«Как же звали этого беднягу из Гюго?», – подумал Агзамов. – Кажется, Гуинплен… Ну и рожа… Где-то я его видел», – бессильно ворохнулось в мозгу. Агзамова охватило чувство смутной тревоги. Однако когда он уселся на заднее сидение «Ландкрузера», салон которого окунал в благоухающую атмосферу комфорта, Агзамов опять впал в эйфорию, близкую к несуществованию.
И вот теперь, проснувшись после банкета, Агзамов был рад, что существует, что договор с жизнью не расторгнут, что кожа шелковиста, а тело сибаритствует в приятном предощущении утренней зарядки.
По обыкновению он встал, и хотел было приняться за зарядку, но вдруг заметил что-то странное: на подушке и вдоль нее были рассыпаны какие-то коричневые зерна или дробинки, или родинки. Да, кажется, родинки. Рука Агзамова невольно потянулась к шее, где у него с юношеского возраста была целая россыпь то ли папиллом, то ли родинок, которых так и не удалось вывести в течение всей жизни. И вот, пожалуйста, – теперь они сами выпали, все в один день. Шея стала гладкой как каток, пальцы так и скользили, не натыкаясь ни на что. Агзамову стало неуютно, как будто он лишился какой-то защиты, как будто маленькие славные гномики, преданно прилепившиеся к его шее сегодня, исчезли, даже не попрощавшись. Агзамов принес с туалета совок, ладошкой ссыпал туда все родинки с подушки и постели, пошел в туалет и бестрепетно выкинул их в мусорницу. Это была особенность его характера. Странности не волновали его – то, что он не понимал, сразу выносил за скобки, выбрасывал из своей жизни.
Он подошел к окну, открыл форточку, сделал несколько взмахов руками и ногами, помотал головой, покосил глазами, сделал несколько вдохов и выдохов, посидел, отдохнул и пошел в ванну. Там он разделся и принял душ. При этом он полностью отдавался под власть теплых, нежных струй, глотал и сплевывал воду, сунул руку в пах и несколько минут стоял, держа на весу одрябшие яйца. «Вот бы увидела меня Аделаида Николаевна, мой заместитель», – лукаво подумал Агзамов, – мгновенно убирая руку со срамного места. Скользнув в халат, он почистил зубы и стал бриться. Процедура бритья всегда освежала Агзамова. Ему было приятно видеть, как в зеркале вместо заспанного брюзгливого типа с мешками под глазами появляется бодрячок с розовеющими щечками и озорным взглядом ласкающих и ласкающихся глаз.
Вот и сейчас тщательно побрившись, он посмотрел в зеркало и… оторопел. Лицо продолжало оставаться небритым. Станок выпал из его рук, он нагнулся, поднял его и снова посмотрелся в зеркало. На этот раз все было в порядке. Он увидел свою гладко выбритую физиономию, пристально всматривающуюся в зеркало. Не обнаружив далее ничего необычного, Агзамов пошел на кухню и приготовил себе кофе. В задумчивости закончив утреннюю трапезу, Агзамов взял заготовленный с вечера портфель и вскоре вышел во двор, где его ждал служебный «Ландкрузер». По обыкновению, Агзамов закурил и стал ждать, когда к нему подбежит улыбающийся водитель, чтобы проводить до машины. Однако из машины никто не вышел. Докурив сигарету, Агзамов подошел к машине, открыл дверцу, и, поднял было ногу, чтобы сесть, но тут его остановил строгий водительский окрик: «Извините, Вы кто?».
– Азар, да это же я, – смущенно пролепетал Агзамов.
– Извините, это машина Агзамова, – не допускающим возражения тоном, – сказал Азар. – Вы, наверное, что-то перепутали.
– Но ведь я и есть Агзамов, – растерянно улыбнулся Агзамов.
– Ты что, дядя, с луны упал, – усмехнулся водитель. – А ну, катись отсюда!
Дверь салона захлопнулась. Агзамов чуть не заплакал. Он и думать не мог, что милашка Азар, который упреждал малейшее его желание, может оказаться таким грубым и бесцеремонным.
Но Агзамову было некогда. Ему нужно было бежать на работу, в офис, где он должен был принять писателя из Франции, которому назначил встречу на десять ноль-ноль. Кроме того, сегодня после обеда он должен был лететь в США по приглашению одной международной организации. «А тебе я припомню!» – подумал Агзамов, хлопотливо пробегая мимо огромного «Ландкрузера», равнодушного, как мертвый динозавр. И было понятно, что мысль эта относится к шоферу, которого совсем не было видно за тонированными стеклами.
Агзамов поймал такси и поехал на работу. Но стоило войти ему в приемную, как секретарша, всегда такая милая, ласковая, можно сказать, само обаяние, уставилась на него круглыми глазами.
