Почти то же самое, если бы она сказала: «Этот фильм и есть моя жизнь!»
Первый раз мать взяла ее в кино, когда ей было всего два или три годика. Впечатление было совершенно ошеломляющее. «Египетский театр» Граумана[5], что на Голливуд-бульвар. Лишь спустя несколько лет научилась она следить за развитием сюжета, но тогда, в первый раз, была просто очарована движением — неустанным, напоминающим рябь на воде, мерцающим движением на огромном экране, высоко над ее головой. Тогда она еще не понимала, что это есть не что иное, как сама вселенная, на которую проецируются бесчисленные безымянные формы жизни.
Сколько раз ребенком, а потом уже девушкой, с трепетом возвращалась она в этот кинотеатр. И несмотря на разницу в названиях, тут же узнавала многих актеров. Потому что в каждом фильме непременно присутствовали Прекрасная Принцесса (обязательно блондинка) и Темный Принц (обязательно брюнет). И целый вихрь самых разнообразных событий то сводил их вместе, то разлучал. Снова сводил и снова разлучал, а фильм тем временем уже близился к концу. Музыка гремела все громче, по нарастающей, и они вот-вот должны были слиться в яростных объятиях.
Но конец далеко не всегда был счастливым. И предсказать его было просто невозможно. Ибо порой один из героев опускался на колени перед смертным одром второго и возвещал о смерти прощальным поцелуем. Даже если он (или она) каким-то образом выживал после смерти возлюбленной, вы понимали, что весь смысл жизни теперь для него потерян.
Потому что жизнь без кино не имела никакого смысла.
А кино просто не могло существовать без темного зала кинотеатра.
Однако как все же досадно так и не увидеть, чем же закончится фильм.
Потому что вечно что-то мешало. То в зале поднимался шум и зажигался свет. Громко верещала пожарная сирена (но без огня? был ли огонь? однажды показалось, она определенно улавливает запах дыма), и всех просили покинуть зал. Или же она куда-то опаздывала, и приходилось уйти, так и не досмотрев до конца; или же просто засыпала в кресле, пропускала конец и просыпалась, рассеянно щурясь от яркого света, а незнакомые люди вокруг вставали с мест и начинали выходить.
Как, уже кончилось? Это конец? Но как и чем это могло закончиться?
И даже уже будучи взрослой женщиной, она продолжала ходить в кино. Проскальзывала в темный зал кинотеатра, расположенного где-то на окраине города или же в совершенно незнакомом городе. Она страдала бессонницей, а потому часто покупала билет на сеанс для полуночников. Иногда она покупала билет и на самый первый сеанс. Не то чтобы она ощущала скоротечность и мимолетность жизни (хотя жизнь становилась для нее все более затруднительной, все чаще ставила в тупик по мере того, как она взрослела). И вместо того, чтобы слиться с этой быстротечной жизнью, она постоянно пыталась остановить время. Силой, как малое дитя, которое хватается за стрелки часов, пытаясь прервать их неумолимый бег.
Итак, она входила в темный зал (где часто пахло залежалым поп-корном, едким лосьоном для волос, дезинфекцией), входила возбужденная, как молоденькая девушка, жаждущая снова увидеть на экране — о, еще раз! хотя бы один раз! — роскошную блондинку, которая, казалось, никогда не состарится. Блондинку, облеченную в женскую плоть, грациозную, как ни одна женщина на свете. И еще казалось, что свет исходит не только от ее чудесно сияющих глаз, но и от самой кожи! Ибо кожа — это зеркало моей души. Душе просто негде больше поселиться. В ней одной обещание всех мыслимых человеческих радостей. Итак, она проскальзывала в зал, выбирала кресло в первом или втором ряду, поближе к экрану, и целиком отдавалась фильму, который казался одновременно знакомым и незнакомым — как часто повторяющийся сон, что никак не удается толком запомнить. Костюмы актеров, их прически, даже лица и голоса со временем менялись. И в голове у нее проносились нечеткие обрывки воспоминаний из детства. Чувство одиночества, испытанное ею тогда, от которого лишь частично мог избавить мерцающий экран. Другой мир, в котором можно жить. Но где он?..
И в какой-то день или час она вдруг понимала, что Прекрасная Принцесса, которая прекрасна просто потому, что прекрасна и зовется Прекрасной Принцессой, обречена на вечные поиски. Обречена вечно заглядывать людям в глаза, ища подтверждения тому, что существует. Ибо мы, если нам не говорить, кто мы, словно и не мы вовсе. Разве не так?
Взрослая женщина. Беспокойство и нарастающий страх.
