Но при всех возможных неточностях Ясуси Иноуэ достигает успеха в главном: созданные им образы России и русских людей достоверны и привлекательны. Книга уже делает свое доброе дело в Японии, напоминая о том, как зарождались русско-японские связи, о том, что приглашение к миру и добрососедству исходило от России. Ныне стараниями переводчика Б. Раскина труд японского писателя, который в 1976 г. был награжден у себя на родине орденом за достижения в области культуры, приходит к русским читателям. Нет сомнения, что и здесь он будет принят с заинтересованностью. И не только с заинтересованностью, но и с глубокой признательностью за те добрые слова, которые сказаны на его страницах о нашей Родине и наших соотечественниках.
Илья Фоняков
Итак, я задумал написать роман, дав ему заглавие «Сны о России», о Дайкокуя Кодаю из Исэ, который в конце эпохи Эдо[1] побывал в России и благополучно вернулся в Японию. Но прежде мне хотелось бы кратко рассказать о тех японцах, которые, потерпев кораблекрушение близ Алеутского архипелага или Камчатки, еще до Кодаю попали через Сибирь в Россию, но не смогли вновь ступить на землю Японии.
В 1695 году атаман казачьей полусотни Владимир Атласов отправился из Иркутска на Анадырь, куда он был назначен приказчиком. В те времена, чтобы добраться от Якутска — тогдашнего опорного пункта разведывания Сибири — до Анадыря, требовалось около полугода. Проследить курс Атласова без карты Сибири невозможно. Откройте ее и отыщите Анадырский залив, врезающийся в Чукотский полуостров, расположенный как раз напротив Аляски и отделенный от нее Беринговым проливом. В залив впадает река Анадырь, близ устья которой находится город Анадырь. Городок этот расположился на самой северной оконечности Азии, можно сказать, на самом ее краю, но в 1695 году, когда туда был направлен Атласов, он, должно быть, еще не был похож на город, а представлял собою небольшой поселок аборигенов, скованный льдом и снегом. За тридцать лет до открытия Берингом в 1728 году пролива, который назвали его именем, именно здесь была заложена база освоения Россией Северо-Восточной Сибири.
Весной 1697 года, спустя год с небольшим после прибытия на Анадырь, Атласов выступил в поход во главе отряда из шестидесяти служилых и охотников и шестидесяти местных жителей для «прииску новых землиц». Он двинулся на оленях на юг, где простиралась обширная, неизведанная, скованная льдом и снегом земля. Его целью был Камчатский полуостров. В то время название Камчатка уже обозначали на картах, но никому еще не было ведомо, что это за земля и какие люди ее населяют,
Атласов шел на оленях к западному берегу Камчатки, затем повернул на восток, вышел к Тихоокеанскому побережью и достиг корякского поселения в устье реки Олюторы. Здесь Атласов разделил свой отряд на две части и одной партии приказал идти вдоль восточного берега Камчатки на юг. Сам же вместе с другой партией повернул к западному берегу и тоже двинулся в южном направлении. После многочисленных испытаний, в том числе бунта проводников-аборигенов, отряд Атласова в июле достиг селения камчадалов, расположенного в нижнем течении реки Камчатки. Селения были разбросаны по обоим берегам реки, каждое из них состояло из трехсот-пятисот юрт. Помимо того, в разных местах камчадалами были воздвигнуты несколько десятков небольших острожков. Впоследствии Атласов следующим образом докладывал в Сибирском приказе в Москве:
«Камчадалы ростом невелики, с бородами средними… одежду носят соболью, лисью и оленью и пушат платье собаками.
Державства великого над собою не имеют, только кто у них в котором роду богатее, того больше и почитают. Отдельные роды ведут между собою войны. Жен имеют, кто сколько может, по одной и более (до четырех).
Огненного ружья очень боятся и русских называют огненными людьми. На бой выходят зимою на лыжах, а летом дерутся иногда голыми.
Юрты у них зимние земляные, а летние на столбах, вышиною от земли сажени по три, намощены досками и покрыты еловым корьем, а ходят в те юрты по лестницам.
Питаются камчадалы рыбою и зверем. Едят рыбу сырую; на зиму запасают ее, складывая в ямы и засыпая их землею; и та рыба изноет, и тое рыбу вынимая кладут в колоды и наливают водою, и разжегши каменья, кладут в те колоды и воду нагревают. И ту рыбу с тою водою размешивают и пьют…
Посуду деревянную и глиняные горшки камчадалы делают сами, а кроме того у них есть посуда левкашеная и олифляная, которая приходит к ним с острова, а под которым государством тот остров, того не ведают».
