– О-о-о-ой, ой, ой, ой! – говорил он, встречая облегчение. – Слава богу! Ё-мое!......... Да, девчонки, – сказал он, выходя из туалета в прихожую, – чуть было не вспомнил детство. Таня, только не надо сцен! – сказал он, увидев напряженное лицо жены. – Я сразу говорил, что буду выпивать. У нас что с этим проблемы что ли?! Так что не надо на меня так смотреть. – Он действительно удивился, жена никогда не ругала его за санкционированные и объявленные возлияния.
– Граф умер, – холодно и даже обличительно сказала Варя, с вызовом развернулась и ушла.
Андрей замер на полушаге, два раза моргнул.
– Как умер? – спросил он и увидел, что у Татьяны лицо на самом деле опухшее от слез и в глазах стоят слезы. – Когда?
На эти вопросы она не ответила.
– Где он? – еще спросил Андрей.
Татьяна неопределенно махнула рукой в сторону гостиной, или, как они обычно говорили, зала.
– Машу я увела к соседям. Не знаю, что делать. Я к нему не могу подходить… Закрыла его покрывалом… – она говорила голосом, в котором не было воздуха, и как только сказала, заплакала. – Андрюша… парень наш умер! Так тихо умер!
Приятное опьянение сразу превратилось просто в неуместную неверность движений и вялость губ. Андрей разулся, поставил рядом с ботинками на пол бутылку пива, которая торчала из куртки, и шагнул в комнату, куда показывала жена.
Там на полу, между диваном и телевизором, лежало старое-старое покрывало, которое было покрывалом лет пятнадцать назад, а потом превратилось в подстилку для пикников и местного речного пляжа. Под покрывалом лежало невидимое Андрею тело его собаки.
Он подошел к нему и присел на корточки. Татьяна зашла следом и плача говорила довольно быстро.
– Он поел еще днем, повеселел. Потом лежал спал. Я в спальне Маше читала, Варя у себя… И вдруг слышу… Выхожу сюда, а он уже лежит здесь… приполз… Я как только его увидела, он на бок завалился, лапы у него вытянулись и он выдохнул… Так долго-долго выдохнул… Шумно выдохнул – и все! И все!!! Он ко мне, Андрюша, полз, – она зарыдала, Андрей встал и обнял ее. Она какое-то время не могла справиться с рыданиями.
– Я не знаю, что делать. Машу увела к соседям. Она его еще не видела, она еще не знает. А он лежит здесь… Я не могу! Андрюша, унеси его, пожалуйста, унеси! Я себе не прощу! Погубили парня, сами погубили, – она разрыдалась, отстранилась, ушла в ванную и там открыла воду.
Андрей снова присел, поднял покрывало и отложил в сторону. Граф показался ему каким-то маленьким. Он и так был не очень крупный, меньше нормы, а тут… Он лежал на боку, лапы вытянулись, из приоткрытой пасти вывалился язык, и на пол натекло. Глаза собаки были приоткрыты и не блестели. Андрей заплакал на выдохе.
– Прости, прости, – плакал он.
Не верилось совершенно. Не верилось!
А еще надо было что-то делать. Немедленно! Он погладил собаку по груди, Граф еще не остыл. Тогда Андрей снова накрыл его и пошел на кухню. Татьяна была уже там. Они немного поговорили. Андрей благодарил бога, что жена его не упрекает, потому что сам он казнил себя страшно.
Потом он звонил Боре. А кому можно было еще позвонить? Опытный в разных делах и незаменимый Боря в этот раз был пьян, приехать не мог и не представлял, что нужно в этой ситуации делать. Никто ничего не мог подсказать. Андрей даже позвонил тем людям, у которых когда-то купили Графа. Они жили за городом, услышав о случившемся, они сердечно посочувствовали и сказали, что двух своих прошлых собак похоронили прямо на своем участке под березкой. Все предлагали подождать до утра и как-то помочь. Но Татьяна умоляла унести Графа. Она именно что умоляла.
Андрей растерялся. Сам Андрей за руль сеть не мог, чтобы куда-то отъехать, друзья, которых он обзвонил, все либо были на дачах, либо тоже кто много, а кто немного выпили по случаю субботы и вообще. А Татьяна не требовала, она умоляла. Она говорила, что надо привести Машу домой от соседей, но она пока ничего не может ей сказать и объяснить. И еще она не хотела, чтобы Маша видела мертвого Графа. Машу надо было забирать как можно скорее. Потому что соседи были недовольны.
В том, как вели себя соседи, через сочувствие сквозило… мол, чего так убиваться-то, ну, умерла собачка, ну жалко, а тут люди каждый день мрут и гибнут, людей, мол, надо пожалеть, а они из-за собаки такое горе устроили. В общем, в таком духе.
А Андрей не мог ничего придумать.
