Жизнь в прежние годы изрядно отличалась от нынешней — была и бедней, и проще, так что большинству людей о собственных наручных часах приходилось только мечтать — тем более о таких роскошных, какие продавались в магазине у моего старика! Он торговал настоящими швейцарскими часами с браслетами из чистого золота — они сверкали в витрине как драгоценности и стоили больших денег.
По главным праздникам — в Новый год или на Праздник поминовения усопших Бон [3] — отец награждал своих продавцов и приказчиков за хорошую работу и дарил им наручные часы. Это был особый ритуал — в зале ставили роскошный праздничный букет, сам отец усаживался на возвышении, как благородный князь, и оттуда любовался склоненными головами собственного персонала. Все работники по старой традиции опускались перед ним на колени и склонялись настолько низко, что касались лбом пола, лица у бедняг были красными от напряжения. Главный приказчик оглашал имя очередного примерного работника, и тогда названный человек, не поднимая головы, подползал на коленках поближе к отцу, и отец говорил что-то вроде:
— Молодец, ты трудился достойно! — вынимал часы и лично надевал их награжденному работнику на руку.
У меня слов не хватит описать, какой эффект это производило — молоденьких ребят буквально распирало от гордости. Сейчас-то я догадываюсь — мой старик устраивал все это действо только затем, чтобы наслаждаться именно таким эффектом. Ему просто нравилось смотреть, как у людей меняются лица, как счастливая дрожь охватывает их тело — от макушки до самых пяток. Вот какой он был человек — мой отец…
Собственных родителей отец поселил в просторном загородном особняке с большим садом. Я как раз перешел в школу средней ступени, когда в дальней части участка закончили строить еще один дом. Это был гостевой дом — для сдачи внаем.
Надо заметить, что, хотя дом предназначался арендаторам, он не был той хлипкой постройкой, какие обычно сдают жильцам. Дом был возведен со всей основательностью — двухэтажная громадина с отдельным входом, а в гостиной даже сделали специальную нишу для цветочных композиций. Мы тоже занимали особняк в два этажа, но новый дом в саду был куда солиднее нашего.
По тем временам многоэтажные постройки встречались довольно редко, а частные дома в несколько этажей казались настоящей диковинкой. Обычно в многоэтажных сооружениях располагались всякие официальные организации, конторы, школы, словом, что-то в таком духе, поэтому двухэтажный жилой дом сразу оказывался в центре внимания.
Я как раз перешел в четвертый класс школы средней ступени, когда в нашем гостевом доме поселилась одинокая молодая женщина — любовница главного судьи Утсономии — изумительно красивая девушка чуть старше двадцати лет.
Необычайная красавица — можете мне поверить, в таких делах память меня никогда не подводит! Впервые я увидел лицо девушки в окне гостевого дома и навсегда запомнил ее такой, как в тот погожий осенний день.
Я еще не знал, кто она, просто возвращался из школы, прошел через калитку на заднем дворе и замер, завороженный этим зрелищем, — девушка смотрела вниз из открытого окна второго этажа. Левой рукой она легко облокачивалась об оконную раму, другой грациозно касалась виска. Волосы над ее лбом были уложены в традиционную прическу — высоким валиком, густые тяжелые пряди поблескивали на солнце. Обрамленная оконной рамой, девушка казалась прекрасной и хрупкой, как изображение на старинной гравюре. Я укрылся за деревом и тайком любовался ею. Это продолжалось довольно долго, я смотрел и недоумевал — что такая красавица делает в нашем доме?
Потом появился отец, он прошел через главный вход, вежливо пропустив вперед дородного мужчину в дорогом и респектабельном костюме. Отец показывал гостю дом, сад и все вокруг — он то болтал без умолку, то кланялся без передышки. Мой старик всегда знал себе цену, он был не из тех людей, что станут лишний раз лебезить и гнуть спину в поклонах, и мне оставалось только удивляться — с чего вдруг мой папаша так засуетился? Скоро к отцу и его солидному спутнику присоединилась девушка и стала что-то шептать представительному мужчине на ухо, а он только качал головой и ворчал в ответ. Мне это очень не понравилось, я сразу же проникся неприязнью к толстому дядьке.
Дородным мужчиной оказался сам главный судья — он заглянул к нам, лично осмотрел жилище, которое собирался арендовать для своей молоденькой содержанки, одобрил двухэтажное строение в саду, и всего через десять дней девушка окончательно переехала в наш гостевой дом.
