— Мюриель, ответь мне в последний раз — как ты? Все в порядке?
— Да, мамочка, да! — сказала дочка. — В сотый раз — да!
— И тебе не хочется домой?
— Нет, мамочка, нет!
— Папа вчера сказал, что он готов дать тебе денег, чтобы ты уехала куда-нибудь одна и все хорошенько обдумала. Ты могла бы совершить чудесное путешествие на пароходе. Мы оба думаем, что тебе…
— Нет, спасибо, — сказала дочь и села прямо. — Мама, этот разговор влетит в…
— Только подумать, как ты ждала этого мальчишку всю войну, то есть только подумать, как все эти глупые молодые жены..
— Мамочка, давай прекратим разговор. Симор вот-вот придет.
— А где он?
— На пляже.
— На пляже? Один? Он себя прилично ведет на пляже?
— Слушай, мама, ты говоришь про него, словно он буйно помешанный.
— Ничего подобного, Мюриель, что ты!
— Во всяком случае, голос у тебя такой. А он лежит на песке, и все. Даже халат не снимает.
— Не снимает халат? Почему?
— Не знаю. Наверно, потому, что он такой бледный.
— Боже мой! Но ведь ему необходимо солнце! Ты не можешь его заставить?
— Ты же знаешь Симора, — сказала дочь и снова скрестила ножки. — Он говорит — не хочу, чтобы всякие дураки глазели на мою татуировку.
— Но у него же нет никакой татуировки! Или он в армии себе что-нибудь наколото?
— Нет, мамочка, нет, миленькая, — сказала дочь и встала. — Знаешь что, давай я тебе позвоню завтра.
— Мюриель! Выслушай меня! Только внимательно!
— Слушаю, мамочка! — Она переступила с ноги на ногу.
— В ту же секунду, как только он скажет или сделает что-нибудь странное, — ну, ты меня понимаешь, немедленно звони! Слышишь?
— Мама, но я не боясь Симора!
— Мюриель, дай мне слово!
— Хорошо. Даю. До свидания, мамочка! Поцелуй папу. — И она повесила трубку.
— Сими Гласс, Семиглаз, — сказала Сибилла Карпентер, жившая в гостинице со своей мамой. — Где Семиглаз?
— Кисонька, перестань, ты маму замучила. Стой смирно, слышишь?
Миссис Карпентер растирала маслом от загара плечики Сибиллы, спинку и худенькие, похожие на крылышки лопатки. Сибилла, кое-как удерживаясь на огромном, туго надутом мячике, сидела лицом к океану. На ней был желтенький, как канарейка, купальник — трусики и лифчик, хотя в ближайшие девять-десять лет она еще прекрасно могла обойтись и без лифчика.
— Обыкновенный шелковый платочек, но это заметно только вблизи, — объясняла женщина, сидевшая в кресле рядом с миссис Карпентер. — Интересно, как это она умудрилась так его завязать. Прелесть что такое.
— Да, наверно, мило, — сказала миссис Карпентер. — Сибиллочка, кисонька, сиди смирно.
— А где мой Семиглаз? — спросила Сибилла.
— Миссис Карпентер вздохнула.
— Ну вот, — сказала она. Она завинтила крышку на бутылочке с маслом. — Беги теперь, киска, играй. Мамочка пойдет в отель и выпьет мартини с миссис Хаббель. А оливку принесет тебе.
Выбравшись на волю, Сибилла стремглав добежала до пляжа, потом свернула к Рыбачьему павильону. По дороге она остановилась, брыкнула ножкой мокрый, развалившийся дворец из песка и скоро очутилась далеко от курортного пляжа.
Она прошла с четверть мили и вдруг понеслась бегом, прямо к дюнам на берегу. Она добежала до места, где на спине лежал молодой человек.
— Пойдешь купаться, Сими Гласс? — спросила она.
Юноша вздрогнул, схватился рукой за отвороты купального халата. Потом перевернулся на живот, и скрученное колбасой полотенце упало с его глаз. Он прищурился на Сибиллу.
— А, привет, Сибиллочка!
— Пойдешь купаться?
— Только тебя и ждал, — сказал тот. — Какие новости?
— Чего? — спросила Сибилла.
— Новости какие? Что в программе?
— Мой папа завтра прилетит на ариплане! — сказала Сибилла, подкидывая ножкой песок.
— Только не мне в глаза, крошка! — сказал юноша, придерживая Сибиллину ножку. — Да, пора бы твоему папе приехать. Я его с часу на час жду. Да, с часу на час.
— А где та тетя? — спросила Сибилла.
— Та тетя? — Юноша стряхнул песок с негустых волос. — Трудно сказать, Сибиллочка. Она может быть в тысяче мест. Скажем, у парикмахера. Красится в рыжий цвет. Или у себя в комнате — шьет куклы для бедных деток. — Он все еще лежал ничком и теперь, сжав кулаки, поставил один кулак на другой и оперся на него подбородком. — Ты лучше спроси меня что-нибудь попроще, Сибиллочка, — сказал он. — До чего у тебя костюмчик красивый, прелесть. Больше всего на свете люблю синие купальнички.
