Олеся отрицательно покачала головой.
Выйдя из дома, он с удовольствием потянул носом разреженный воздух осени. И хотя ущербное солнце стояло еще высоко и, казалось, не думало закатываться, Макс с грустью подумал о том, что скоро, часа через три-четыре, начнут приливать сумерки.
Возле соседнего подъезда, когда он вышел, курил Зорик Учитель. Когда-то они вместе ходили на курсы английского в одну синагогу. И от Учителя тоже ушла жена. Впрочем, Рита ушла не так, как уходят интеллигентные русские жены. В отличие от Олеськи, Рита ушла со скандалом и отказывалась видеться с бывшим супругом. После нескольких попыток Учителя заявиться к ней на работу и устроить дебош, она вытребовала у судьи "огра-ничительное распоряжение", воспрещающее Зорику приближаться к ней и зачинать разговор. Это случилось в августе. Зорик, человек несдержанный, отказал себе в радости "въехать по рылу" новому мужу бывшей жены. О том, чтобы ударить женщину, не могло быть и речи. От депрессии и воздержания Зорик поначалу очень расползся. Однако южный темперамент взял свое, и через полгода друг, похожий на умудренного Оноре де Бальзака в период завершения последнего тома "Человеческой комедии", сбросил лишние килограммы и стал колдовать над развязкой своей жизненной драмы. Макс же автоматически стал его поверенным.
- Ну что, ты согласен? - спросил Зорик, протягивая ему открытую пачку "Мальборо".
Макс честно признался, что и думать забыл о предложении Зорика.
Зорик нахмурился, покусывая мундштук сигареты.
- А я думал, ты ко мне идешь...
- Я - что, я - не против, - сказал Макс.
- Правильно, ты выполнишь свой интеллигентский долг, и у тебя самого поднимется планка! В конце концов, старик, ты один можешь убедить Ритку выслушать меня.
Гольф кивал, соглашаясь.
- Я не раз замечал, Гольф, что у нашей интеллигенции отсутствует мотивация к выживанию. Булгаков знаешь что говорил? Что интеллигенции нужно оправдание, чтобы совершать как плохие, так и хорошие поступки. Беды происходят от того, что просто из моральных соображений она ничего не делает, - только во имя чего-то. А здесь такие, как ты да я, не нужны. Низкая у нас самооценка, старичок.
- А что, у тебя, Учитель, тоже низкая?
- Аsk? - с гордостью сказал Зорик с неповторимым одесским акцентом. - У меня самооценка ниже пояса. Иначе я бы не торговал книгами, а заведовал собственным книжным издательством.
- Книжник ты и фарисей. - отмахнулся Макс. - И трепло, к тому же. Думаешь, я смогу уболтать Ритку?
- Старик, попитка не питка, - сказал Зорик с укоризной.
Пообещав, что позвонит позже, Гольф кивнул и двинулся по направлению к метро. По дороге он думал о том, что почти все его приятели, тридцатипятилетние или около того ребята, приехав в Америку, остались холостяками. "Почему они от нас уходят?" - думал он. Они - были русские жены.
У дочери Гольф появился в начале второго. Она жила на съемной квартире. Дина его впустила и тут же исчезла в ванной. А на полу остался, как перо жар-птицы, пояс от ее яркого китайского халата. "Проходи же!" - крикнула она полураздраженно из ванной комнаты, обнаружив его стоящим на прежнем месте посреди прихожей. "Папенций, я тебе ужасно рада, только у меня нет времени". Квартира была еще заспанная. Макс слушал, как журчит вода в раковине и Дина роняет какие-то легкие пластмассовые предметы в умывальник. Вышла она сильно преображен-ной: другие ресницы, волосы, взрослый запах. Он еще немного посидел, побарабанил пальцами по плафону настольной лампы. Потом зашел на кухню, где царил еще больший беспорядок, чем в его душе. Он прикрутил кран, пытающийся, капля по капле, лишить равновесия пагоду чашек и тарелок в умывальнике. Макс даже зачем-то заглянул в холодильник. Там стояла непочатая бутылка шампанского и лежало надкусанное яблоко. Уже на пороге что-то вспомнив, он вернулся в комнату и быстро набрал номер Зорика.
- Слушай, а ты уверен, что все будет нормально? Этот Риткин муж меня не пристрелит из арбалета?
- Он и слов таких не знает, чудак-человек.
- А то, что я сам, без заявки с их стороны?
- Говори, что она вызвала. Рита не выдаст, она боится меня и тебя больше, чем этого козла.
- А то что я русский, не подозрительно?
- А там все слесаря русские, они с местняком не тусуются.
- Что?
- Не общаются с Мексикой.
Гольф помолчал.
- Скажи, ты как считаешь, Леся мне изменяла до развода?