Судья посещал любовницу исключительно по воскресеньям и только днем. Не было случая, чтобы он приехал среди недели или в субботу. Его всегда привозил рикша. У дома судья неторопливо выбирался из коляски — надо признать, этот располневший мужчина, изрядно за сорок, умел выглядеть импозантным, особенно когда был одет в официальное кимоно и гэта — традиционные деревянные сандалии на высокой подошве [4]. Он стоял и ждал, пока девушка сама расплатится и отпустит рикшу. Потом они удалялись в дом и оставались там до вечера.
В сумерках рикша возвращался за судьей, поднимал над коляской складной бумажный полог, почтенный пассажир устраивался среди подушек, и они отправлялись в обратный путь, а девушка, выходившая проводить гостя, долго смотрела вслед, стоя у двери.
Один раз в месяц мне представлялся повод заглянуть к нашей постоялице — я получал от нее плату за аренду дома.
Дело в том, что отец вынужден был отказаться от жизни в уютном и живописном пригороде — слишком занятый торговлей, он не мог покинуть небольшую квартиру над своим магазином, где вместе с ним оставались моя мама и младшая сестренка. А мне пришлось перебраться к бабушке и дедушке, и в мои обязанности входило ежемесячно наведываться к девушке за оплатой.
Она вручала мне деньги и вежливо говорила:
— Вот — возьмите, большое спасибо! — и больше не добавляла ни слова.
Так продолжалось до зимы. Но однажды вечером, когда я заглянул к ней за очередной арендной платой и привычно топтался у двери, она крикнула из глубины дома:
— Проходи сюда, Эйдзи!
Я ничего не ответил, а поскольку дверь была открыта, направился прямиком в комнату, раздвинул обтянутые бумагой двери-ширму и увидел девушку.
Она сидела у жаровни и держала в руках палочки для еды.
— Я только что приготовила рисовые пирожки — хочешь попробовать? Эйдзи — ну что ты там застрял? Подходи ближе, садись грейся… Давай же, скорее! Устраивайся… Скажи мне… Скажи, сколько тебе лет?
— Зачем?
— Неважно, просто скажи, и все…
Она слегка улыбнулась и заглянула мне в лицо, потом тоненькими, изящными пальчиками отломила кусочек от надкушенного пирожка и нежно потребовала:
— Открывай-ка ротик!
Помню, как моя голова закружилась и на миг весь остальной мир растаял — утратил четкие границы и очертания. Я видел только одно — как ее белоснежные пальчики приближаются к моему лицу, и едва дышал! За эти краткие секунды моя жизнь изменилась — перевернулась и понеслась кувырком… Я совершенно потерял голову — сами можете догадаться, что случилось дальше
Девушка чувствовала себя одинокой, а мне исполнилось всего-то пятнадцать лет, — я забыл обо всем кроме нее, остальная жизнь просто перестала существовать — чувства поглотили меня целиком!
До этого я учился вполне прилично — был одним из лучших в классе, а теперь забросил учебу, нахватал плохих оценок и угодил в список отстающих по успеваемости.
Но тогда я мало беспокоился о школьных отметках. Меня волновало совсем другое — стоило мне остаться наедине с любимой, как меня охватывало странное чувство. Мне казалось, я балансирую на лезвии бритвы — ужас сковывал мое сердце, и оно замирало от одной мысли, что в любую минуту нас может застать судья! Я был таким наивным — думал, если он застанет нас вместе, то сразу вызовет полицию, меня отправят в тюрьму, а потом будут судить и обязательно приговорят к смертной казни!
Но девушка только насмехалась над моими страхами:
— Если ты так сильно боишься, может, тебе лучше уйти? — с издевкой предлагала она и глумливо добавляла: — Уходи отсюда сейчас же! Убирайся вон! Только знай — если ты уйдешь, больше я тебя близко не подпущу — ни сегодня, ни завтра, никогда больше!
И с каждым словом узелок на незримой веревочке, что привязывала меня к ней, затягивался все туже, я вздыхал и продолжал семенить рядом как покорная собачонка.
Но и у нее были свои слабые места — целых два! Больше всего девушка переживала из-за супруги судьи и огромного дома, в котором проживало почтенное семейство ее любовника.
Каждый день я проходил мимо дома судьи по дороге в школу.
