Наконец, Септимусу удалось протолкнуться сквозь вымокшую под дождем, напористую толпу к шестому вагону состава, который даже не значился в расписании. Оказалось, что вагон набит лицами, совершенно незнакомыми Септимусу. Но это было ещё не всё: в вагоне почти не оставалось свободных мест. Септимус с трудом отыскал место в середине вагона, спиной по ходу поезда. Забросив скомканный зонт с чемоданчиком на сетку для багажа, Септимус, скрипя зубами, втиснулся на своё место. Усевшись, он окинул взглядом пассажиров. Среди шести соседей по купе, не было ни одного знакомого лица. Какая-то женщина с тремя детьми буквально заполонила место напротив. Слева от него крепко спал пожилой мужчина. Справа, оперевшись локтями о дверь вагона, высовывался в окно молодой человек лет двадцати.
Взглянув на юношу, Септимус в первый момент не поверил своим глазам. На юноше была чёрная кожаная куртка и джинсы в обтяжку. Он насвистывал себе под нос. Его тёмные напомаженные волосы были взбиты спереди и зализаны по бокам. Во всей цветовой гамме его внешности лишь черная куртка и грязные ногти подходили друг к другу. Но что больше всего поразило чувствительную натуру Септимуса, так это надпись как бы из сапожных гвоздей на спине куртки: «А пошёл ты на…». «Куда катится страна, – думал Септимус. – Для таких типов нужно снова ввести воинскую повинность». Сам Септимус в свое время был освобожден от армии из-за плоскостопия.
Он решил не обращать никакого внимания на чудовище по-соседству. Потянувшись к золотистой пачке сигарет на подлокотнике, Септимус закурил и принялся читать «Ивнинг стандард». Пачку, как обычно, он положил назад на подлокотник: по дороге домой Септимус привык выкуривать две сигареты. Когда поезд, наконец, тронулся, парень, облаченный в черное, повернулся к Септимусу, оглядел его с ног до головы, взял сигарету из пачки, чиркнул спичкой и задымил как ни в чем не бывало. Септимус не верил своим глазам. Он уже было решил запротестовать, но вовремя вспомнил, что соседи вряд ли его поддержат: ведь рядом не было никого из привычных пассажиров. Подумав немного, Септимус пришёл к выводу, что благоразумие есть главная черта отважных (ещё одно любимое выражение).
Когда поезд остановился в Петс Вуд, Септимус отодвинул газету – впрочем, за это время он не прочел и строчки – и, как обычно, вынул вторую сигарету. Закурил, затянулся и собрался было вновь углубиться в газету, но парень потянул её к себе за угол, так что каждый из них остался с половиной «Ивнинг стандард». На этот раз Септимус в поисках поддержки осмотрелся по сторонам. Дети, сидевшие напротив, начали хихикать, а их мамаша демонстративно отвернулась, явно не желая вмешиваться. Сосед слева храпел. Септимус решил спрятать сигареты в карман, но парень схватил пачку, вытащил сигарету и, закурив, глубоко затянулся. Перед тем, как положить пачку на подлокотник, он нарочно выдохнул дым прямо в лицо Септимусу. В ответ Септимус гневно взглянул на парня, но его гневный взгляд заслонили клубы дыма. Скрипя зубами от ярости, он уставился в «Ивнинг стандард», но оказалось, что в доставшейся ему половине были разделы, к которым он не питал никакого интереса: вакансии, объявления о продаже подержанных автомобилей, спорт. Септимуса мстительно радовало лишь то, что этого невежу, должно быть, интересовала именно спортивная страница. Читать газету Септимус был явно не в состоянии. Его буквально трясло от выходок соседа.
Он обдумывал месть и постепенно в его мозгу вызрел план, который, безусловно должен был показать парню, что порой по внешности нельзя судить о достоинствах (вариант ещё одной любимой поговорки Септимуса). Он ухмыльнулся и, вопреки всем привычкам, вытащил третью сигарету, и с вызовом вернув пачку на подлокотник. Парень погасил окурок и, словно принимая вызов, взял пачку, достал новую сигарету, закурил. Септимус ни в коей мере не чувствовал себя побежденным. Затянувшись несколько раз, он погасил недокуренную сигарету, вытащил четвёртую и вновь закурил. Борьба продолжалась; в пачке оставалось лишь две сигареты. Пыхтя и кашляя, Септимус докурил четвёртую сигарету раньше парня. Нависнув над кожаной курткой, он погасил окурок в пепельнице под окном. В купе было накурено – хоть топор вешай. Парень все ещё лихорадочно попыхивал сигаретой. Дети кашляли, а их мамаша размахивала руками, как ветряная мельница. Септимус не обращал на неё никакого внимания. Украдкой поглядывая на пачку, он делал вид, что читает заметку о шансах команды «Арсенала» в розыгрыше кубка.
Септимусу вспомнилось выражение генерала Монтгомери о том, что неожиданность и выбор момента – главное оружие победы. Когда парень, выкурив очередную сигарету, раздавил окурок, поезд стал медленно подъезжать к платформе Севеноукс. Парень уже было поднял руку, но Септимус опередил его. Угадав намерение противника, Септимус схватил пачку. Он вытащил девятую сигарету, поднёс к губам, медленно, с удовольствием закурил, и глубоко затянулся, и, наконец, выдохнул дым прямо в лицо противнику. Парень был явно обескуражен. Тем временем Септимус вытащил последнюю сигарету и тщательно растёр табак между большим и указательным пальцем, так, чтобы мелкая табачная труха высыпалась в пустую пачку. Аккуратно закрыв её, Септимус торжественно водрузил золотистую пачку на подлокотник. Не давая противнику опомниться, он поднял со своего кресла спортивную страницу «Ивнинг стандард», разорвал её пополам, потом на четыре части, на восемь, наконец, на шестнадцать. Бумажные клочья он сложил аккуратной кучкой на коленях у парня.
Поезд остановился. Нанеся сокрушительный удар во имени молчаливого большинства, торжествующий Септимус снял с багажной сетки зонт и чемоданчик: когда он повернулся к выходу, чемоданчик зацепился за подлокотник и раскрылся, демонстрируя содержимое окружающим. Поверх деловых бумаг в портфеле лежал аккуратно сложенный номер «Ивнинг стандард» и нераспечатанная золотистая пачка сигарет.
графство Кент, неподалеку от Лондона.