- Я могу только думать и предполагать... - загадочно произнес Зорик. - Это особая статья.
Зорик всегда, когда речь заходила об изменах, выражался очень юридически. У Гольфа, тем не менее, отпустило на душе. Он даже стал насвистывать по дороге на станцию.
Он любил свою жену, и что с того, что эта любовь уже ему не принадлежала? Она была растворена в вещах, осела на страницах вместе прочитанных книг, на календарях, облетающих в гостиной, неприкаянно жила в их взрослой дочери. Это было сильное и почти уже безличное чувство, которое в нем практически не нуждалось. Его любовь в нем не нуждалась. Он и она, его любовь, могли обойтись друг без друга. Одно он хотел выяснить, чтобы окончательно от нее освободиться: была ли Олеся ему верна, продолжала ли любить его последние годы, когда они так бездумно и расточительно ссорились из-за каждой мелочи каждый им отпущенный небом совместный вечер. Если да, то он сможет жить с ней, чтобы без нее. Если нет, то он навсегда останется один, в своей высокой скворечне над океаном, где он будет ночами ворочаться на жестком диване, стареть и слушать, как скрипят ржавеющие железные пружины и стучит будильник сердца.
Сказать, чтобы он приходил назад, - нет, она никогда этого не скажет. Но Макс Гольф почему-то упрямо верил, что однажды получит письмо с просьбой вернуться. Письмо будет заказное, а сама Олеся будет стоять внизу у подъезда.
- Что-то треснуло, что-то треснуло, но что? - удивленно повторил он, сам стуча зубами. Ему вдруг стало как будто скучно жить.
В то кафе, в которое он хотел, он не попал, - там по воскресеньям было закрыто. Но рядом открылось совсем простенькое заведеньице "Рози" с двумя столиками снаружи. Макс взял капуччино и вышел на свежий воздух. За соседним столиком сидела девушка возраста его дочери и курила длинную коричневую сигарету. Перед ней стоял молочный коктейль. Перед ней на столике лежала распластанная обложкой вверх книга. Гольф обратил внимание на то, что книга была русская, но название ее ему ничего не сказало.
Гольф вежливо сел к девушке лицом, хотя океан был с другой стороны. У нее на крыле носа виднелся припудренный волдырь лихорадки, розоватое водянистое пятнышко было и на нижней губе. Куря, она машинально царапала болячку ярко оранжевыми ногтями в лаке. Как врач Гольф не мог этого вынести.
- Если это герпес, то лучше всего не трогать.
- А? - удивилась она.
- Это у тебя герпес? - спросил он.
- Да, - ответила она по-русски.
- А ты русская, - сказал наблюдательный Гольф.
- Да.
- Герпес не надо сковыривать. Он тогда пройдет быстрее.
- Я не трогаю, случайно... Болит, - по-детски пожаловалась она и скривила такую же жалкую мордочку, как и его дочь, когда заболевала.
- У меня есть мазь дома.
- Правда?
- Мы можем зайти, и я тебе дам. Я недалеко живу, вон в том доме, - показал он и вдруг испугался: а что если она подумает, что он ее заманивает?
- Я буду очень признательна. Но сколько это возьмет?
- Да что ты, я - бесплатно!
- Но я спрашиваю - сколько возьмет по времени? Я с чемоданом.
Тут только Гольф понял, что она, хоть и говорит без акцента, но переводит фразы с английского. Значит, русский у нее был не родной.
- Только приехала в Бостон? - почему-то обрадовался Гольф.
- Нет, уезжаю. Мне надо сегодня переждать где-то, потому что вечером возьму самолет.
- Можешь поставить чемодан у меня и погулять возле моря. Меня все равно не будет. А мазь в холодильнике возьмешь, называется "серол", очень помогает.
Она с удивлением посмотрела на него, но взяла протянутый ключ.
- А вы сами?
- У меня запасной... у - это... у жены, в общем.
- Вы имеете жену?
- Бывшую. Олесю, - добавил Гольф и закашлялся.
- Вы дым не любите? - спохватилась она.
- Нет, не люблю. То есть да, не люблю. - Гольф подумал, что уже и сам не знает - да или нет.
Он смотрел, как она записывает его адрес на пачке, а потом царапает что-то на обороте картонной крышечки от той же сигаретной пачки. Заметив его взгляд, она быстро вытерла молочные следы от коктейля и придавила окурок о подошву.
- Вот, здесь мой новый адрес в Лос-Анджелесе... Приезжайте в гости. Хоть завтра.
- Да, Лос-Анджелес - это рай, - промычал Макс Гольф, но адрес не взял.
Оставив на столике три доллара, он пошел к выходу. На пороге он, однако, резко развернулся и, не сбавляя скорости, подошел к столику, где сидела незнакомка.
- Если не увидимся, просто оставь ключ в почтовом ящике.