– Уважаемый, Вы к кому?
Агзамова передернуло от этого грубого, неприветливого тона.
– Сания, это же я, Агзам Агзамович, – еле выдавил он из себя.
– Вы посмотрите на себя, – раздраженно сказала секретарша, встала из-за стола, и, подойдя к нему, подвела его к зеркалу.
Агзамов посмотрел на себя и опешил. Перед ним стоял человек очень похожий на Агзамова, но не Агзамов, далеко не Агзамов и даже близко не Агзамов, а какая-та жалкая пародия на этого великого человека. Высокий сократовский лоб переходил в бездарную «виннипуховскую» плешь, великолепный нос с патрицианской горбинкой был красным как после недельной пьянки, чувственные губы с вычурным рисунком мелко дрожали, красивый овальный подбородок неожиданно ставший квадратным, подрагивал, на щеках почему-то была какая-та сивая щетина, где седина выпирала самым предательским образом. Любая самая жестокая пародия не могла бы оскорбить Агзамова сильнее, чем эта обыденная реальность.
Сузившимися, маленькими, свиными зрачками он зло посмотрел на секретаршу и кинулся вон из приемной. Агзамов бежал по длинной улице Фурманова и, казалось, что все зеркала и витрины этого некогда прекрасного города бегут за ним и пытаются поймать его в свой перекосившийся фокус. Ему хотелось поломать все витрины, все отражающие поверхности, смять все встречные улыбки, ибо все это теперь было не для него. В мире произошел какой-то сбой, Агзамов выпал из согласного течения времени. Мир всегда бывший таким благожелательным к нему, вдруг стал равнодушным и серым.
Агзамов судорожно вытащил мобильник и стал набирать номер Кулмуратова. Увы, сотка «сдохла». Вчера он забыл ее выключить, а сегодня она уже не работала. Агзамов стал лихорадочно думать, к кому пойти. Единственный сын жил в Сингапуре, с женой он давно был в разводе, правда, она вчера так сияла, так гордилась им. Но что если и она его не узнает? Этого он не смог бы перенести. В создавшемся положении лучше затаиться и выждать, разведать ситуацию.
«Надо же, меня не узнают! – обиженно подумал Агзамов. – Меня-то, сына великого Агзамова, интеллигента в третьем поколении! Я круглый год вещаю им по «ящику», направо и налево раздаю интервью, состою во всех долбаных комитетах и комиссиях. Меня даже в аулах знают. Вон недавно в Атырау джип подарили!»
– Постой, постой, – вдруг запаниковал Агзамов. – А как же мой счет в банке? Неужели и он исчез?.. Он сунул руку во внутренний карман пиджака и обомлел, кредитной карточки не было. По телу Агзамова пошла противная дрожь, ноги подкашивались, ему пришлось прислониться к дереву, и только усилием воли он не упал. Дело в том, что в кармане не было и паспорта. Не говоря уж об авиабилете, которого тоже почему-то не было.
Через несколько минут он сидел в такси и мчался домой. Рассчитавшись с таксистом, Агзамов не дожидаясь лифта, бегом поднялся на пятый этаж. Он только потянулся к ключу как увидел, что дверь открыта. Он быстро кинулся в проем двери. В квартире всё было вверх дном. Прямо перед ним лежал раскрытый чемодан со всяким вываленным барахлом, по всей квартире были разбросаны его вещи и рукописи. Агзамов бросился в кабинет, к сейфу, но, увы, сейфа не было, а значит, вместе с ним исчезли и все документы, счета в банке, кредитная карточка. Агзамова как будто окатили холодной водой. Он нелепо стоял с холодеющим сердцем и выпученными глазами. Потом какая-та мысль посетила его и, кинувшись к шкафам, он в поисках чего-то, стал вываливать книги. Только изрядно покопавшись, он понял, что ищет совсем не там, и увидел то, что так безуспешно искал. Это был черный толстый Коран еще дореволюционного издания, он преспокойно стоял на верхней полке соседнего шкафа. Агзамов с трепетом взял Коран, прижал его ко лбу, поцеловал, но вдруг священная книга вывалилась из его рук. Агзамов нагнулся его поднять, но увидел, что рядом с книгой лежит булыжник. Бедный Агзамов совершенно не понимал, откуда взялся этот булыжник. «Словно с неба свалился!» – мелькнуло в его мозгу. Рядом валялся раскрытый Коран, Агзамов поднял его, перелистнул, и, вдруг в самой середине книги увидел зияющую дыру с неровными округлыми краями, примерно напоминающими форму булыжника. Агзамов вставил в дыру бугристый овальный камень, покрашенный в зеленый цвет, и он лег туда как родной.