Сюжет фильма страшно запутан и сложен, хотя и знаком. Или почти знаком. Возможно, его слепили невпопад из каких-то совершенно разрозненных кусков. Возможно, специально сделали так, чтобы он дразнил и мучил. Возможно, настоящее перемежается в нем с обрывками прошлого. Или будущего?.. Крупные планы Прекрасной Принцессы, они носят такой интимный характер. Мы ведь предпочитаем оставаться извне, не влезать в шкуру других. Если б я только могла сказать: Вот она! Это я! Эта женщина, эта вещь на экране, вот кто я! Но ведь никогда не знаешь, чем все кончится. Она ни разу не видела финальной сцены, никогда не искала в ней неизбежной связи с промелькнувшими на экране обрывками прошлого. А ведь именно в нем, прошлом, если не считать финального поцелуя, и находился ключ к тайне фильма, она это твердо знала. Как органы человека при вскрытии являются ключом к тайне его жизни.
И обязательно настанет время, возможно, даже сегодня вечером, когда она, слегка запыхавшись, усядется в кресло с протертой засаленной плюшевой обивкой, где-нибудь во втором ряду старого кинотеатра на забытой Богом городской окраине; и пол будет закругляться под ее ногами, как земной шар, и покажется неровным и липким под подметками дорогих туфель. И народу в зале совсем немного, и почти все они сидят поодиночке; и она рада этому обстоятельству и тому, что в гриме ее никто не узнает (темные очки, красивый парик, плащ-дождевик); и никто из знакомых никогда не узнает, что она здесь, даже и не догадаются, что она может быть здесь.
Ну уж на этот раз я досмотрю до конца. На этот раз. Но почему, почему именно сейчас? Она понятия не имеет. И вообще-то ее ждут в совершенно другом месте, она опаздывает уже на несколько часов; возможно, даже заказано такси — везти ее в аэропорт. А может, она опаздывает уже на несколько дней, недель, поскольку, став взрослой, перестала считаться со временем? Ибо что есть время, как не ожидания людей, которые ты обязана оправдать? Но можно и отказаться играть в эту игру.
Да, она тоже заметила, что на этот раз Прекрасная Принцесса сбита с толку временем, именно им. Сбита с толку сюжетом фильма. Люди всегда подскажут, намеком, взглядом. А что, если нет? В этом фильме Прекрасная Принцесса уже немного не та, что прежде. Уже не в том ослепительном расцвете молодости и красоты. Хотя, конечно, все еще очень красива. И выглядит такой белокожей и сияющей на экране, когда выходит из такси на улицу, где метет ветер. Она в гриме, в темных очках, в прилизанном каштановом парике и туго затянутом в талии плаще. И камера неотступно следит за ней, пока она взбегает по ступенькам. Входит в кинотеатр и покупает один билет. Затем проскальзывает в темный зал и садится в кресло во втором ряду. И поскольку она — Прекрасная Принцесса, посетители смотрят на нее, но не узнают. Принимают за обычную женщину, пусть даже очень красивую, но им не знакомую. Фильм только что начался. И через секунду она целиком отдается тому, что происходит на экране, снимает темные очки. Голова приподнята. Глаза прикованы к светящемуся экрану, а в них какое-то совершенно детское выражение — благоговейное и немного встревоженное. И все происходящее на этом экране отражается на лице, как чередование света и теней на воде. Целиком уйдя в это восхищенное созерцание, она не видит, не замечает Темного Принца. Не замечает, что он вошел следом за ней в кинотеатр.
Вот на несколько секунд он попадает в объектив камеры, стоит за потертыми бархатными шторами у бокового прохода. Красивое лицо в тени, выражение лица нетерпеливое, напряженное. На нем темный костюм без галстука, поля мягкой фетровой шляпы затеняют верхнюю часть лба. Звучит музыкальная подсказка, и он быстро подходит и наклоняется к ней. К женщине, сидящей во втором ряду. Что-то шепчет ей на ухо, она вздрагивает, оборачивается. Ее удивление и испуг выглядят так натурально, хотя она знает сценарий. По крайней мере до этого момента. И еще немножко из того, что будет дальше…
Моя любовь! Это ты!
Только ты, ты, и никто другой!
В отраженном мерцающем свете экрана лица любовников меняются. На них возникает такое многозначительное выражение — глашатаи прошлого, давно утраченного века величия. Словно теперь, уменьшенные и смертные, они должны сыграть ту же сцену. Что ж, они сыграют эту сцену. Он впивается пальцами ей в шею, чтобы успокоить, удержать, заявить на нее свои права, обладать ею. Как сильны его пальцы и как холодны. Да они просто ледяные! Как странно, стеклянно, блестят его глаза. Так близко она их еще ни разу не видела.
