать книгу. он писал хорошие рассказы, но никто не стал бы их печатать, потому что они были антисовесткими. поэтому твой отец написал два сборника плохих советских рассказов, и лисичкин сделал так, чтобы их опубликовали в журнале «рабочая муза». потом издательство «красный петрарка» напечатало книгу. а потом — еще одну книгу. но отца в writers guild так и не приняли. я встретился здесь с одной женщиной, натальей давалкиной. ей сейчас восемьдесят. она хорошо знала и лисичкина, и твоего отца, потому что спала с ними в один и тот же период. она много с кем спала и очень любит об этом поговорить, но это сейчас не важно. так вот, давалкина рассказала мне, что лисичкин очень завидовал твоему отцу. ему очень нравились истории, которые писал твой отец, но сам он таких историй придумать не мог и очень из–за этого злился. он поспособствовал опубликованию плохих рассказов, чтобы все решили, что твой отец плохой писатель. и он же постарался, чтобы твоего отца не приняли в writers guild. твой отец ничего этого не знал, потому что лисичкин говорил ему неправду. давалкина тоже говорила неправду, потому что у лисичкина был большой член, и она боялась его потерять. а потом твой отец придумал идею романа. он понял, что это будет выдающийся роман и решил обязательно его написать. но для этого ему нужно было посвятить писательству все свое время. через некотрое время он нашел решение. с помощью знакомого подпольного трансплантолога он продал почку в германию и выручил достаточно денег, чтобы оставить работу трубочиста. трансплантолог сказал, что без почки твой отец проживет три года. он очень торопился, работал по двадцать часов в сутки и закончил роман за два дня до смерти. к тому моменту он был уже совсем плох. перед тем, как умереть, он позвонил лисичкину и, когда тот приехал, передал ему рукопись.
готтфрид перевел дух.
— лисичкин всех обманул. он забрал себе чужую славу. «circle of life» написал вячеслав рябчиков. твой отец. я собрал достаточно доказательств, чтобы написать об этом и восстановить справедливость. отчасти справедливость уже была восстановлена. ведь лисичкин очень тяжело умирал. у него были проблемы с моче… как это? испускательством… в общем, он не мог писать.
до самого аэропорта славик молчал. когда готтфрид выходил из машины, он попрощался с ним кивком головы.
на обратном пути из шереметьева славик обдумывал услышанное. вернее, пытался обдумать, потому что сосредоточиться у него никак не получалось. он очень нервничал, и от этого у него сильно вспотели ладони. в какой–то момент руль выскользнул из его рук, и машину резко повело вправо. кажется, славик пытался тормозить. когда–то давно он читал в сети расшифровку черных ящиков очередного упавшего самолета. последнее, что сказал первый пилот перед тем как самолет рухнул на землю было слово «пиздец». славик не умел водить самолет. возможно поэтому его последним словом стало слово «блядь».
через неделю готтфрид закончил свою статью. почти закончил. ему оставалось добавить последний абзац. он налил в стакан виски, сделал пару больших глотков и напечатал:
в москве я встречался с сыном вячеслава рябчикова, славой. он оказался отличным парнем. по прилете в нью–йорк я узнал, что он погиб в автокатастрофе. жизнь часто бывает несправедливой. я очень надеюсь, что эта статья поможет восстановить справедливость в отношении его отца. но в отношении него самого жизнь допустила ошибку, исправить которую не в силах никто. покойся с миром, слава. ты был лучше многих из нас. джек забриски. москва–нью–йорк.
готтфрид смахнул слезу, прикрепил файл к письму, отправил его по адресу [email protected] и снова наполнил стакан. через полтора часа пьянства он вспомнил про конверт, который славик передал ему в машине.
готтфрид побежал в гостиную, нашел сумку, достал из нее конверт, вскрыл его и сел читать. к семи утра он закончил и наконец смог закрыть рот. истории славика потрясли его больше, чем все прочитанное им за неполные пятьдесят лет, включая «crime and punishment» и «circle of life». во второй раз за месяц он ощутил себя участником невероятно важной миссии. волею судьбы в его руках оказалось бесценное сокровище, которое он обязан был донести до людей. мир должен это увидеть, бормотал он, добивая вторую бутылку, мир должен это увидеть.
весь следующий месяц готтфрид не выходил из дома и не отвечал на телефонные звонки. по двадцать часов в сутки он переводил славиковы рассказы на английский. помимо распечаток в конверте обнаружился оранжевый диск, на котором историй было еще больше. и все, все они были великолепны.
готтфрид посмотрел на часы. было около половины десятого. он только что закончил переводить последний рассказ с оранжевого диска.
готтфрид открыл адресную книгу и выбрал позицию «уильям джексон». это был главный редактор популярного приложения к «literary earth», публиковавшего короткую прозу. в открытом файле, который он собирался теперь прикрепить к письму оставалась последняя фраза на русском:
вячеслав рябчиков, москва.
готтфрид зажал backspace, глотнул виски и со второй попытки набрал:
gottfried hunter, new york city.