Сибилла посмотрела на него, потом — на свой выпяченный животик.
— А он желтый, — сказала она, — он вовсе желтый.
— Правда? Ну-ка подойди!
— Сибилла сделал шажок вперед.
— Ты совершенно права. Дурак я, дурак!
— Пойдешь купаться? — спросила Сибилла.
— Надо обдумать. Имей в виду, Сибиллочка, что я серьезно обдумываю это предложение.
— Сибилла ткнула ногой надувной матрасик, который ее собеседник подложил под голову вместо подушки.
— Надуть надо, — сказала она.
— Ты права. Вот именно — надуть и даже сильнее, чем я намеревался до сих пор. — Он вынул кулаки и уперся подбородком в песок. — Сибиллочка, — сказал он, — ты очень красивая. Приятно на тебя смотреть. Расскажи мне про себя. — Он протянул руки и обхватил Сибиллины щиколотки. — Я козерог, — сказал он. — А ты кто?
— Шэрон Липшюц говорила — ты ее посади к себе на рояльную табуретку, — сказала Сибилла.
— Неужели Шэрон Липшюц так сказала?
Сибилла энергично закивала.
Он выпустил ее ножки, скрестил руки и прижался щекой к правому локтю.
— Ничего не поделаешь, — сказал он, — сама знаешь, как этот бывает, Сибиллочка. Сижу, играю. Тебя нигде нет. А Шэрон Липшюц подходит и забирается на табуретку рядом со мной. Что же — столкнуть ее, что ли?
— Столкнуть.
— Ну, нет. Нет! Я на это не способен. Но знаешь, что я сделал, угадай!
— Что?
— Я притворился, что это ты.
Сибилла сразу нагнулась и начала копать песок.
— Пойдем купаться! — сказала она.
— Так и быть, — сказал ее собеседник. — Кажется, на это я способен.
— В другой раз ты ее столкни! — сказала Сибилла.
— Кого это?
— Ах, Шэрон Липшюц! Как это ты все время про нее вспоминаешь? Мечты и сны… — Он вдруг вскочил на ноги, взглянул на океан. — Слушай, Сибиллочка, знаешь, что мы сейчас сделаем. Попробуем поймать рыбку-бананку.
— Кого?
— Рыбку-бананку, — сказал он и развязал полы халата. Он снял халат. Плечи у него были белые, узкие, плавки — ярко-синие. Он сложил халат сначала пополам, в длину, потом свернул втрое. Развернув полотенце, которым перед тем закрывал себе глаза, он разостлал его на песке и положил на него свернутый халат. Нагнувшись, он поднял надувной матрасик и засунул его под мышку. Свободной левой рукой он взял Сибиллу за руку.
Они пошли к океану.
— Ты-то уж наверняка не раз видела рыбок-бананок? — спросил он.
Сибилла покачала головой.
— Не может быть! Да где же ты живешь?
— Не знаю! — сказала Сибилла.
— Как это не знаешь? не может быть! Шэрон Липшюц и то знает, где она живет, а ей тоже всего три с половиной!
Сибилла остановилась и выдернула руку. Потом подняла ничем не приметную ракушку и стала рассматривать с подчеркнутым интересом. Потом бросила ее.
— Шошновый лес, Коннетикат, — сказала она и пошла дальше, выпятив животик.
— Шошновый лес, Коннетикат, — повторил ее спутник. — А это случайно не около Соснового леса, в Коннектикуте?
Сибилла посмотрела на него.
— Я там живу! — сказала она нетерпеливо. — Я живу, шошновый лес, Коннетикат. — Она пробежала несколько шажков, подхватила левую ступню левой же рукой и запрыгала на одной ножке.
— До чего ты все хорошо объяснила, просто прелесть, — сказал ее спутник.
Сибилла выпустила ступню.
— Ты читал «Негритенок Самбо»? — спросила она.
— Как странно, что ты меня об этом спросила, — сказал ее спутник. — Понимаешь, только вчера вечером я его дочитал. — Он нагнулся, взял ручонку Сибиллы. — Тебе понравилось? — спросил он.
— А тигры бегали вокруг дерева?
— Да-а, я даже подумал: когда же они остановятся? В жизни не видел столько тигров.
— Их всего шесть, — сказала Сибилла.
— Всего? — переспросил он. — По-твоему, это мало?
— Ты любишь воск? — спросила Сибилла.
— Что? — переспросил он.
— Ну, воск.
— Очень люблю. А ты?
Сибилла кивнула.
— Ты любишь оливки? — спросила она.
— Оливки? Ну, еще бы! Оливки с воском. Я без них ни шагу!
— Ты любишь Шэрон Липшюц? — спросила девочка.
— Да. Да, конечно, — сказал ее спутник. — И особенно я ее люблю за то, что она никогда не обижает маленьких собачек у нас в холле, в гостинице. Например, карликового бульдожку той дамы, из Канады. Ты, может быть, не поверишь, но есть такие девочки, которые любят тыкать этого бульдожку палками. А вот Шэрон — никогда. Никого она не обижает, не дразнит. За это я ее люблю.
