— Кто, по-вашему, убил президента Кеннеди? — довольно бесцеремонно прервал я его лирические воспоминания. Да ведь хотелось хоть немного поговорить о делах американских!
— А, хулиганье! — отмахнулся он.
— Значит, вы не верите в заговор?
— Какой еще заговор? — на серьезном, малоподвижном лице мелькнула досада. — Хулиганы. Америка полна хулиганов… Вы случайно не знаете, Краснознаменный ансамбль не собирается к нам? Какие таланты!..
А потом миссис Катя мчала нас на своей большой, широкой машине мимо замерзшего, в черных полыньях Мичигана к отелю, подпевая сильным носовым голосом моему приятелю: «Привет вам, птицы!..»
…Нечто подобное вышеописанному повторилось с нами, когда мы после окончания мирового фигурного первенства летели из Колорадо-Спрингс в Вашингтон. В самолете мы познакомились с высоким, стройным человеком, похожим на космонавта Сернана, в спортивной курточке поверх шерстяного тренировочного костюма и тяжелых горнолыжных ботинках, напоминающих свинцовую обувь водолаза. Под соломенными волосьями о’генриевского простака с далекого Запада смуглилось обожженное зимним солнцем чеканное лицо с ярко-голубыми глазами.
Командор Дэфф, посвятивший уик-энд слалому, возвращался в Вашингтон. Собственно, дом его находился за пределами столицы, в штате Вирджиния, но работал он в Пентагоне. Все это выяснилось после того, как, чокнувшись с командором «сотками» грузинского коньяка, извлеченными из наплечной сумки нашего спортивного фотокорреспондента, мы выпили за горы, воздух и солнце штата Колорадо и всех других мест на земном шаре, где так чудесно скользят по снежным склонам лыжи. Командор был очарован и нашим коньяком, и нашим английским. «Как приятно, когда люди понимают друг друга!» — не переставал радоваться он, смакуя коньяк.
Командор был хоть куда! Он рассказал, как мальчишкой попал под ужасающий град — каждая градина с утиное яйцо — и спасся, спрятавшись под коровой. С тех пор он, подобно индусам, считает корову священным животным и просит выпить за здоровье Ее величества коровы! Было приятно, что служащий Пентагона, бывший командор торпедоносца, исповедует столь мирный культ.
У фотокорреспондента коньячных звездочек было, что звезд в американском флаге, и командор Дэфф к концу полета так нас всех полюбил, что не хотел расставаться.
— Я покажу вам город! — твердил он. — А потом закатимся ко мне! Посмотрите, как живет средний американец!
Мы сказали, что прежде должны устроиться в гостинице, ну а там — с благодарностью воспользуемся его дружеским предложением.
— Двух часов вам хватит? — спросил он. — Значит, решено: ровно через два часа я — у подъезда отеля.
Вот так: быстро, решительно, четко — по-военному.
Но и мы, четверо приглашенных, тоже, черт возьми, не чужды воинской науке. Предоставленного времени нам с избытком хватило, чтобы получить номера, поменять их — хозяйство старого отеля пребывало в разрухе: где не включался айр-кондишен, где не спускалась вода в уборной, не горела настольная лампа или отсутствовала розетка для электробритвы, — а равно успели принять душ, побриться, переодеться и приготовить для гостеприимного командора коллективный дар, включающий две бутылки коньяка, бутылку «столичной», банку зернистой икры, матрешку величиной с годовалого ребенка и янтарный набор для супруги: серьги, брошка, браслет.
Единственно, поесть мы не успели — ресторан был закрыт на ремонт, да ведь в гости идем, не куда-нибудь! Верно, по старой памяти меня это слегка тревожило, но поблизости, кроме маленькой грязноватой, смердящей на всю улицу пиццерии, не видать ни одной закусочной, а наш желтоголовый командор как раз подкатил к двери отеля на «шевроле» модного цвета стоялой воды.
