Кроме платы за свои личные апартаменты я оплачивала уборщицу и садовника, который выполнял работы, требовавшие больших усилий. До настоящего времени Аннелиза готовила часто и вкусно. Когда наступала моя очередь, я лезла в морозильник, вытаскивала первый попавшийся под руку полуфабрикат и загружала в микроволновку. Однажды я заказала пиццу с доставкой, однако Аннелиза сочла эту выходку непристойной. В остальном нашу жизнь вполне можно было назвать райской. Мой сын Кристиан живет в Берлине. Во времена, когда я обитала в Висбадене, он частенько заруливал ко мне, когда выезжал в командировки, — от франкфуртского аэропорта до меня было рукой подать. Теперь ему стало сложнее. Тем не менее в последний раз Кристиан нашел время выбраться к нам в Шветцинген.
— Хотел взглянуть, какое ты тут свила гнездышко, а заодно проверить, как вы друг с другом ладите, — шутливо произнес он. Однако внимательно осмотрел все помещения от мансарды до подвала.
— Может, вам следует… — начал Кристиан нерешительно и закашлялся, чтобы выиграть время и найти более дипломатичную форму. — Все выглядело бы еще симпатичнее, уютнее и практичнее, если часть старой мебели выбросить на помойку. — Он замолчал, увидев наши испуганные лица. — Без обид, я не хотел вас задеть. Но у вас тут не пошевелиться. Все углы забиты!
Сын, конечно, прав. Но что поделаешь, если мы обе тяжело расстаемся с вещами? У каждой из нас свои привычные вещи, мы срослись с ними за долгие годы, и со временем их накопилось так много, что каждой хватит на целую семью. В моем случае и того хуже: благодаря наследству, у меня все вещи в двух экземплярах, поэтому пришлось бы так или иначе распрощаться с очень многими любимыми предметами. Например, накануне переезда я оставила кухню семье беженцев, с собой взяла только микроволновку. Казалось бы, пустяк, однако Аннелиза отнеслась к ней как к инородному телу. Да, и сама пожалела, что не взяла с собой кухонную плиту со стеклокерамическим покрытием, которая была современнее, чем плита моей подруги.
Кристиан не согласился остаться у нас на ночь — фирма оплачивала ему гостиницу. У меня зародилось подозрение, что он потихоньку изменял жене. Впрочем, какое мне до этого дело?
После уговоров Кристиан задержался еще на бокальчик вина и с удивлением наблюдал, как Аннелиза на глазах превращалась в раскованное веселое существо. Я уже не первый год отмечаю, что стоит мужчине переступить порог, как у нее меняется голос. Ее веселость заразила и меня, так что под конец мы вместе с ней стали хором петь популярные песни нашей молодости.
Кристиан веселился от души. Он не знал ни «Рыбачки Боденского озера», ни «Синяя ночь над гаванью», ни «Гитара и море», ни «В день, когда шел дождь». Единственная, показавшаяся ему немного знакомой, была «Захвати с собой плавки».
— А «Битлз»? Они вам нравились?
— Они прогремели спустя десять лет, нас они уже не зацепили, — ответила я за двоих, — в шестидесятые годы у нас родились дети, и было не до того. Мы пропустили столько интересного.
Но Аннелиза нанесла мне удар в спину:
— Я услышала «Битлз», когда они были еще мало известны, и сразу поняла, что это потрясающая группа.
К сожалению, ей все еще было невдомек, какую тоску наводят на следующее поколение рассказы родителей о трудностях и лишениях. С чего вдруг Аннелиза стала доставать моего сына воспоминаниями о том, как мы каждый день были вынуждены стирать пеленки и развешивать их по всему дому и как хорошо сегодня, когда есть памперсы, стиральные машины и сушилки?
Когда дело дошло до перечисления иных, ушедших в забвение видов домашних работ, Кристиан засобирался в дорогу. У меня не осталось даже минуточки, чтобы пообщаться с ним наедине. Но ничего, можно поговорить по телефону. И еще я совсем забыла попросить его починить ночной светильник.
Сегодня я позвонила Кристиану, но застала только невестку:
— Я хотела узнать, как у вас дела, и нормально ли доехал мой сынок.
— А я-то полагала, что мой любимый мальчик еще гостит у мамочки, — заявила невестка.
Неловко вышло. Дома Кристиан наврал, использовав свой визит ко мне как алиби. В общем, я быстренько свернула на другую тему, спросила про детей и попрощалась. Затем сразу же набрала номер мобильного сына, чтобы предупредить. Надеюсь, он не наделает глупостей, как в свое время его отец.
Кристиана моя весть нисколько не смутила. Да, поначалу он собирался провести со мной пару дней, но фирма внезапно изменила его график. Затем он добавил:
— У вас на Штерналлее довольно уютный домик, а твоя Аннелиза прирожденный массовик-затейник.