Упоминаемый в докладе Атласова «остров, а под которым государством тот остров, того не ведают», — это Япония, а «олифляная» посуда — очевидно, японская лаковая посуда, которая через курильских айну попадала на Камчатку.
Оставив селение камчадалов на реке Камчатке, Атласов переправился через реку Ичу и двинулся дальше на юг, пока не достиг поселения курилов. Дела здесь шли негладко, Атласову приходилось вступать в кровопролитные сражения, захватывать остроги. Курилы были не кем иным, как айну с Курильских островов.
Обследование Атласовым Камчатки продолжалось около трех лет: с 1697 по 1699 год. Благодаря этим рискованным экспедициям Атласов снискал себе немеркнущую славу первооткрывателя Камчатки и прибавил к ней славу первого составителя этнографического отчета о камчадалах. Но его заслуги не ограничиваются таким крупным деянием, как открытие Камчатки. Во время пребывания на берегу реки Ичи он узнал, что в ближайшем камчадальском селении живет иноземец, потерпевший кораблекрушение и попавший в плен к камчадалам. Когда его привели, Атласов увидел перед собой человека с внешностью, какой он до сих пор не видывал. Иноземец рассказал о себе следующее на камчадальском языке, который он выучил за время пребывания в плену:
«Родом я из города Асака. Отец занимался торговлей, звали его Дэсса. Я служил в доме сына господина Авадзи, который тоже проживал в Асака. Однажды отправился с караваном в тридцать судов в город Индо, расстоянием от Асака с семьсот верст. На корабле, на котором я плыл, было пятнадцать человек экипажу и груз риса, рисовой водки, ткани, сахара и других товаров. В море флотилию разнесло бурей, наш корабль погнало на восток и носило ветром двадцать восемь недель. Чтобы не погибнуть, пришлось срубить мачту вместе с парусами, причем потонуло два человека. Прибило нас к камчатскому берегу, где жили курилы. На нас напал отряд человек двести курилов, и нам с трудом удалось избежать смерти ценой раздачи всех наших товаров. Двое наших, которые ослепли во время бури, были убиты, остальных курилы оставили у себя и только меня почему-то привели в камчадальский поселок. И вот прошел уже целый год, как я нахожусь в плену у камчадалов».
Об этом инородце Атласов докладывал Сибирскому приказу:
«Полоненик, которого на бусе морем принесло… подобием кабы гречанин: сухощав, ус невелик, волосом черн. Увидев у русских образ божий, зело плакал и говорил, что у них такие образы есть тоже. Себя он называл индейцем, а про свою страну рассказывал, что в их земле палаты ценинные, а у царя де индейского палаты серебряны и вызолочены».
В июле 1699 года Атласов возвратился в Анадырь, прихватив с собой иноземца. Затем вместе с ним отправился в Якутск, но, поскольку у последнего, несмотря на меховые унты, на шестой день распухли и стали сильно болеть ноги, Атласов приказал вернуть его в Анадырь и привезти в Якутск после того, как выздоровеет.
Спустя несколько месяцев иноземец был препровожден в Якутск, где при допросе впервые стало ясно, что он японец, зовут его Дэнбэй, что город Асака — это Осака, а Индо — Эдо.
Дэнбэй подробно ответил на вопросы чиновника о Японии, о своем плавании, о Камчатке, куда он прибыл после кораблекрушения. Его рассказ перевели на русский язык и в январе 1702 года представили Сибирскому приказу в Москве под названием «Скаски Дэнбэя». Под сообщением Дэнбэй поставил свое имя, написав его азбукой хирагана.[2] Из письменных документов, касающихся Дэнбэя, сохранились также те части докладов Атласова в Якутской приказной избе в июне 1700 года и в Сибирском приказе в Москве в феврале 1701 года, в которых он рассказывает о Дэнбэе. В одном из них изложено то, что поведал сам Дэнбэй, в другом — записаны доклады в Якутске и в Москве, которые сделал человек, доставивший Дэнбэя с Камчатки в Россию.
Все записи о Дэнбэе благополучно пролежали в государственных сейфах около двухсот лет и были официально опубликованы не в столь далеком прошлом. В октябре 1891 года историк Н. Оглоблин напечатал статью под названием «Первый японец в России 1701–1705 гг.», в которой цитировал указанные выше старые записи. Так свет узнал имя Дэнбэя. Эти же записи цитирует и упоминает о Дэнбэе Л. С. Берг в работе «Открытие Камчатки и экспедиции Беринга», опубликованной в 1924 году.