Да не испугается читатель, что я, подвластный движению событий, примусь описывать низкорослый Вашингтон с неизбежным Белым домом, Капитолийским холмом, громадиной Пентагона и колоссальным памятником скуластому Аврааму Линкольну, а там перекинусь на Арлингтонское кладбище, где покоятся рядом два знаменитых, красивых и несчастных брата, и с видом первооткрывателя стану живописать торжественную смену караула у могилы Неизвестного солдата, нет, хотя все это и впрямь было, я миную городской пейзаж. Ведь я вовсе не замахиваюсь на очерк американской жизни, нельзя писать о великой, сложной и противоречивой стране на основе столь беглых, поверхностных впечатлений. Моя задача неизмеримо скромнее и невиннее: рассказать с улыбкой об одной удивившей меня черте американцев…
И потому — мимо всех исторических памятников, мимо мест, явившихся совсем недавно ареной классовых и расовых схваток, отбросив в сторону реку Потомак и тяжелый бордовый закат, перенесемся в небольшой поселок в штате Вирджиния. Оставим машину у дверей двухэтажного коттеджа, глядевшего окнами на шоссе, войдем, поздороваемся с миссис Дэфф, как будто вырезанной с фотографии женского журнала (раздел — домашнее хозяйство), пожмем громадную ручищу забредшего на огонек соседа, от простодушной доверчивости которого за версту разит ФБР, и торжественно поставим на круглый столик коробку с подарками, давно уже возбуждавшую любопытство командора. Ржаво покраснев своим смугло-обветренным лицом, Дэфф извлек дары солнечной Грузии, Москвы белокаменной и матушки-Волги.
— Коньяк! — воскликнул он ликующе. — Рашэн водка!..
— Кавьяр! — пролепетала жена, но, сразу овладев собой, отложила банку и стала с милым кокетством примерять янтарные украшения.
А пребывающий в образе простака-соседушки служитель «святого дела сыска» принялся играть в матрешку.
Дэфф трогательно сложил наши дары посреди обеденного стола. Нарядная матрешка, в обставе золотых столбов коньяка, лукаво косилась на икру.
— Пошли! — весело сказал Дэфф. — Мы начнем с подземелья!
И по узенькой, крутой лестничке мы послушно рухнули вслед за хозяином в подполье. Там, напоенная приятной прохладой, раскинулась кладовая. На деревянных стеллажах манили радостным многоцветьем американские консервы: тушенка, свинина с бобами, паштеты, шпроты, сардины, анчоусы, сельдь в винном соусе, зеленый горошек, фаршированные кабачки; в плотном строю стояли узкогорлые, изящные бутылки с оливковым, кукурузным и прованским маслом; висели на крючьях свиные окорока, копченые колбасы и плиты корейки; на других полках располагались кули с мукой, кукурузой, разными крупами, пакеты с дрожжами, приправами, пахучие сыры и всевозможные соусы; целый отдел был отдан бутылочному и консервированному пиву, винам, виски и джину.
— Ну как? — скромно спросил Дэфф.
— Великолепно! — ответил за всех фотограф. — Вы можете выдержать длительную осаду.
— Но вы же не собираетесь нападать? — пошутил Дэфф.
— Почему? Мы с удовольствием напали бы на вашу кладовую.
Дэфф довольно захохотал.
Милый человек, — подумал я. Он хочет раздразнить наш аппетит. Но это, право, лишнее. В самолете, вместо ожидаемого завтрака, нам дали кофе и пепси-колу, так что зрелище этой гастрономической выставки явилось чересчур сильным раздражителем.
— Тут у меня не только кладовая. Я кое-что мастерю. — Дэфф осветил темные недра подземелья. В глубине открылся новенький токарный станок, тиски, электросверло, набор резцов и всевозможных слесарных инструментов, груды металла, мотки проволоки, полуразобранная радиола, части автомобильного мотора, несколько покрышек.
— Конечно, в мастерскую обратиться проще и выгоднее, — рассуждал Дэфф, — но я обожаю делать все своими руками. Ремонтировать машину, чинить телевизор и холодильник, собирать радиоприемники, проигрыватели… Это мое второе хобби, — добавил он загадочно.
Бурное выделение желудочного сока прекратилось, и мы спокойно взирали на прекрасные инструменты и убедительный металлический хлам.
А Дефф уже тащил нас ввысь. Осмотр продолжался со второго этажа, со спален — хозяйских и гостевых. В хозяйской спальне стоял великолепный цветной телевизор, Дэфф последовательно включил четыре программы: спортивную, музыкальную, рекламную и какую-то хронику.
Затем, ведомые командором, мы рванулись в кухню, поразившую нас своей пустотой, холодом и стерильностью. Здесь имелся крошечный телевизор с обычным черно-белым изображением.
— Это для Марты, чтобы не скучала, когда готовит, — пояснил Дэфф.
— Жаль, что он сейчас не включен, — заметил я.
— Так ведь Марта ничего не готовит, — простодушно отозвался Дэфф.
Мы окончательно убедились в этом, когда, осмотрев сверкающий санузел и кабинет Дэффа, увешанный снимками его торпедоносца с выразительным названием «Спорщик», вернулись в гостиную: Марта с помощью лже-фермера разбирала пластинки.
— А вы не теряли времени даром! — радостно воскликнул Дэфф.
Он взял стопку пластинок и насадил на штырь проигрывателя с автоматическим сбрасывателем.