— Она не привыкла выпивать больше одного бокала, — объяснила я. — А тебе не показалось, что ей пора сесть на диету?
— Если честно, я на это не особенно обращал внимание. Она относится к тем жизнерадостных толстушкам, которым это даже к лицу. Ее компания тебе определенно на пользу.
Что значит — мне на пользу? На что он намекает? То ли на мою психическую подавленность, то ли на бросающуюся в глаза худобу? На этом мы расстались, и я надеюсь, что сын правильно понял мой сигнал и немедленно позвонит жене.
Моросил мелкий дождик, и мы с Аннелизой в виде исключения завтракали на кухне. Она принарядилась. Впервые я увидела у нее на руке, кроме обручального кольца, небольшой синий сапфир. Надо бы все-таки подсказать, что когда постоянно возишься в огороде, копаешь и пропалываешь, то за ногтями следует лучше ухаживать. Но больше всего меня восхищала брошь, красовавшаяся у подруги между грудями. Для работы в саду Аннелиза благоразумно не надевает украшения и облачается в старое тряпье. Но к сегодняшнему воскресенью приоделась и разукрасилась или по крайней мере постаралась. Дело в том, что Аннелиза пообещала — исключительно из уважения к моей персоне — сопровождать меня в ежедневных прогулках по замковому парку. Впрочем, если дождь не прекратится, у нее будет хороший повод, чтобы увильнуть.
Теперь она со скрытым наслаждением играла брошью — к слову, невыгодно смотревшейся на фоне блузы в цветочек, — чтобы продемонстрировать прелесть этого украшения. К броши и к блузке приклеились кусочки мармелада. Аннелиза берегла салфетки, и у нее во время еды на выпирающей, словно балкон, груди всегда оставались пятна.
В течение многих лет я профессионально занималась скупкой у наследников антикварных предметов, оценкой старинных вещей и предложением их узкому кругу избранных клиентов. Моей специализацией являлись античные украшения, и в этой области я профессионал. Бабушка Аннелизы получила эту брошь в качестве свадебного подарка. Вероятно, она была сделана на рубеже XIX–XX веков. Камея на раковине с профилем римского воина в обрамлении голубой эмали со вставленными крошечными жемчужинками.
— Декоративная штучка, — похвалила я, — смотри, не потеряй.
— За сколько сегодня ее можно продать? — поинтересовалась подруга, и в ее глазах загорелись алчные искорки, знакомые мне по моим клиентам.
— Оправа на обратной стороне немного помята, — сказала я, — и содержание золота небольшое, что сказывается на стоимости. Если хочешь продать брошь из рук в руки, то можешь просить примерно пятьсот евро. В серьезном магазине нечто подобное будет стоить, разумеется, дороже, ведь им тоже надо что-то на ней заработать.
На ее лице отразилось легкое разочарование. Аннелиза рассчитывала на более крупную сумму, но старинные украшения больше не в моде, и у молодых женщин не пользуются спросом.
Я поспешила утешить:
— С фамильными украшениями расстаются те, кто не почитает предков, либо кто голодает.
— Надо знать цену, чтобы при разделении наследства не обидеть никого из детей, — произнесла в оправдание Аннелиза.
От этих забот я избавлена, ведь у меня только Кристиан — единственный, кто претендует на то, что мне дорого.
И я терпеливо стала объяснять ей, что подобную брошь надо носить на лацкане черной кофты или жакета, где она будет смотреться наиболее выигрышно. Свои цветочные клумбы Аннелиза оформляла безупречно, с уверенностью лунатика, но когда принималась за себя, то вкус ей отказывал начисто. Похоже, она и сама это подметила. Вот и сейчас немного застенчиво призналась:
— Еще в школьные годы я восхищалась тобой, потому что ты всегда красиво одевалась. А ведь семейный бюджет у твоей мамы был не больше, чем у моей. А после того как ты неплохо заработала на старость, стала одеваться еще элегантнее. Даже можешь себе позволить носить все, что захочешь, — на твоей фигуре все смотрится изящнее, чем на моей.
— Ты от природы более статная, чем я, — заверила я, хотя мы обе знали, что это неправда: каждый день Аннелиза уплетала по плитке шоколада.
Вместе мы частенько вспоминали прошлые времена: на балу, которым заканчивались уроки танцев, мой наряд действительно выделялся самым изысканным вкусом, это подтверждают фотографии. Другие девочки упакованы, как в футляры, в платья с оборочками из сиреневой, бирюзовой и ярко-розовой тафты. На черно-белой фотокарточке этого не разобрать, но Аннелиза была в платье небесно-голубого цвета в зеленый горошек, в нем она немного смахивала на женщину-клоуна. Мама сшила мне длинную юбку из парашютного шелка, она мягко и свободно ниспадала на мои балетки. Я единственная, вставившая розу в свои черные волосы. Я выглядела такой чудесной и неживой, совсем как снегурочка.