Варя поплакала в своей комнате, потом вышла с заплаканными глазами, всем своим видом она обвинила родителей, а особенно Андрея, во всем. Потом она тихо и искренне посидела на диване рядом с Графом, не снимая покрывало, погладила его и молча ушла к себе с удивительным и каким-то хорошим лицом. Андрей ничего не придумал. Он сходил к соседу, разбудил его и взял у него небольшую военную лопату в чехле. Опьянение перешло в сильную головную боль и усталость. Татьяна тем временем собрала все Графовы вещи в небольшую кучу. Она сидела в прихожей на маленькой табуретке, смотрела на то, что собрала, и было видно, что взгляд ее расфокусировался и плакать она больше не будет.
Перед ней лежали Графов тюфячок – его постель, – две миски, Татьяна зачем-то их помыла, ошейник, два поводка, намордник, несколько игрушек и синий с красным резиновый мяч. Андрей посмотрел на это и подумал, что собачья шерсть еще долго будет попадаться им на глаза дома, в машине, на одежде… везде.
Потом он пошел к собаке. Ругая себя за брезгливость и отвращение к мертвому своему псу, он переложил окоченевшее уже тело на то самое покрывало, которым тело было укрыто. Он подтер пол и выбросил тряпку в мусор. Прежде чем завернуть собаку, Андрей подумал и положил рядом с Графом его ошейник, неновый потертый поводок, хотел положить намордник, но вспомнил, что Граф его не любил и всегда крутил головой, чтобы его не надевали. Он не стал его класть, а положил еще любимую Графову игрушку, резинового зайца с изжеванными ушами. Этого зайца Андрей купил задорого в специальном собачьем магазине в Германии, когда ездил туда на выставку страховых технологий и услуг.
Когда он укладывал все это, ему даже подумалось, что так укладывали в могилы древним людям все, что им было необходимо и дорого. Потом он завернул пса и его вещи в одеяло и завязал сверток бельевой веревкой.
Татьяна тем временем сходила выбросить остальные вещи.
– Не смогла в мусорный бак бросить, положила рядом с мусоркой. Все новое почти. Он такой аккуратный был, – сказала она, вернувшись, вздрогнула, увидев сверток, лицо ее снова сморщилось от плача без слез. – Вот пожил с нами паренек, порадовал нас, и все. А мы не уберегли, – она нагнулась, прикоснулась к свертку, но тут же махнула рукой и выпрямилась. – Куда ты его?
– Не знаю. Похороню где-нибудь. Придумаю. Не волнуйся.
– Только мне потом не говори где, – сказала она, держа руки у лица. – Пойду за Машей и ляжем спать. Андрюш, ты не заставляй меня волноваться, пожалуйста.
– Давай, милая, я скоро, – Андрей говорил это уже на пороге, обутый, держа сверток в руках. – Лопату мне подай, пожалуйста.
В лифте он увидел следы когтей своей собаки, которую держал теперь не на поводке, а в руках. Граф всегда от нетерпения вставал на задние лапы и скреб дверь лифта, причем всегда начинал делать это, когда проезжали второй этаж. Чувствовал и знал. Андрей подумал, что еще многое и многое будет ему напоминать о его собаке. И еще он успел подумать, что уже точно нужно немедленно сделать дома ремонт, который давно назрел. Поклеить новые обои и поменять кое-какую мебель. Диван-то уж обязательно. Неприлично жить с таким диваном. А Граф в их отсутствие на него забирался и даже не раз прятал, как ему казалось, в нем свою кость. Андрей вышел во двор и растерялся. Двор девятиэтажного дома, в котором они жили уже больше десяти лет, был полностью, что называется, благоустроен. Стоянка с машинами, в том числе и с Андреевой машиной, детская площадка, две убогие клумбы с уже поникшими цветами, на это нечего было даже смотреть.
Он задумался. Двор как двор. Соседние дворы были, по сути, такие же. Он понял, что плохо знает подробности своего района. С Графом он ходил до детского сада и до стадиона, где была собачья площадка. И еще он знал, как пройти к магазину – и все. Да, и, конечно, школа. Варина школа была рядом, а школа, где он сам учился, находилась чуть дальше. Он прожил в этом районе почти всю жизнь, но новых подробностей не знал. И даже не знал, как пройти дворами до своей бывшей школы. Он постоял немного, перехватил становящийся тяжелым сверток поудобнее, лопату пристроил под мышку, и пошел в сторону школьного двора. Дорога была освещена пятнами фонарей, люди попадались редко. Два одиноких мужика встретились один за другим, да группа молодых ссутулившихся парней, шла молча и помигивала огнями сигарет. Таких парней он с детства опасался, и эта опаска не прошла до сих пор. Парни прошли мимо молча, видно, где-то они на сегодня свое отшумели. Но Андрей посторонился, потому что те сторониться даже не собирались.
